Сон в красном тереме. Том 1 - Цао Сюэцинь

Фын-цзе спросила у Пин-эр:

– Зачем тетушка Сюэ прислала Сян-лин?

– Какая там Сян-лин? – сказала Пин-эр. – Это я все нарочно выдумала. Вы только подумайте, госпожа, ведь жена Ван-эра совсем сдурела…

С этими словами она подошла к Фын-цзе, наклонилась к ее уху и прошептала:

– Она принесла проценты как раз в то время, когда был дома второй господин! И что это ей вздумалось? Хорошо еще, что я встретила ее в прихожей, а то она вошла бы к вам и начала докладывать. Вы же знаете характер своего мужа – он готов вытащить деньги из кипящего котла! Если б он узнал, что это ваши личные деньги, разве он стал бы их беречь?! Я решила сама принять у нее деньги да еще обругала ее. Не думала я, что вы услышите! Вот почему мне и пришлось выдумать, будто сюда приходила Сян-лин!

– А я-то решила, что тетушка Сюэ узнала о приезде второго господина и прислала служанку! – засмеялась Фын-цзе. – Оказывается, это ты вздумала водить меня за нос!

Пока они разговаривали, успел вернуться Цзя Лянь. Фын-цзе приказала подать вино и закуски, и супруги сели друг против друга. Фын-цзе любила выпить, но в присутствии мужа не осмеливалась. И вдруг вошла кормилица Цзя Ляня – мамка Чжао. Фын-цзе и Цзя Лянь поспешно встали, поднесли ей вино и предложили сесть на кан. Мамка Чжао наотрез отказалась. Тогда Пин-эр поставила возле кана столик и скамеечку для ног, и мамка Чжао села на нее.

Выбрав на своем столе два нетронутых блюда, Цзя Лянь распорядился поставить их на столик мамки Чжао.

– Матушка этого не разжует, – остановила его Фын-цзе, – она может сломать зубы.

Обращаясь к Пин-эр, она спросила:

– Где та разваренная ветчина, о которой я говорила сегодня утром? Подай ее скорее! Почему ты заранее не велела ее разогреть?

Затем она предложила мамке Чжао:

– Матушка, отведай вина, которое привез твой сын!

– Я выпью! – сказала мамка Чжао. – Но и вы пейте, госпожа! Чего бояться? Не нужно только пить много. Собственно говоря, я пришла сюда не для того, чтобы выпить, а по важному делу. Прошу вас выслушать меня и проявить хоть чуточку участия. Наш господин Цзя Лянь умеет только обещать, а как доходит до дела, сразу все забывает. Ведь я его выкормила! И когда я состарилась, он мог бы уделить немного внимания моим сыновьям, и никто не осудил бы его за это. Я уже несколько раз просила его за сыновей, он обещал, но ничего не сделал. Сейчас, когда с неба свалилась великая радость, неужели вам не понадобятся люди? Вот я и пришла поговорить с вами, а то, если положиться на господина Цзя Ляня, пожалуй, умрешь с голоду!

– Что ж, матушка, – промолвила Фын-цзе, – поручи сыновей на мое попечение! Неужели ты не знаешь нрав Цзя Ляня? Ты отдала свое молоко человеку для тебя чужому, который и думать о тебе не хочет. А разве твои сыновья лучше других? Кто посмеет сказать, что ты не любишь их и не заботишься о них? Получилось же так, что ты вырастила Цзя Ляня, а выгодами от этого пользуются чужие люди. Нет, я не совсем так сказала, – поправилась Фын-цзе, – может быть, те, на кого мы смотрим как на «чужих», в твоих глазах «свои»?

От этих слов все присутствующие рассмеялись. Мамка Чжао тоже не могла удержаться от улыбки и, помянув Будду, сказала:

– Вот теперь все стало ясно, как день! Если уж говорить о «своих» и «чужих», то наш господин на это не смотрит. Он по своей доброте не может отказать, когда его просят.

– А что, не так? – улыбнулась Фын-цзе. – Он особенно добр с мужчинами, у которых есть красивые жены, а с нами, женщинами, тверд и непреклонен.

– Я очень рада, госпожа, что вы так добры ко мне, – закивала головой мамка Чжао. – Давайте выпьем по чарочке! Поскольку вы взяли это дело на себя, мне теперь нечего беспокоиться!

Цзя Лянь почувствовал себя неловко, но только усмехнулся и произнес:

– Не болтайте глупостей! Лучше накрывайте на стол, а то мне еще надо пойти к старшему господину Цзя Чжэню кое о чем посоветоваться.

– Смотри, не задерживайся с главным делом, – предупредила его Фын-цзе. – Что говорил тебе старый господин, когда вызывал?

– Что государыня вскоре должна навестить родителей, – ответил Цзя Лянь.

– Значит, этот вопрос уже решен? – поспешно спросила Фын-цзе.

– Решен еще не совсем, но почти наверняка, – с улыбкой сказал Цзя Лянь.

– Как все же милостив наш государь! – воскликнула Фын-цзе. – Если судить по книгам, которые я читала, и по пьесам, которые мне доводилось смотреть, таких государей не бывало с самых древнейших времен.

– Воистину, воистину! – подхватила мамка Чжао. – А я-то, старая дура, целыми днями в доме слышу толки о каком-то «свидании с родными» и никак не могу понять, в чем дело. Вы тоже об этом упомянули! Вы мне не объясните, что все это значит?

Цзя Лянь принялся разъяснять:

– Наш государь всегда принимает во внимание чувства своих подданных и считает, что «почитание родителей» – это самое главное в мире и что отношения между родителями и детьми как в знатных семьях, так и среди простого народа основываются на едином естественном законе. Государь, который сам дни и ночи неустанно прислуживает своим родителям и все же не может до конца исполнить своего сыновнего долга, понимает, что его жены и наложницы, а также девушки, уже много лет живущие во дворце, не могут не думать о своих отцах и матерях. Да и родители тоскуют о дочерях, не могут с ними увидеться, и если из-за этого кто-нибудь из них заболеет, это в известной мере нарушит установленную самим Небом гармонию. Вот государь и испросил разрешения у батюшки и у матушки для родных своих жен и наложниц двадцать шестого числа каждого месяца приезжать ко двору и справляться о здоровье дочерей. Старый государь и старая государыня остались очень довольны и похвалили ныне правящего государя за его благочестие и гуманность. Однако оба мудрейших заявили, что, если родные будут приезжать во дворец, им придется соблюдать все придворные церемонии, матери и дочери будут чувствовать себя стесненными и не смогут свободно выражать свои чувства. Поэтому они решили проявить еще большую милость и особо издали указ, где сказано, что родственникам государевых жен и наложниц, которые владеют большими усадьбами и отдельными дворами, где можно удобно и спокойно расположиться, разрешается, помимо визита ко двору двадцать шестого числа, принимать у себя дворцовые экипажи с бубенцами, дабы таким образом