Главный бой - Юрий Никитин

Голос его дрожал, руки дрожали, и вино из кружки расплескивалось. Леся морщилась, брезгливо отодвигалась, не понимала, почему блистающий витязь смотрит на этого убогонького вот так… Ну, как будто понимает этого труса.

— Здесь людное место, — проронил Добрыня. — А Смерть как раз такие места любит.

— Да, — торопливо сказал буковинец. — Но дальше бежать уже невмочь! Да нет, силы есть! Время кончилось. Сегодня на рассвете… А рассвет близок! Эх, как бы мне хотелось сейчас оказаться где-нибудь за тридевять земель, в тридевятом царстве! На каком-нибудь острове Буяне посреди окиян-моря…

Глаза его стали на миг мечтательными. Потом вздохнул, взгляд погас, а Добрыня некстати подумал о крохотном платочке принцессы… принцессы… как ее звать? Ее платочек может перенести человека в мгновение ока в любое царство, хоть это остров Буян или царство Ящера…

Человек жадно допил вино. Двигался он быстро, лихорадочно, движения были суетливыми, порывистыми. В нем в самом деле клокотала жизнь, бунтовала против того, что должна погаснуть. Он был похож на полыхающий костер, который пытаются загасить одним дуновением, как гасят свечу.

Из раздаточного окна кухни высунулся хозяин, оглядел гостей придирчиво. По его знаку один из помощников ухватил два кувшина и бегом понес к столу с веселой группой не то ворья, не то купцов-разбойников.

— Пойду договорюсь, — сказал человек. — Насчет кровати на тележном колесе…

Он торопливо допивал остатки вина, а Добрыня смотрел поверх его плеча на дверь. С улицы ввалился раскорячистый мужик, похожий на выдернутое с корнем толстое дерево. Кое-как отыскал место за ближайшим столом, но Добрыня смотрел не отрываясь на второго, который вошел следом. Странный человек в темной одежде с низко надвинутым на глаза капюшоном, очень странный. Вошел вместе с мужиком, но как-то бесшумно, и по корчме пошел, высматривая, куда сесть, тоже никого не задев, что в такой тесноте просто дивно.

Холод сковал тело Добрыни. Факелы со стен бросают темно-багровые блики, за каждым человеком мечутся сразу по две-три тени, прыгают по стенам, изламываются в углах, достигают темноты за потолочными балками и сливаются с тьмой, но за этим человеком тени… просто нет!

Добрыня ощутил взор посланца Смерти; словно чем-то удивленный, он лишь скользнул взглядом по Добрыне, зато на буковинце задержал взгляд несколько дольше. Добрыня стиснул челюсти и, ломая в себе страх и беспомощность, как можно небрежнее кивнул на свободное место за его столом. Человек подошел так же бесшумно. Капюшон скрывал лицо до подбородка, так что сам человек видел не дальше чем до середины столешницы. Подбородок белого мучнистого цвета, на Добрыню пахнуло холодом, словно отворилась дверь в холодную зимнюю ночь.

Кровь похолодела уже в жилах. Он пытался сказать слово, но губы застыли. Сердце превратилось в лед. Перед гостем в капюшоне поставили кувшин с вином, огромное блюдо, где четырьмя культяпками кверху лежал только что зажаренный ягненок. Гость обеими руками придвинул к себе блюдо. Снова Добрыня не столько заметил под опущенным капюшоном, сколько ощутил удивленный взгляд, который тот бросил на буковинца. Тот замер на той стороне стола, рука так и не опустила пустую кружку на столешницу.

Добрыня с трудом заставил себя сглотнуть, прошептал:

— Что… там такого нет?

Гость кивнул, его руки жадно наливали вино, резали мясо огромными кусками. В полутьме под капюшоном смутно виднелась огромная пасть. Ароматные куски исчезали, словно падали в пропасть.

— Нет, — промычал он с набитым ртом. — Под черным солнцем… ничего нет…

— Ничего? — прошептал Добрыня тоскливо.

— Ничего, — буркнул гость. — Ни-че-го…

Буковинец, сам бледный как смерть, поперхнулся, вскочил из-за стола. Его трясло, глаза вылезали из орбит. Кто-то из доброхотов за соседним столом повернулся и постучал по спине, но буковинец, теперь уже красный как рак, стремглав выскочил, пронесся как заяц между столами.

Им видно было, как он торопливо говорил с хозяином, совал монеты, что-то шептал на ухо. Добрыня проводил его долгим задумчивым взглядом. Леся фыркнула в спину, трусливый человечек ей очень не понравился. На витязя посматривала с недоумением, какие-то странные разговоры, но женщине надлежит сидеть смирно и сопеть в тряпочку, вот она сидела и училась есть без чавканья. Добрыня жадно пил, словно вдруг очутился в жаркой пустыне под нещадным солнцем.

Наступило долгое молчание, прерываемое только стуком костей по тарелке, плямканьем, звуками льющегося в кубки вина. Леся решилась наконец проронить слово:

— Не по-мужски…

— Да? — спросил Добрыня.

— Конечно, — ответила она с убеждением. — Разве мужчины могут так бояться смерти?

Он смолчал, а она посмотрела с великим удивлением. Могут, ответил он мысленно. Еще как могут! Вся разница между трусом и храбрецом в том, что трус выказывает страх, а храбрец — нет. А из этого вытекает главное: кто как встретит свой смертный час. По-мужски — это значит достойно.

Человек с лицом под капюшоном тоже проводил долгим взглядом буковинца, сказал насмешливо:

— Разница между трусом и отважным не так уж и велика, верно?

— Велика, — отрезал Добрыня. — Велика!

— Да?.. Гм… Впрочем, как посмотреть… Ведь храбрец — это тот, кто смелее других несколько дольше…

Леся слушала их разговор непонимающе. Добрыня буркнул:

— Сходи посмотри, что за комнату нам отвели. Пусть сменят одеяло… если оно есть. Проверь светильники.

Леся с неудовольствием встала. Ее взгляд пробежал по темному помещению, между столами узкий проход, придется протискиваться между широкими потными спинами.

— Если меня кто-нибудь схватит лапать…

— Таких не хватают, — обронил Добрыня.

— Чего?

— У тебя не та стать, — объяснил он. — Иди!

Она ушла, а он, сразу забыв о ней, повернулся к посланцу смерти:

— Ты… за мной?

Посланец преисподней помедлил, покачал головой:

— Нет. Тут есть один… А потом, потом… Ага, затрясло?.. Нет, потом все еще не ты! Сперва этот, которого ты зовешь буковинцем. Он умрет через два часа.

Добрыня вылил последние капли из кувшина в кубок, потом оттуда — в рот. Посланец смотрел насмешливо. Добрыня и сам видел, что здесь пьют прямо из кувшинов, а еду хватают руками, как дикие люди. Но мужчина тем и отличается от мужика, что не теряется даже перед лицом гибели, а не то что в корчме с простолюдинами.

— Будь здоров, — обронил он холодно, — пойду взгляну на свою постель.

Посланец смерти проводил его взглядом пустых глазниц. Добрыня не поверил бы, но существо из того мира смотрело ему в спину с одобрительным восхищением.