Марат - Альберт Манфред

Острая политическая борьба, шедшая в течение избирательной кампании, принесла плоды. В Париже жирондисты потерпели поражение. Депутатами столицы были избраны виднейшие якобинцы: Робеспьер, Жан Поль Марат, Дантон, Камилл Демулен, Бийо-Варенн и ряд других монтаньяров.

Но если жирондисты потерпели поражение в Париже, то они сохранили все свои позиции в провинции, где их влияние все еще оставалось большим. И когда 20 сентября 1792 года в Париже собрался Конвент, то стало очевидным, что жирондисты располагают в новом Собрании большинством. Из семисот пятидесяти депутатов Конвента жирондисты обрели около двухсот депутатских мандатов, тогда как якобинцы первоначально имели лишь около ста мест. Сила Жиронды была не только в ее количественном превосходстве над Горой, но и в том, что ее вначале поддерживала самая многочисленная фракция Конвента, обширная группа депутатов, формально не примыкавшая ни к Жиронде, ни к Горе и шедшая за теми, кто в данный момент был сильнее. Эти центровые группы депутатов Конвента, имевшие решающее значение при голосовании, получили ироническое прозвище «равнины» или «болота». Прибыв в большей части из провинции, где престиж Жиронды был еще очень велик, они сразу же оказали поддержку партии Бриссо — Верньо. Преимущественные позиции Жиронды обнаружились уже на первом же, организационном, заседании Конвента, состоявшемся 20 сентября. Председателем Конвента был избран Жером Петион, а большинство мест в бюро Конвента получили жирондистскйе лидеры: Бриссо, Верньо, Гаде и другие.

Созыв Национального Конвента был событием огромного политического значения в жизни страны. Конвент был первым в истории французской революции представительным органом, избранным самым демократическим для того времени путем на основе всеобщего избирательного права. Если до сих пор Марат, Робеспьер и другие якобинцы клеймили Законодательное собрание как орган, не представлявший и не выражавший мнения нации, то теперь все должны были единодушно признать, что Конвент является истинным выразителем мнения нации. Парижская коммуна, осыпавшая бранью Законодательное собрание и оспаривавшая его право на приоритет в решении судеб страны, признала высшую власть Конвента в стране. Конвент — это был голос страны, это была высшая законодательная и исполнительная власть, избранная свободно, демократически, на равных началах для всех. Вчерашние противники, сражавшиеся с противоположных позиций — справа и слева, — жирондисты и якобинцы склонили свои головы перед суверенной властью Конвента. Они признали его высшим для себя авторитетом и его коллективную волю — законом, обязательным для всех.

Именно в связи с началом работ Конвента, этого высшего представительного органа революционной Франции, якобинцы предложили примирение или neремирие Жиронде. Накануне Конвента Дантон имел примирительное свидание с Бриссо. Он предложил прекратить братоубийственную войну, пожать друг другу руки и сообща выступить против общего врага.

Все внутренние разногласия, старые споры должны смолкнуть перед величием задач, возложенных историей на плечи Конвента.

Казалось, что эти настроения примирения, сплочения, консолидации всех сил восторжествовали в стране. 21 сентября состоялось торжественное открытие Конвента.

Накануне 20 сентября, в сражении при Вальми, свершилось великое историческое событие, имевшее неисчислимые последствия и показавшееся многим современникам даже чудом.

Французские войска под командованием Дюмурье и Келлермана, вступившие в сражение с наступавшей армией прусских интервентов, выстояли против яростных атак противника и одержали над ним победу.

Правда, битва под Вальми не привела к уничтожению сил врага; она не означала стратегической победы, но для хода всей кампании моральное значение Вальми было огромно. Плохо вооруженные, слабо обученные, голодные, раздетые и разутые французские добровольцы оказались сильнее вышколенной, откормленной, прекрасно экипированной армии прусского короля. Вальми — это была первая победа, завоеванная волонтерами французской революции. Она вдохнула новую душу в армию, вселила надежды в народ. Гёте, находившийся в штабе прусских войск и жадно вглядывавшийся в это ожесточенное сражение, в котором грохот пушечных залпов сменялся громами бушевавшей бури, произнес знаменательные слова: «Сегодня здесь началась новая эпоха всемирной истории».

Почти одновременно на юго-востоке французской границы армия генерала Монтескью вступила в пределы Савойи. Военное счастье улыбалось Франции: на всех фронтах обозначился поворот.

Конвент открыл свои заседания, озаренный лучами славы Вальми. Огромное воодушевление владело депутатами Конвента. Адвокаты, клерки, земледельцы, вчерашние священники, актеры, художники, мастеровые, простые люди, явившиеся со всех концов страны в великую столицу революционной Франции, здесь, под высокими сводами старинного строгого зала, были охвачены волнующим сознанием величия задач, возложенных на их плечи историей. Их объединяли так ново звучавшие для каждого слова: «депутат Конвента»; эти два слова отодвигали в далекое прошлое все невзгоды и заботы вчерашнего дня, ставшие сразу мелкими и незначительными. Поднимаясь по каменным ступеням пологой лестницы, каждый смутно чувствовал, что он поднимается на подмостки, на великую сцену истории, где начинается действие, которое запечатлеется на века.

На первом заседании Конвента не было ни споров, ни распрей, ни пререканий.

Под гром аплодисментов Конвент единодушно принял декрет об упразднении королевской власти.

«Дворы — это мастерские преступления, очаги разврата, логовище тиранов. История королей — это мартиролог нации!» — воскликнул под гул одобрения священник-якобинец Грегуар.

И 21 сентября высший орган революционной Франции — Национальный Конвент объявил уничтоженной тысячелетнюю монархию во Франции.

Конвент декретировал также провозглашение республики. Он провозгласил также день 21 сентября началом нового летосчисления, «новой эры» — первым днем IV года Свободы, I года республики.

Эти простые, но великие решения, казалось, сплотили весь Конвент, весь народ, всю страну. Казалось, что Франция забыла свои раздоры и разногласия, что Конвент един в своей решимости спасти и обновить страну.

Марат разделял эти новые настроения, овладевшие большинством якобинцев. Он дал веские доказательства того, что он готов пересмотреть свой политический курс. 22 сентября, то есть на следующий день после торжественного заседания Конвента, в котором он участвовал как депутат, Марат выпустил новую газету. Он прекратил издание своей прежней, прославившей его газеты «Друг народа» и вместо нее публикует новый орган — «Газету Французской республики» — с выразительным добавлением: «издаваемый Маратом, Другом народа, депутатом Конвента».