Гитлерленд. Третий Рейх глазами обычных туристов - Эндрю Нагорски
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уилсон не был слеп и видел преследования евреев, однако в письме Рузвельту 2 июня он выражал надежду, что «можно прийти к какому-то приемлемому решению» касательно продолжающихся конфискаций еврейской собственности. Он также беспокоился о риске новой большой войны, проводя параллели с 1914 г. в письме Уильяму Буллиту, американскому послу в Париже. Но выводы свои он не менял. 20 июня в своем письме он снова заявлял: «Двадцать лет назад мы пытались спасти мир – и посмотрите, что получилось. Чем старше я становлюсь, те глубже мое убеждение, что мы ничего не выиграем, ввязавшись в европейский конфликт, а потерять можем все».
В своих письмах и отчетах Уилсон регулярно подчеркивает, что Гитлера активно или пассивно поддерживает большая часть немцев, так что нет оснований думать, что его режим может рухнутьили что оппозиционное меньшинство может как-то поспособствовать его падению. Но когда в конце лета Гитлер стал усиливать давление на Чехословакию, Бим, тщательно поддерживавший контакт с консервативной оппозицией нацистам, вернулся в посольство с отчетом, наводившим на мысли, что Уилсон мог быть неправ в последнем пункте. Он обнаружил нечто, крайне похожее на заговор с целью убить Гитлера. Среди знакомых Бима был Эрвин Респондек, которого он описывал как «ценного информатора», переданного ему Дугласом Миллером, торговым атташе посольства, который уехал из Берлина в 1937 г. Респондек был католиком и экономистом, он презирал Гитлера и его движение. Он успел поработать в рейхстаге в начале 1930 г., когда канцлером был Генрих Брюнинг из Центристской партии. Нацисты возненавидели Брюнинга за попытки запретить штурмовиков и эсэсовцев, так что в 1934 г. он бежал из страны. Но Респондек вполне мог позволить себе оставаться Берлине, он не был заметной фигурой. Хотя политика теперь для него была закрыта, он продолжал отслеживать ситуацию в области экономики и финансов, передавая свои наблюдения через Миллера американскому посольству, а также Брюнингу. Во вторую неделю сентября, когда кризис в Чехословакии достиг своего пика, Бима пригласили на «герренабенд» – чисто мужскую вечеринку в доме Респондека на окраине Берлина.
Гостей было немного. Кроме Бима и хозяина, присутствовал профессор Герман Мукерман, бывший иезуитский священник, писавший о науке и христианской этике, а также занимавшийся дискуссиями о расовой теории и евгенике. Другим гостем был полковник люфтваффе. Жена Респондека подала обед и оставила мужчин одних, и тогда Респондек объявил:
– Перейдем к делу и поговорим о том, для чего мы здесь собрались.
Как вспоминал Бим, беседа пошла о явных намерениях Гитлера забрать Судеты у Чехословакии. Из комментариев Респондека и полковника стало ясно, что они участвуют в заговоре против Гитлера, наряду с генералом Францем Гальдером, который недавно стал начальником Генерального штаба вместо генерала Людвига Бека. Бек пытался добиться от Гитлера, чтобы его чехословацкие планы не привели к войне – и его сняли. Теперь же, если верить информации Респондека и полковника люфтваффе, его преемник и еще несколько офицеров готовились к очень решительным действиям.
Как писал Бим, «план состоял в том, чтобы убить Гитлера, если тот и правда попытается начать войну». Мукерман явно очень нервничал из-за всех этих разговоров, а около полуночи он шепнул молодому американцу:
– Поехали отсюда поскорее.
Извинившись, Бим вывез Мукермана обратно в центр города, и оба там выдохнули с облегчением.
В посольстве же Бим написал для Уилсона отчет о происшедшем, но сперва показал его Трумэну Смиту. Военный атташе отнесся к сведениям небрежно и сказал, что в дисциплинированной армии Гитлера подобные заговоры просто невозможны. Бим все же передал свой отчет Уилсону, и, по его мнению, последний представил его одному из советников Халла. Но он не услышал никакого ответа по этому поводу ни от Уилсона, ни из Вашингтона.
После того как позже в этот же месяц Чемберлен от имени Британии и Даладье от имени Франции уступили требованиям Гитлера относительно Судетской области, Бим снова встретился с Респондеком и спросил, что же получилось с заговором Гальдера против Гитлера. «Он сказал, что раз Гитлер не начал войну, то и переворот отменили», – написал Бим уже позже. Это не противоречит тому, что Гальдер и несколько других офицеров вермахта говорили в конце Второй мировой войны. Они явно хотели обернуть в свою пользу свою «оппозиционность» по отношению к Гитлеру. Многое из сказанного ими, особенно во время Нюрнбергского процесса, победители встретили с понятным скептицизмом. Но рассказ Бима показывает, что они, по крайней мере, всерьез обсуждали тогда возможность убить Гитлера. Однако после успешного подписания Мюнхенских соглашений ситуация изменилась кардинально. Франция и Великобритания позволили Германии забрать Судеты, что стало апогеем политики умиротворения и привело к дальнейшему расчленению Чехословакии. В конечном счете Германия захватила то, что осталось от Богемии и Моравии в марте 1939 г. Фельдмаршал Эрих фон Манштейн так объяснял это после войны: «Мы до сих пор очень внимательно смотрели, как Германия опасно мчится по лезвию бритвы, и нас все больше удивляет, как успешно Гитлер достигает всех своих явных и тайных политических целей, не прибегая пока к силе оружия. У этого человека уникальная интуиция».
Но если Мюнхенские соглашения сделали невозможным мятеж гитлеровских офицеров до начала Второй мировой войны, то посол Уилсон – так же, как Чемберлен в Британии и Даладье во Франции, подписавшие печально известное соглашение, – полагал случившееся очень здравым решением. В своем письме секретарю Халлу, которое он написал вскоре после этих событий и отчего-то не отослал, Уилсон говорит о контрасте между «внезапной вспышкой радости, облегчения и надежды на будущее», которое вызвали в Западной Европе Мюнхенские соглашения – и «довольно неодобрительными отзывами о них в нашей прессе».
Он вполне недвусмысленно показывал, какое из этих мнений он считает более правильным. Как он писал, британцы и французы «вероятно, глубже и лучше понимают проблемы Европы, чем живущие вдали американцы… легко быть догматичным в своих суждениях, когда между нами и врагом простирается огромное море». Согласно Биму, Уилсон писал «своему британскому коллеге» – предположительно, послу Британии в Берлине – о том, какую «хорошую работу» он проделал, помогая заключить Мюнхенские соглашения. Рузвельт также сказал нечто очень похожее, когда поздравлял Чемберлена с «мирными» договоренностями. Но в Вашингтоне постепенно начинали осознавать, что цена такого пакта оказалась крайне высока. Джей Пьерпонт Моффэт, глава отдела по Европейским делам в Государственном департаменте, отметил в своем дневнике 28 сентября: «Я думаю, что шансы сохранить мир значительно увеличились, но мне тоже трудно понять, как все это осуществить, кроме
