Сталин (Том 1) - Лев Троцкий

Не поднявшись до восстания, июльское движение переросло рамки демонстрации. Были провокационные выстрелы из окон и с крыш, были вооруженные столкновения, без плана и ясной цели, но со многими убитыми и ранеными, был эпизодический полузахват Петропавловской крепости кронштадтскими моряками, была осада Таврического дворца. Большевики оказались полными господами в столице, но сознательно отклонили переворот как авантюру. "Взять власть 3 и 4 июля мы могли, -- говорил Сталин на Петроградской конференции. -- Но на нас поднялись бы фронт, провинция. Советы. Власть, не опирающаяся на провинцию, оказалась бы без рук и без ног". Лишенное непосредственной цели, движение стало откатываться. Рабочие возвращались на свои заводы, солдаты -- в казармы.

Оставался вопрос о Петропавловке, где все еще сидели кронштадтцы. "ЦК делегировал меня в Петропавловскую крепость, -- рассказывал Сталин, -- где удалось уговорить присутствующих матросов не принимать боя... В качестве представителя ЦИК, я еду с (меньшевиком) Богдановым к (командующему войсками) Козьмину. У него все готово к бою... Мы уговариваем его не применять вооруженной силы.. Для меня очевидно.

что правое крыло хотело крови, чтобы дать "урок" рабочим, солдатам и матросам. Мы помешали им выполнить свое желание". Успешное выполнение Сталиным столь деликатной миссии оказалось возможным только благодаря тому, что он не был одиозной фигурой в глазах соглашателей: их ненависть направлялась против других лиц. К тому же он умел, несомненно как никто, взять в этих переговорах тон трезвого и умеренного большевика, избегающего эксцессов-и склонного к соглашениям. О своих советах матросам насчет "карандашей" он, во всяком случае, не упоминал.

Вопреки очевидности, соглашатели объявили июльскую манифестацию вооруженным восстанием и обвинили большевиков в заговоре. Когда движение уже закончилось, с фронта прибыли реакционные войска. В печати появилось сообщение, ссылавшееся на "документы" министра юстиции Переверзева, что Ленин и его соратники являются попросту агентами германского штаба. Настали дни клеветы, травли и смуты. "Правда" подверглась разгрому. Власти издали распоряжение об аресте Ленина, Зиновьева и других виновников "восстания". Буржуазная и соглашательская пресса грозно требовала, чтобы виновные отдали себя в руки правосудия.

В ЦК большевиков шли совещания: явиться ли Ленину к властям, чтоб дать гласный бой клевете, или'скрыться. Не было недостатка в колебаниях, неизбежных при столь резком переломе обстановки. Спорный вопрос состоял в том, дойдет ли дело до открытого судебного разбирательства? В советской литературе немалое место занимает вопрос о том, кто "спас" тогда Ленина и кто хотел "погубить" его. Демьян Бедный рассказывал некогда, как он примчался к Ленину в автомобиле и уговаривал его не подражать Христу, который "сам себе в руки врагов предаде". Бонч-Бруевич, бывший управляющий делами Совнаркома, начисто опроверг своего друга, рассказав в печати, что Д. Бедный провел критические часы у него на даче в Финляндии. Многозначительный намек на то, что честь переубеждения Ленина "выпала на долю других товарищей", ясно показывал, что Бончу пришлось огорчить близкого друга, чтобы доставить удовольствие кому-то более влиятельному. В своих "Воспоминаниях" Крупская рассказывает: "7-го мы были у Ильича

на квартире Аллилуевых вместе с Марией Ильиничной (сестрой Ленина). Это был как раз у Ильича момент колебаний. Он приводил доводы за необходимость явиться на суд. Мария Ильинична горячо возражала ему. "Мы с Григорием (Зиновьевым) решили явиться, пойди, скажи об этом Каменеву", --сказал мне Ильич. Я заторопилась. "Давай попрощаемся, -- остановил меня Владимир Ильич, -- может, не увидимся уже". Мы обнялись. Я пошла к Каменеву и передала ему поручение Владимира Ильича. Вечером Сталин и другие убедили Ильича на суд не являться и тем спасли его жизнь".

Подробнее о тех горячечных часах рассказал до Крупской Орджоникидзе. "Началась бешеная травля наших вождей... Некоторые наши товарищи ставят вопрос о том, что Ленину нельзя скрываться, он должен явиться... Так рассуждали многие видные большевики. Встречаемся со Сталиным в Таврическом дворце. Идем вместе к Ленину..." Прежде всего бросается в глаза, что в те часы, когда шла "бешеная травля нашей партии и наших вождей", Орджоникидзе и Сталин спокойно встречаются в Таврическом дворце, штабе врага, и безнаказно покидают его. На квартире Аллилуева возобновляется все тот же спор: сдаться или скрыться? Ленин полагал, что никакого гласного суда не будет. Категоричнее всех против сдачи высказался Сталин: "Юнкера до тюрьмы не довезут, убьют по дороге".

В это время появляется Стасова и сообщает о вновь пущенном слухе, будто Ленин по документам департамента полиции провокатор. "Эти слова произвели на Ильича невероятно сильное впечатление. Нервная дрожь перекосила его лицо, и он со всей решительностью заявил, что надо ему сесть в тюрьму".

Орджоникидзе и Ногина посылают в Таврический дворец добиться от правящих партий гарантий, "что Ильич не будет растерзан юнкерами". Но перепуганные меньшевики искали гарантий для самих себя. В свою очередь, Сталин докладывал на Петроградской конференции: "Я лично ставил вопрос о явке перед Л ибером и Анисимовым (меньшевики, члены ЦИК), и они мне ответили, что никаких гарантий они дать не могут". После этой разведки в неприятельском лагере решено было, что Ленин уедет из Петрограда и скроется в глубоком подполье. "Сталин взялся организовать отъезд Ленина".

Насколько правы были противники сдачи Ленина властям, обнаружилось впоследствии из рассказа командующего войсками, генерала Половцева. "Офицер, отправляющийся в Терриоки (Финляндия) с надеждой поймать Ленина, меня спрашивает, желаю я получить этого господина в целом виде или в разобранном... Отвечаю с улыбкой, что арестованные делают очень часто попытку к побегу". Для организаторов судебного подлога дело шло не о "правосудии", а о захвате и убийстве Ленина, как это было сделано два года спустя в Германии с Карлом Либкнех-том и Розой Люксембург.

Мысль о неизбежности кровавой расправы сидела в голове Сталина прочнее, чем у других: такая развязка вполне отвечала складу его собственной натуры. К тому же он мало склонен был беспокоиться о том, что скажет "общественное мнение". Другие, в том числе Ленин и Зиновьев, колебались. Ногин и Луначарский в течение дня из сторонников сдачи стали ее противниками. Сталин держался наиболее твердо, и оказался прав.

Посмотрим теперь, что сделала из этого драматического эпизода новейшая советская историография. "Меньшевики, эсеры и Троцкий, ставший впоследствии фашистским бандитом, -- пишет официальное издание 1938 г., -- требовали добровольной явки Ленина на суд. За явку Ленина в суд стояли ныне разоблаченные как враги народа фашистские наймиты Каменев и Рыков. Им дал резкий отпор Сталин" и т.д.

На самом деле , я лично в совещаниях вообще не участвовал, так как вынужден был сам в те часы скрываться. 10 июля я обратился к правительству меньшевиков и эсеров с письменным заявлением о полной солидарности с Лениным, Зиновьевым и Каменевым и был 22 июля арестован. В письме к Петроградской конференции Ленин счел нужным особо отметить, что Троцкий в "тяжелые июльские дни оказался на высоте задачи". Сталина не арестовали и даже формально не привлекли к делу по той причине, что политически он ни для властей, ни для общественного мнения не существовал. В бешеной травле против Ленина, Зиновьева, Каменева, Троцкого и других Сталин едва ли вообще назывался в печати, хотя он был редактором "Правды" и подписывал статьи своим именем. Никто не замечал этих статей и не интересовался их автором.

Ленин скрывался сперва на квартире Аллилуева, затем переехал в Сестрорецк к рабочему Емельянову, которому безуслов

но доверял и о котором, не называя его, упоминает с уважением в одной из своих статей. "Во время отъезда Владимира Ильича в Сестрорецк -- это было вечером 11 июля -- мы с товарищем Сталиным, -- рассказывает Аллилуев, --провожали Ильича на Се-строрецкий вокзал. За время пребывания в шалаше на Разливе, а затем в Финляндии, Владимир Ильич время от времени через меня посылал записки Сталину; записки приносились мне на квартиру, и так как на записки нужно было своевременно отвечать, то Сталин в августе месяце перебрался ко мне... и поселился в той же комнате, где скрывался Владимир Ильич в июльские дни". Здесь он, видимо, познакомился со своей будущей женой, дочерью Аллилуева Надеждой, тогда еще подростком.

Другой из кадровых рабочих, Рахиа, обрусевший финн, рассказывал в печати, как Ленин поручил ему однажды "привести Сталина на следующий день вечером. Сталина я должен был найти в редакции "Правды". Они разговаривали очень долго, В. И. подробно обо всем расспрашивал". Сталин был в этот период, наряду с Крупской, важным связующим звеном между ЦК и Лениным, который питал к нему, несомненно, полное доверие, как к осторожному конспиратору. К тому же все обстоятельства естественно выдвигали Сталина на эту роль: Зиновьев скрывался, Каменев и Троцкий сидели в тюрьме, Свердлов стоял в центре организационной работы, Сталин был более свободен и менее на виду у полиции.