Собрание сочинений в 5-ти томах. Том 4. Жена господина Мильтона. - Роберт Грейвз

У него к этому времени появилось новое увлечение. Он видел, как в Европе великие ученые Воссиус, Гротиус, Хейнсиус и Салмасиус были окружены почетом и уважением, и им поклонялись, как в свое время Петрарке. Муж всегда был очень амбициозен и желал, чтобы его имя ассоциировалось с великими достижениями в науках, а он одновременно писал три книги, что требовало огромных усилий и эрудиции.

Ему нравились общественные перемены того времени. Муж был доволен тем, как индепенденты армии договорились с пресвитерианцами в парламенте. 6 декабря полковник Прайд, тот самый, который был возчиком, прежде чем стать офицером, прошел в палату общин вместе с отрядом солдат и со списком в руках, выгнал всех членов парламента, которые были пресвитерианцами или как-то не соответствовали армейским понятиям. Где был Национальный Ковенант, которому обязали подчиниться, чтобы умилостивить шотландцев. Он был забыт. Среди тех, кого изгнали из парламента, были: сэр Роберт Пай Старший, сэр Вильям Воллер. Когда-то его считали героем армии и прозвали Вильгельмом Покорителем. Среди них были генерал Массей, защитник Глостера, господин Принн, мученик с отрезанными ушами, и другие не менее достойные люди. Шли споры с королем по поводу статей нового договора, который называли Договор Ньюпорта. В армии, когда победа воздействовала на солдат, как бутылочный эль, в открытую говорили, «кто поднял саблю против короля, должен бросить ножны в огонь». Остальные члены парламента под названием «Охвостье», индепендентанты, хорошо расположенные к армии, продолжали выполнять сложную задачу. Они желали превратить Англию в Республику, а чтобы этого добиться, посмели назначить суд над королем, обвиняя его в заговоре против своих подданных. Генерал Кромвель потребовал, чтобы все рассматривали проблему «по совести» и не обращали внимания на то, что речь идет о короле. Он заявил, что любой, кто добивается собственных целей, становится страшным предателем, но, так как Судьба и Необходимость влияла на всех, он надеется, что Всемогущий Бог даст всем свое благословение. День, на который был назначен суд над королем, был тем самым днем, в который семь лет назад он пришел в тот же самый парламент, чтобы потребовать выдачи пяти членов парламента, восставших против всего.

Моя матушка пришла ко мне днем, когда муж отправлялся на прогулку, и принесла мне новости из Вестминстера.

— Парламенты не могут существовать вечно.[66] Они напоминают скоропортящиеся продукты, которые со временем становятся тухлыми и начинают смердеть. Этот парламент воняет так, что дышать невозможно.

1648 год был странным и грустным годом. В январе не было морозов и ветра, а слабое солнце постоянно улыбалось, и поэтому в саду на кустах и деревьях появились почки, кусты крыжовника выпустили листочки. Транко мне говорила:

— Как все красиво, но нам придется заплатить за эту красоту, иначе я не была бы дочерью крестьянина.

Весна началась достаточно нормально, но внезапно в конце апреля пришли ужасные морозы и погубили все листочки и почки. В полях почернела рожь, когда колосья дали стрелку, пострадали и другие зерновые. Лето было удивительно влажным. Дождь лил почти каждый день, а иногда лил сплошным потоком. Он погубил сено и положил зерновые. Если колосья срезали, они не просыхали, а начинали прорастать. А те колосья, что оставались несрезанными, начинали гнить на корню, и их заглушали сорняки и появлялась головня или плесень. Лето плавно перешло в зиму, правда нам удалось понежиться немного на осеннем солнышке, а те фрукты, которым удалось перенести морозы, сгнили прямо на деревьях. Я радовалась, что моему бедному отцу уже не пришлось волноваться и огорчаться из-за капризов природы. К Рождеству цены на рынке выросли в два и больше раз — говядина стоила четыре пенса за фунт, масло — восемь пенсов, сыр — пять пенсов, пшеница — восемь шиллингов за бушель, а сахар было вообще невозможно достать.

Поэтому новый год был очень мрачным, и все усугублялось казнью короля. Многие влиятельные лица страны старались отменить казнь. Среди них — дворяне, кто еще участвовал в заседаниях палаты лордов, как, например, лорд генерал Фейерфакс. Даже после чистки палаты общин полковником Прайдом, остались члены, подобные олдермену Пеннингтону и генералу Скиппону и другим храбрым командирам прошедших войн, которые были против судилища. Но генерал Кромвель со своим родственником генералом Айертоном, господином Бредшоу и шестьюдесятью другими решительными людьми стояли твердо на своем, хотя в истории Англии не было прецедента, когда подданные судили короля, не говоря уже о том, чтобы он обвинялся в измене Родине.

Генерал Айертон пожаловал к нам на следующий день после чистки — 10 декабря и мило поинтересовался у мужа, чем он сейчас занимается. Муж ответил, что занят сложной работой, которую несколько раз приходилось откладывать — он пишет «Историю Британии с древнейших времен» и занимается еще одной важной работой: прослеживает частоту употребления латинских слов в работах наиболее известных авторов, чтобы потом составить полный словарь. А третьей работой было составление «Тела Святости, или Методическое изучение христианской доктрины».

— Это, конечно, сложные, глубокие, весьма важные и почетные работы, — сказал генерал Айертон, — и я вам желаю достойного заключения ваших трудов. Но не можете ли вы отложить все в сторону на несколько недель, чтобы заняться серьезными проблемами? Людям, пришедшим к власти, требуется ваше перо — самое смелое и твердое перо в Англии. Нам нужна мотивация решения подвергнуть Карла Стюарта суду. Если вы нам сослужите хорошую службу, я постараюсь, чтобы вы были соответствующе отблагодарены — вас ждет весьма благородная и нужная задача.

— Я никогда не пишу по чьей-либо подсказке, — ответил муж. — Но если вам необходим памфлет о пребывании у власти короля и магистратов и надо показать, что именно они несут ответственность за положение народа, я с удовольствием напишу статью; надеюсь, что вы прочтете ее с не меньшим удовольствием. Я считаю, что тем, кто стоит у власти, необходимо призвать к ответу жестокого короля и после суда отослать его прочь или подвергнуть смертной казни. Примеры, подобные этому, имеются в Священном Писании. Убийство тирана было широко распространено среди греков и римлян, являлось узаконенным актом и героическим деянием, которое происходило во множестве случаев. Среди греческих героев имеются благородные имена Хармодиуса и Аристогитона, а среди римлян два Брута. Юлий Цезарь, которого погубил второй Брут, был меньшим тираном, чем любой из его преемников по императорской линии, и его можно было оправдать в большинстве случаев, но все равно он оставался тираном, и следует только превозносить Брута за его поступок, тем более что он дорожил Цезарем, как отцом. Что касается нашей собственной истории, начиная с историка Гилдаса…

Тут генерал Айертон, который очень спешил, сказал, что не видит необходимости убеждать мужа выполнить задачу, которую тот и без уговоров был готов блистательно выполнить. Генерал лишь добавил:

— Вам следует поспешить, потому что суд не будут откладывать, подобно тому, как это было с графом Страффордом {57} и архиепископом Лодом.

Муж начал усердно работать над памфлетом, отложив в сторону все остальное. Готовую работу он отнес печатникам 29 января 1649 года, когда королю был вынесен приговор.

Король был поражен, когда его привели на суд в Уайтхолл, и сначала весьма несерьезно относился к самому суду. Он не захотел снять шляпу перед судьями. Потом он насмешливо спорил с господином Брэдшо, лордом-президентом чрезвычайного суда. {58} Он заявлял, что это полный абсурд: короля судят его же подданные! Когда господин Брэдшо спросил, признает ли он себя виновным, король ответил, что прежде, чем он даст ответ, он хочет услышать основание закона и разума, на коих он предстал перед подобным судом. Он так упорствовал, что лорд-председатель приказал сержанту увести подсудимого. Короля увели, но он не перестал спорить и утверждал, что, согласно закону и обычаям Англии, не подлежит суду, и напоминал слова Екклесиаста: «Где слово царя, там власть: и кто скажет ему: „Что ты делаешь?“»[67]

Когда муж услышал о подобном доводе, он фыркнул, как конь, и сказал:

— Что касается текста в Екклесиасте, пророк задает вопрос, но не ожидает ответа, — так же как Псалмопевец, спрашивая: «Почему еретики так яростно возмущаются и держатся все вместе?» Ответа нет и на это. Но на вопрос из Екклесиаста ответит любой богобоязненный человек: «Я сам могу сказать королю: „Что ты делаешь?“»

Что же касается остального — те, кто должен формировать законы и порядки Англии, до сих пор не сталкивались с подобным необычным случаем, когда король ведет войну против собственного парламента и народа. Но если король посмел это сделать и стал предателем собственного народа, он должен быть провозглашен таковым в глазах всех людей.