Привал на Эльбе - Петр Елисеев

Курц привел Эрну к столу, за которым сидел его противник. Девушка не знала, что она была яблоком раздора. Курц дернул бравера со взъерошенными рыжими волосами за плечо и указал на глаза Эрны.

— Смотри — голубые. Куш! [19] — крикнул он. — Хозяин, давайте гюммикнюппелен. А вы, пожалуйста, сядьте, — попросил он Эрну.

— Я согнусь, — покорно проговорил проигравший.

Хозяин подал дубинку. Курц плюнул в ладонь, потряс в воздухе — дубинкой и с размаху протянул своего противника вдоль спины. Он бил и приговаривал:

— Не спорь, если не знаешь.

Михаил с отвращением смотрел на побоище: не верил своим глазам, что так дико могут дурачиться взрослые парни.

— Омерзительно! — вскочил он со стула. — Вначале бросался, как барсук, на своего друга, а теперь стоит, словно осел.

— Соблюдает устав клуба, — пояснил Вальтер.

— Волчий устав, — сказал Елизаров и направился к драчунам.

Курца и его жертву окружили их однокашники, они хихикали и подтрунивали над рыжим спорщиком. Победитель торжествовал, спуская шкуру со своего сверстника. После каждого удара он спрашивал:

— Может, попросишь извинения?

Тот не хотел выдать свою слабость.

В негласном уставе бывшего клуба «Гитлерюгенд» допускалось извинение, но оно считалось слабостью. Скрипя зубами и грызя носовой платок, чтобы не вскрикнуть и не простонать — это тоже считалось слабостью, проигравший, согнувшись, принимал удары.

Михаил подошел к Курцу, выхватил у него дубинку и спросил:

— Что же это такое?

Курц расхохотался во весь рот.

— Видали! Он не знает назначения этого предмета, — Курц выхватил дубинку из рук Михаила, резко взмахнул ею и поучительным тоном сказал: — Это оружие чести.

— Волчьей чести, — опять взял Михаил дубинку и спросил хозяина кафе: — Почему вы держите эти штуки?

— По соображениям гуманного отношения к посетителям, чтобы не дрались стульями, — хладнокровно ответил владелец питейного заведения.

— Такое гуманное отношение может быть только ко псам, — заметил Михаил.

— Отдайте гюммикнюппелен, — пробормотал потерпевший. — Я должен получить еще пять пасов, — так называл он удары;

— Позвольте, — взялся Курц за дубинку. — Я человек чести и должен удовлетворить желание партнера — дать ему пасы сполна.

— Отставить! — словно команду подал Михаил.

Курц по старой привычке считал себя главарем содома и с насмешкой заговорил с Михаилом:

— Вы первый раз в нашем клубе? У нас такое правило: только после третьего посещения можно делать замечания.

— У нас другое правило: в любое время прийти на помощь потерпевшему, — сказал Михаил. — Бросьте эту псовую игру.

Герои игры переглянулись. Интересно, кто такой этот пришелец? Видать, не из робкого десятка.

Курц побагровел, подошел к столу и сказал Эрне:

— Пересядьте на тот стул. Это мое постоянное место. — Он выпил стопку водки и хотел было сразиться и с новичком, но, глянув на профиль Эрны, назвавшей его, Курца, «глупцом», великодушно воскликнул:

— Вы прекрасно пели! Я очарован.

— А вы просто пьяны, и я не хочу с вами разговаривать, — отвечала Эрна. Она хотела уйти, но, увидев тревогу на лице подошедшего Михаила, остановилась.

Эрна всматривалась в статную фигуру молодого человека с кудрявой головой. Где же она его видела? Но вспомнить ей помешал Курц.

— Как драгоценное здоровье вашей мамаши? — учтиво спросил он.

Эти слова тронули девушку, оставившую больную мать дома. Эрне показалось, что Курц знает о положении ее семьи и хочет проявить участие. Проглотив обиду, она глубоко вздохнула и ответила:

— У мамы тяжелая астма. Врачи говорят: неизлечима.

— Пусть благополучно умирает, — с притворным сожалением произнес Курц.

Эрна содрогнулась. После гибели отца мысли о смерти матери приводили девушку в ужас. Она не могла подобрать слова в ответ злому насмешнику, гневно посмотрела на него и дала пощечину.

Курц ударил кулаком по столу. Глаза его налились кровью. Верхняя губа стала подергиваться, словно у перепуганного кролика. Он вскочил, растопырил пальцы, бросился на девушку, утиравшую слезы, и прошипел:

— Схвачу и удушу.

— Отстаньте! — крикнул Михаил и дернул Курца за руки.

Курц растерялся перед незнакомым человеком. Его поразил властный тон неизвестного посетителя. Он скрипнул зубами и сел на свое место. Раньше, до гибели свастики, за такую дерзость он сорвал бы голову любому человеку и получил бы еще ценный подарок за мужество. Теперь он действовал с расчетом, будто руки короче стали. Курц отлично знал, что за длинные руки новые власти наказывают, а за моральные проступки только порицают. Поэтому Курц и решил блеснуть. Ему очень хотелось отомстить дерзкой певице. Но как? Вдруг он вспомнил слова из своего морального кодекса, подошел к Эрне, наставил на нее указательный палец и выпалил:

— Твоя дорога от печи до порога, пе-ви-ца.

— Негодяй! — шлепнула Эрна Курца по руке.

— Я бы мог дать сдачу, но сегодня суббота, поминают родителей. Царство небесное вашей маме! — довольный своей остротой, осклабился Курц во весь рот.

— Хам! — крикнула Эрна ему вслед.

— Не тратьте слов, — сказал Михаил. — Лучший ответ хаму— молчание.

— Мы с вами где-то встречались, — пристально посмотрела Эрна на Михаила.

— В вашем доме, — напомнил ей Михаил и пригласил Эрну за свой стол.

Он смотрел на нее и радовался, что разговор при первой встрече о самодеятельном искусстве пошел впрок. Девушка казалась теперь совсем другой. Стала полней и румянее. Только косметика как-то резала глаза Михаила. В косы, собранные в пучок на макушке, вплетены чужие волосы. Не нравилась ему и окраска бровей: волосы светло-русые, а брови смоляные.

Эрна с увлечением стала рассказывать, как в своей деревне она создавала кружок. Трудно было. Многие боялись, выжидали чего-то после прихода советских частей. Для начала с помощью коммуниста из сельского комитета организовали хоровой кружок из шести человек, потом хор вырос до сорока голосов. Сначала пели только знакомые песни, затем получили ноты романсов, арий.

— Когда мы подготовили первый концерт, это было чудо! Из соседних сел повалил народ. Меня стали называть маэстро. А сюда приехала на олимпиаду.

— Это я знаю. Вы остаетесь на семинар руководителей художественной самодеятельности?

— А как же. Сегодня уже занимались. Такие опытные музыканты проводили уроки. Мы остались очень довольны. Не знаем, кого и благодарить за организацию семинара.

— Вальтера, — подсказал Михаил. — Его дело.

— Вальтер заслуживает поцелуя, — улыбнулась Эрна. — Но он сказал, что семинар организован по предложению какого-то капитана Елизарова из комендатуры. — Она не знала фамилии Михаила. — Мы, девушки, решили после окончания семинара поднести ему цветы.

— Не советую, — сказал Михаил. — Он не любит подарки.

— А что он любит?

— Он любит, чтобы хорошо занимались.

К столу подошел Тахав. Эрна еле узнала знакомого старшину, она ни разу не видела его в штатском. На нем был темно-синий костюм, шелковая рубашка, блестел серебристыми нитями широкий галстук.

— Рай нашей жизни — встреча со знакомой девушкой, — проявил свое красноречие джигит с реки Белой, протянув руку Эрне. — Здоровы ли вы? Легко ли на сердце? Наша рука легкая. Сказали тогда — станете актрисой, и вот…

— Я уже благодарила капитана, — улыбалась Эрна. — Признательна всем вам за пожелание добра. Очень часто вспоминала вас после первой встречи. А вы вспоминали меня?

— Каждую минуту, — подхватил Тахав. — Все, что было в моей груди, я передал моей тайной тетради, хотел писать письма — адреса не знал.

Шутя и хвастаясь, Тахав открыл свою душу. Хотел или не хотел, но что было в груди, вырвалось:

— Самое большое счастье — встретить друга, которого сердце хочет. — Он положил руку на грудь.

Подошел Вальтер. Он учтиво спросил, желает ли Эрна Эльстер ехать вместе с участниками концерта или посидит в кафе. Эрна поблагодарила Вальтера за внимание и сказала, что она хочет побыть с советскими друзьями. Вальтер проводил молодых исполнителей и посоветовался с Михаилом, не стоит ли побеседовать с шумной ватагой о поведении в кафе.

— Намерение хорошее, — сказал Михаил, — смрад надо выветривать. Но здесь, в кафе, беседы проводить не стоит. Надо работать с ними на предприятиях.

— Там их не затянешь, — пожаловался Вальтер.

— Надо приглашать хороших беседчиков, устраивать вот такие концерты. Видали, как аплодировали? Надо и их втягивать в кружки. А сейчас просто поговорите с ними, зацепитесь за стычку того парня с Эрной.

Вальтер пошел на переговоры. Он не знал, что за гусь тот парень, не знал и его друзей, их прошлое и настоящее. Город большой — не познакомишься с каждым. Но те знали Вальтера, ставшего вожаком молодежи, и возненавидели его. Особенно злобен был Курц. Если не погибла бы свастика, Курц наверняка был бы воеводой «Гитлерюгенда». А теперь какой-то радиомонтер Вальтер руководит молодежью города. Но Курц враждовал хитро, умел обходить подводные камни. Открыто он не выступал ни против мероприятий советской комендатуры, ни против новых немецких руководителей, но если где нужно было подрезать авторитет вожака молодежи, он натравливал своих друзей. Они прозвали Вальтера «Мелкозубкой», и эта кличка стала разноситься по городу.