Похмелье. Головокружительная охота за лекарством от болезни, в которой виноваты мы сами - Шонесси Бишоп-Столл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рядом с водителем Будущий Жених, за рулем один из его ста братьев. «Чип!» – представляется он, барабаня по рулю в такт Limp Bizkit, и дает по газам, не дожидаясь, пока Тед пристегнется.
«Чип!» должен сделать еще несколько остановок, прежде чем мы выберемся на шоссе. Ближайшая – пивоварня, где нам нужно забрать несколько кегов пива. Первый раз меня тошнит там – в туалете, пропахшем хмелем настолько, что, когда я хватаю ртом воздух, кажется, будто я глотаю стаут. На следующей остановке мы забираем скатерти и салфетки, а меня снова рвет; потом еще раз – из открытой двери автомобиля перед самым выездом на шоссе; и еще раз, когда мы уже набрали скорость, – прямо из открытого окна. Все это уносится назад блестящей маслянистой лентой, и «Чип!» жмет на гудок под приветственные возгласы парней. «Что за дрянь ты вчера пил?» – спрашивает он. Но ответить я не могу. В глотке вертит хвостом ненасытное жвачное животное, и его мохнатая лапа лезет изо рта.
«Слишком много текилы», – говорит Будущий Жених, которого вывернуло еще на первом круге вчерашнего алкозабега, после чего он мирно проспал остаток ночи.
«А кроме того, – невозмутимо добавляет Тед, – слишком много уксуса». Разношерстные грызуны внутри меня начинают извиваться и корчиться, и не успеваю я попросить, чтобы остановили машину, как мы уже притормаживаем у обочины.
«Сссука», – шипит «Чип!», когда я открываю дверь, чтобы извергнуть останки пропитанных текилой и уксусом тварей в раскаленную пустыню. Вытираю рот, закрываю дверь. Кондиционер, похоже, больше не работает.
– Сука, – повторяет «Чип!». Я расплавился и растекся по двери и бормочу извинения.
– Ты не поверишь, – спокойно говорит Тед, – но проблема не в тебе.
– Сука, сука, сука! – не унимается «Чип!» – похоже, бензин кончился. Сука, сука, сука, сука, сука! Я ведь собирался сделать еще одну остановку!
На секунду все замолкает. И тут жара становится невыносимой. Мы вылезаем из машины. Я надеюсь, что смогу свернуться в ее тени и тихо скончаться. Но к этому времени солнце уже в зените – грозное, беспощадное божество.
– Вода есть? – шепчу я, хотя знаю, что удержать ее внутри я не в состоянии.
– Нету, – отвечает Тед, – зато есть сто пятьдесят литров пива.
И вот они прикручивают к кегу кран, а я ковыляю в пустыню. Ноги не держат меня, и я падаю на колени и ползу по слепящей обжигающей земле в поисках хоть какой-нибудь тени.
Доползаю до кактуса и заваливаюсь рядом, взирая на пронзающую раскаленное небо ручищу в шипах – она ощетинилась множеством идеальных шпаг в попытке защитить и отвести от меня хотя бы сто из миллиарда безжалостных лучей бога солнца. Ра. Р-ра-а-а! Я чувствую, как твари вертятся и закипают внутри. Удивительная мысль неожиданно приходит мне в голову – я ведь могу умереть раньше Пола, прямо под этим бесстрашным и дарующим надежду кактусом. И следом: я никогда не увижу своего сына, моего мальчика – мой благословенный лучик без испепеляющего жара. И все из-за проклятой икоты. И тут я вырубаюсь.
Ты проваливаешься из сна о пустынях и демонах в полузабытье. Рот полон песка. Из марева пустыни тебя зовет далекий голос. Он просит воды. Ты пытаешься встать, но не в силах пошевелиться.
Теперь меня скребут другие твари – но не изнутри, а снаружи. Тут обитают драконы, думаю я. Открываю глаза, и возня прекращается, но лишь на долю секунды, а затем то ли змея, то ли хлыст рассекает мир так, что я даже моргнуть не успеваю. Мои глаза вылезают из орбит. Я охвачен рептильным гневом. Я король ящериц. Я не могу пошевелиться. Полцарства за ванну. Просто дайте мне потонуть в водах Парижа. Что угодно, только уберите этих тварей. Они пьют из моих глаз! Они пьют из моих глаз!
В одно мгновение ящерицы исчезают, а вместе с ними и солнце. Меня накрывает тень. Щелчок камеры и голос Ра. «Святые небеса, – произносит он. – Теперь я даже не знаю, что показать на предсвадебном ужине: как Эль Дьябло мочится с балкона, или как тебя корежит в пустыне».
«Шпион ты, а не бог солнца», – пытаюсь выговорить я, но изо рта выходит только жар дракона.
О тепловом ударе и похмелье
Между по-настоящему сильным похмельем и опасным тепловым ударом пролегает зыбкая, едва различимая в мареве грань. В какой-то момент их разделение теряет всякий смысл: в совокупности симптомы намного превосходят свою сумму, как в субатомной реакции.
Теперь я понимаю, что еще до языкастых ящериц я испытывал на себе подобные цепные реакции – дважды, если быть точным. Оба раза я находился к югу от границы, до которой мы все никак не доберемся. И оба раза в деле были замешаны уйма текилы и адская жара.
Первый раз это произошло еще в другой жизни, на пляже в Оахаке, где я впервые порвал с женщиной, ради которой позднее переехал в кишащий «феррари» итальянский городок. Был сезон дождей, и, насколько я могу судить, из-за повышенного градуса всего происходящего и парадоксальных решений, подогретых погодой, алкоголем и страстью, мозг и тело не выдержали накала, включился режим самоуничтожения, и я просто схлопнулся. Так что женщине, с которой я только что порвал, пришлось транспортировать мою взмокшую тушу сперва в медпункт, потом в больницу и, наконец, в дорогую частную клинику. Оттуда я вышел с новыми представлениями об отношениях, обезвоживании и степенях падения личности.
Другой случай произошел пару лет назад на свадьбе моего хорошего друга. Торжество прошло без помех на красивом пляже недалеко от Плайя-дель-Кармен, после чего все разъехались по домам, кроме меня. Я решил задержаться на денек, чтобы изучить город. В общем, на следующий день я, подобно Эльпенору, проснулся на обжигающей крыше с видом на океан – разве что не свалился вниз и не свернул себе шею. Вместо этого я сел на автобус до аэропорта, прихватив огромное сомбреро в подарок Васко. Вчера я был пьян и великодушен, а у него как раз скоро день рождения. Зато поутру, пробираясь к своему месту в раскаленном автобусе, я чувствовал себя мрачным, раздраженным, потным, взрывоопасным, пресыщенным и нестабильным – и тут автобус тронулся.
Один из способов познать глубины своей души – это проехаться в жару в переполненном рейсовом автобусе посреди одетых с иголочки мексиканцев,
