Двойня для Цербера - Джулс Пленти

Я, почти теряя сознание, вцепляюсь пальцами в нагревшиеся бортики ванны. По лицу струится пот, и меня бьет ледяным ознобом. Сердце колотится так, что колет в груди. Надо еще.

Лишь бы не отключиться.

Я тянусь к смесителю, поворачиваю переключатель влево до упора и подливаю в ванну горячей, парящей воды. Она рассеивается по дну и охватывает попу и живот волной огня. Я закусываю костяшку пальца, стараясь вытерпеть еще чуть-чуть. Голова кружится, а в глазах темнеет.

Прислушиваюсь к себе. Низ живота тянет. Немного, но все же. Вечером надо повторить.

Я крепко держусь за край защитного прозрачного экрана и с трудом поднимаюсь на дрожащие ноги, которые едва держат вес тела. Стараясь не рухнуть, ступаю на пушистый коврик, почти не чувствуя его под ногами. Кожа на ступнях размокла и противно ноет.

Зависаю перед большим зеркалом. От груди и ниже я — вареный рак, и только колени, которые торчали из воды, остались белыми.

Еще никогда мне не было так противно собственное тело, даже когда Цербер вторгался в него снова и снова. Внутри меня растет паразит. Его отродье, от которого меня постоянно тошнит.

Встаю в профиль и ужасаюсь тому, как быстро он растет. Я кладу руки на живот, который у меня всегда был не просто плоский, а впалый. Теперь он вздутый. Совсем скоро я почувствую, как оно шевелится.

Даже если завтра Цербер сдохнет от нового сердечного приступа или передоза, уже поздно для аборта.

— Ты будешь совсем как он, да? — спрашиваю, болезненно тыкнув пальцем в плотную кожу над пупком. — Конечно, да. Ты же его. Такой же упрямый. Никак не хочешь оставить меня. Я тебя никогда не полюблю. И тебе лучше вообще не рождаться.

Я замолкаю и зажимаю себе рот ладонями. Реву, задыхаясь от судорожных, парализующих горло всхлипов. Все это ночной кошмар, который стал моей подлинной жизнью. Я так мечтаю проснуться без Цербера рядом и этого в животе.

Никакой кармы нет. Его ничего не берет. Цербер выживает снова и снова. Он сдох. Его сердце остановилось почти на минуту, но приехала скорая, и врачи вернули моего истязателя с того света. Этот зверь полежал в больнице пару недель и вернулся, чтобы снова мучить меня.

Цербер перестал насиловать меня. Но он лапает мое тело все так же грязно. Постоянно нянчится с этим чертовым животом, словно нашел новый фетиш. А еще этот скот заставляет меня трогать его. Возбуждать руками. Вчера меня стошнило прямо в процессе — уж не знаю почему: из-за отвращения или токсикоза.

Я оборачиваю вокруг себя полотенце и возвращаюсь в спальню. Пока я мучила себя, сидя почти в кипятке, на гримерном столике появился очередной огромный, помпезный букет, от запаха которого к горлу подкатывает тошнота. Я беру его, открываю окно и скидываю на дорожку. С удовольствием наблюдаю, как композиция расплющивается и разлетается на отдельные элементы.

Я надеваю легинсы и мешковатое худи длиной почти до колен. Стараюсь касаться себя по минимуму. Единственное, чего мне хочется, — это забиться под одеяло и уснуть, но, если я не спущусь, Цербер сам придет. Или пришлет Рафу, чтобы тот уговорил меня спуститься.

Выхода нет.

Рафа. Он почти меня спас. Я бы не стала отсиживаться в машине. Я бы завела мотор и уехала, оставив всех их позади. Но его ребенок в животе не дал. Он удержал меня подле своего отвратительного папаши.

Я замазываю консилером синяки под глазами. Расчесываю чуть влажные волосы и собираю их в высокий хвост. Я делаю все это по инерции. Отныне я — просто живой инкубатор, к которому нельзя применять физическую жестокость. Когда я рожу, он заберет ребенка и вырастит свою точную копию, даже если в нем и будет что-то хорошее. А меня опять будет насиловать. Если мне удастся спровоцировать выкидыш, он сделает нового монстра.

Я медленно иду по коридору, а потом так же неспешно спускаюсь по лестнице — оттягиваю момент встречи с ним.

Цербер сидит за большим кухонным столом и пьет травяной чай. Ему запретили даже кофе после остановки сердца. Если бы я только знала, где достать его любимый веселый порошок, я бы подсыпала его в чертов чай. Или бы уговорила занюхать немного прям так. Уверена, что Цербер хочет дозу.

Иногда я чувствую себя настолько загнанной в угол, что почти готова пойти на нечто очень мерзкое. Я уже несколько раз порывалась спровоцировать его на секс. Хороший способ вызвать выкидыш и новый сердечный приступ.

Я слишком слабая для такого. Меня трясет, когда я представляю, что он вновь вонзит в мое тело свой отвратительный член.

— Доброе утро, принцесса. — Цербер вскакивает на ноги и бросается ко мне, мерзко улыбаясь.

Я сканирую взглядом его лицо, отчаянно ища новые признаки болезни. Каждый раз, когда мы вместе, я жду, что мой мучитель рухнет на пол и сдохнет. И мне жаль, что я не увидела, как он испускал дух в первый раз.

Цербер сильно похудел: даже как-то сдулся, перестав напоминать почти двухметровую мышечную гору. Его взгляд без постоянного допинга утратил шизоидную ненормальность, а радужки сменили цвет: из темно-синих превратились в пожухло-голубые, словно у дохлой рыбы. Скулы жестко очертились из-за ввалившихся щек, покрытых трехдневной щетиной.

— Привет, — бормочу я, создавая картонную иллюзию жизни.

— Как вы себя чувствуете?

Он кладет руку мне на живот, и я вздрагиваю. Тяжелая ладонь прожигает сквозь ткань худи.

— Хорошо, — киваю.

— Агния, я же уже сказал, что ничего плохого больше не будет, — он хочет казаться спокойным, но уже сейчас переходит на повышенные тона, и глаза загораются злостью. — Прекрати уже трястись и вздрагивать. Ты беременна и должна быть спокойна.

— Я спокойна, — сбивчиво бормочу я, чувствуя, как его пальцы впиваются в мое плечо.

— Смотри у меня, — цедит сквозь зубы и сажает меня на соседний стул. Чувствую себя куклой на чаепитии.

Цербер грузно плюхается на стул и принимается рыться во внутреннем кармане пиджака. Достает оттуда маленький