Я — матрос «Гангута»! - Дмитрий Иванович Иванов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я с гневом рассказывал работникам склада об этих позорных явлениях. Страна напрягает неимоверные усилия, чтобы удовлетворить все запросы защитников Родины, а прохиндеи, пытаются воровать, спекулировать продуктами. Чем они лучше фашистов?!
В отдельном погребе под охраной находились мины. Это на случай отступления, чтобы в критическую минуту взорвать склад, не оставить его врагу. Когда об этом заходила речь, мы с Ятагиным сходились на одном: сделаем прежде все возможное и невозможное, чтобы спасти, вывезти продукты, и только при безвыходном положении взорвать.
К великому счастью, прибегать к этому не пришлось. Пришел черед и нам идти в наступление. Еще в январе 1943 года войска двух фронтов — Ленинградского и Волховского при содействии Краснознаменного Балтийского флота прорвали блокаду Ленинграда. Теперь же, встретив новый, 1944 год, войска опять продвигались вперед. 20 января они освободили Новгород, а 27 января полностью сняли блокаду города Ленина. Небывалый подъем духа взметнулся в наших лесных краях. Нам, работникам тыловых органов, прибавилось хлопот. Надо было подтягиваться вслед за наступающими войсками. Едва мы располагались в одном пункте, как перебирались в другой. Словом, грузили и разгружали. Больно было глядеть на наших девушек-грузчиц, таскавших на своих хрупких плечах тяжелые мешки и ящики.
Лучше всякого отдыха действовали на девушек и женщин сообщения Совинформбюро об освобождении городов и населенных пунктов. Многие из них были ленинградками. С какой радостью встретили они слова о том, что и наш фронт будет отправлять продовольствие в изголодавшийся город. Все готовы были сутками работать на погрузке. К весне мы отправили в Ленинград немалое количество семенного картофеля.
Войска шли дальше. Наш фронт стал 3-м Прибалтийским. Складу все тяжелее становилось поспевать. Отставали и тыловые части армий и дивизий. В связи с этим Военный совет фронта выпустил листовку, экземпляр которой сохранился у меня. Воспроизвожу то, что непосредственно относилось к нам:
«Ко всем красноармейцам, сержантам, офицерам тыловых частей и учреждений 3-го Прибалтийского фронта.
Наша задача — быстрее выйти к берегам Балтийского моря, не дать уйти из Советской Прибалтики раненому фашистскому зверю, добить его на суше, а остатки утонить в море…
Успех наступления во многом зависит от вас — от личного состава частей, обеспечивающих бой.
…Бойцы и начальствующий состав складов! Не допускайте задержек в отгрузке частям боеприпасов, снаряжения, продовольствия. Не допускайте простоев вагонов, автомашин и подвод. Обеспечьте быстрое передвижение складов вперед — за наступающими войсками.»
Итак, темпы продвижения войск неизмеримо повысили требования к погрузочно-разгрузочным работам. Между тем женщины выбивались из сил. Как быть? В тот же день я сходил в политотдел, доложил о трудностях, и вот командование направило к нам в качестве грузчиков пленных немцев. Мы смогли тем самым освободить от тяжелого труда женщин. Где вы теперь, славные труженицы фронта? На всю жизнь запомнил вашу стойкость, она восхищала не меньше, чем мужество, проявленное в открытом бою.
Несколько сот немцев помогли ускорить работу. Трудились они честно и, надо сказать, напряженно. Были покладисты. Для их охраны выставлялось лишь два красноармейца с автоматами.
В ожидании очередного эшелона я как-то завел пленных в пустовавший зал вокзала. Решил провести политбеседу с помощью переводчика. Сказал, как русские солдаты братались с немецкими на фронте в 1917 году.
— Нет ли из вас тех, кто воевал еще тогда?
Получил ответ: «Найн». Оказывается, они ничего не слыхали о нашей революции. На вопрос, почему раньше не сдавались, отвечали вразброд, хотя склонялись к одному: порядок в армии строгий, нарушить его невозможно. И потом им все время говорили, что Красная Армия расстреливает пленных. Боялись. А теперь убедились, что их обманывали.
Я сказал, что, будь другая армия, за одно только горе, принесенное Ленинграду, пленные отплатили бы смертью. Но Красная Армия воспитана в духе интернационализма, уважения к трудящимся любой национальности.
Неоднократные беседы расположили немцев к откровенности. Из их рассказов я понял, что все они с юношеских лет прошли антисоветскую школу. Фашистская пропаганда восхваляла поход «Нах остен», всячески порочила Страну Советов. Солдаты лихо распевали «Зовет нас фюрер на войну!» и подразумевали СССР.
Эти пленные были теперь довольны судьбой и с упорством трудились на погрузке. Характерно, что продвижение на запад их не огорчало, а радовало. Оживленно разговаривали о доме. Неважно, что возвращаются на родину не победителями, а под конвоем. Все-таки живы остались.
Войска героически ломали оборонительные рубежи в Прибалтике, безостановочно шли вперед. Освободили Вильнюс и Таллин. И наш склад не отставал, снабжая воинов продовольствием. Своевременно перебазировался он и в освобожденную столицу Советской Латвии. Вышел я было в город взглянуть на Рижский залив, вспомнить далекое прошлое, а за мной бежит красноармеец со склада: «Вас вызывают в Политуправление фронта». Выходит, теперь не до воспоминаний.
Движение войск на запад продолжалось. Надо было и дальше не отставать от них.
Каравай Победы
На заключительном этапе войны мне довелось послужить еще на одном участке тыловой службы — на полевом автохлебозаводе (ПАХ-11). О его существовании я знал на Волховском фронте. Наш госпиталь получал на этом заводе хлеб. Я тогда не интересовался, кто и как его выпекает. Хлебопеки — малозаметные люди, не то что, скажем, машинисты и комбайнеры или разведчики, танкисты и автоматчики.
Но уже первое знакомство с заводом изумило меня. Весь 1-й Прибалтийский фронт, куда его передали, он снабжал хлебом. Каждые сутки выпекал по 50 тонн. И это не в стационарной пекарне, а в полевых условиях. Если склады перебазировать нелегко, то ПАХ еще сложнее.
Я прибыл на завод ранним утром 1 января, намереваясь прежде всего поздравить личный состав с Новым, 1945 годом, который по всем признакам должен принести нам победу. Но собрать людей не пришлось. В широком, очень длинном сарае люди копошились, как муравьи. Кто тащил кирпичи, кто укладывал их, кто нес глину и песок, кто ведра с водой. Начальника завода капитана Н. И. Бадягина на месте не оказалось (он был вызван начальником тыла фронта), руководил работами помпотех капитан Д. Д. Голиков, худощавый, с уставшим лицом.
— Спешим выложить печи, — пояснил он и улыбнулся: — Новогодний каравай испечем — на весь фронт хватит!
Оказывается, пять печей уже выложили, в четырех посажены буханки, одна печь подсыхает, а эта, шестая, выкладывается. Вскоре в сарае запахло соблазнительным ароматом хлеба.
— Наверно, в обороне было полегче управляться? — спросил я у помпотеха.
— Не сказал бы, — ответил он.
Голиков поведал, что на Волхове завод располагался в добротных бараках. Но вражеская авиация разбомбила
