Талисман любви - Луанн Райс

И стал бросать мяч об стену, ловя его с первого прыжка.

– Он никогда не переставал тренироваться, – не унимался Серж. – Дело – прежде всего, Рикки. Работай упорно, Рикки. Пусть твой отец гордится тобой.

Бросок, прыжок, захват. Бросок, прыжок, захват.

Вернулся охранник, разобравшись с потасовкой, встал у ворот и хлопнул в ладоши, испугав Рикки. Мальчик поймал мяч и встал перед охранником. В глазах его смешались страх и вызов.

– А теперь иди-ка ты домой, – сказал Джим. – Не заставляй меня позвать кого-нибудь, кто уведет тебя силой.

– Я папу жду.

– Сам знаешь, что это не так, – устало бубнил Джим. – Знаешь ведь, папаша твой умер. Пойми, мне тебя жаль, но нельзя тебе болтаться тут без дела.

– Я жду его, – упорствовал Рикки. Джим покачал головой:

– Ты дождешься, что мне придется звать полицейских, чтобы забрали тебя.

Глаза Рикки расширились. Упоминание о полиции подействовало. Всего восемь лет, а малыш уже боялся полиции. Сержа наполнила печаль при мысли о том, что натворил Тино, что оставил своему единственному сыну. Если бы только отцы могли бы прожить жизнь еще раз, взять свои горестные сожаления и отнести их назад, к тем дням, когда их сыновья еще не выросли, когда можно было бы все сделать правильно.

Нахмурившись, Рикки медленно побрел прочь.

– Малыш, продолжай тренироваться, – крикнул ему вслед Серж. – Не выпускай мяч из рук.

– Все без разницы, – пробормотал себе под нос охранник.

Рикки опустил голову, словно услышал это бурчание, но он промолчал. Так он и уходил – шаг, бросок, шаг, захват.

– Ты болеешь за «Янки»? Кто твой любимый игрок? – спросил вдогонку Серж.

Рикки открыл было рот, чтобы ответить, но вместо это го повернулся кругом и показал имя, написанное поперек спины на его футболке: МАРТИНЕС. Серж оценил его не желание говорить с чужим дядей.

– Тино Мартинес, – прочитал Серж вслух. – Хороший человек.

Рикки кивнул. Он пошел быстрее и потом побежал.

– И больше не возвращайся, – буркнул Джимми.

– Тренируйся упорно, – крикнул Серж. – И не болтай с незнакомцами!

Его мучил вопрос, не пришла ли почта. Он проверял ее каждый день. Он написал письмо Мартину, и теперь ему было чего ждать, на что надеяться. У него появилась новая причина вставать по утрам. Всего-то для этого потребовались конверт и марка. И он прошел через двор проверить почту, а затем начал бегать.

Картье решили пожить в Блэк-Холле вместо городско го дома, так как воздух здесь был прохладнее и свежее, больше походил на Лак-Верт, здесь было легче оставлять Кайли дома на целый день.

– Все, что тебе нужно, – сказала Тобин, когда Мэй рассказала ей обо всем. – Я так думаю, Мэй. Спроси меня. С ним все должно быть в порядке. Такой атлет, как Мартин…

– Я знаю, – ответила Мэй, окончательно сломленная.

Ей не хотелось плакать при Мартине. Она все еще надеялась. Тэдди не сказала им еще ничего определенного.

– Это так несправедливо, – всхлипнула Мэй. – Он напуган, Тобин. Я не могу видеть его таким беспомощным.

– У него есть ты, – сказала Тобин. – Вы через это пройдете.

У них была долгая дорога до Бостона, все это время Мартин даже не пытался сесть за руль, и она знала, что его зрение резко ухудшилось с начала лета.

Никто из них не спал ночью. Мэй тихонько лежала, глядя в потолок, зная, что Мартин не спал и смотрел на стену. Она наблюдала, как зажигаются одна за другой звезды на западной части неба. К тому времени как соседский петух возвестил рассвет, она даже не сомкнула глаз. Она думала о письме Сержа. Она привезла его из Лак-Верта и все еще хотела, чтобы Мартин прочел его. Думать о чем-нибудь еще ей было намного мучительнее.

Сегодняшний день казался ей бесконечным. Ни она, ни Мартин не были настолько голодны, чтобы поужинать; на прием к Тэдди они ехали по дороге номер 395 на северо-восток.

– С тобой все в порядке? – спросила она Мартина, выруливая на восток по дороге номер 90.

Виднелись очертания Бостона, башни Пруденшл и Джон-Хэнкок мерцали над городом на фоне неба, Мэй чувствовала, как в ее животе что-то вздрагивало, когда она думала, что их ждет.

– Хорошо, а ты?

– Хорошо, – повторила она.

Она знала, что оба лгут. Вести Мартина было непривычно для нее. Мэй получила водительское удостоверение, когда ей было шестнадцать, с тех пор она водила машину и любила ездить. Но когда они были вместе, всегда вел Мартин.

Чтобы нарушить тишину, она включила радио. Поймала радиостанцию, передающую хорошую музыку, и они послушали пару песен. Она чувствовала себя отдохнувшей и надеялась, что все обойдется. Должно быть, Мартин тоже в это верил, потому что он дотронулся до ее бедра.

– Спасибо, что везешь меня, – произнес он.

– Это единственное, чем я могу помочь, – ответила она.

– Не только в машине, – пояснил он. – Я имею в виду вообще. Ты всегда была рядом со мной, Мэй.

– Спасибо тебе, Мартин, – сказала Мэй, словно услышав слова Тобин.

Она мельком взглянула на Мартина, закрывающего сначала один, затем другой глаз рукой, проверяя свое зрение, как будто за время их долгого пути проблема решилась сама собой.

Следуя указаниям Тэдди, они заехали в больничный гараж для парковки и прошли по стеклянному переходу к зданию, в котором располагались кабинеты врачей и администрация. Сквозь стекло они могли видеть темные воды Бостонской гавани, по которым двигались танкера и паромы. Прогулочные теплоходы проплывали мимо, и слабые звуки оркестровой музыки проникали через стекло. Там, снаружи, люди наслаждались удовольствиями летней ночи, но Картье входили в медицинский мир кондиционеров, дезинфицирующих растворов и напряженности.

По сравнению с ее домашним врачебным кабинетом рабочий кабинет Тэдди Коллинз в Бостонской глазной больнице выглядел гладко отшлифованным и современным, сверкая белизной и хромом. Она позвала их сразу же, как только они появились, дабы уменьшить вероятность того, что они будут замечены другими людьми.

Когда Мэй собралась следовать за Мартином в лабораторию, Тэдди остановила ее в двери.

– Я бы хотела, чтобы Мартин был один, – сказала она.

– Конечно, – поспешно отступила Мэй, задетая за живое.

Она не хотела принимать это лично на свой счет, но не могла не почувствовать страх.

– Заходите, Мартин, – пригласила его в кабинет Тэдди. – Садитесь у стола и подождите меня немного. Я хочу показать кое-что Мэй.

Мартин кивнул и зашел в лабораторию. Тэдди же повела Мэй в ее отдельный рабочий уголок и попросила подождать там, пока будет проводить обследование Мартина. На стол перед Мэй она положила белый кожаный альбом и прикрыла его рукой.

– Мои свадебные фотографии, – сказала Тэдди. – Там есть и ты, и твоя мама. Я подумала, ты бы хотела взглянуть на них.

– Спасибо, – поблагодарила Мэй.

Она посмотрела на богато тисненую кожу, с плавно переплетенными инициалами Т и У и перевела вопросительный взгляд на Тэдди. Не ошиблись ли они в выборе врача для Мартина? Показывать Мэй свои свадебные фотографии в подобный момент, когда они оба с мужем были почти парализованы страхом?

Но при взгляде на морщинистое и полное сострадания лицо Тэдди, ощутив, что ее собеседница была полностью нацелена и сосредоточена на решении поставленной перед ней задачи, глаза Мэй наполнились слезами.

– Я так сильно люблю его, – проговорила Мэй.

– Знаю.

Мэй наклонила голову и вытерла глаза.

– Я понимаю, – сказала Тэдди. – Он стоит перед чем-то очень и очень тяжелым.

– Значит, вы уже знаете…

– Я подозреваю, но я не уверена в степени поражения. Мы будем знать все, когда закончим обследование.

– Я так беспокоюсь за Мартина, – вымолвила Мэй. – Пожалуйста, помогите ему, Тэдди. Пожалуйста…

– Я сделаю все, что в моих силах, – пообещала она.

Потом обняла Мэй и оставила ее одну в рабочем кабинете. Из окна простирался вид на аэропорт Логан, где-то там, за черной водой, видно было, как самолеты снижались и набирали высоту. Стены кабинета были увешаны красивыми фотографиями маяков со всего мира, сделанными Уильямом.

Но Мэй не стала разглядывать их. Она занялась свадебным альбомом. В нем было много фотографий, запечатлевших Тэдди и Уильяма, Эмилию и Лоренцо Дюнн, тетушку Энид и саму Мэй, но больше всего Самюэля и Абигейл Тейлор. Мэй не могла оторвать глаз от фотографий своего отца.

На них он был совсем таким, каким его запомнила Мэй. Высокий, сильный мужчина, с вьющимися каштановыми волосами и карими глазами. На нем был серый костюм с синим галстуком. Мэй прищурилась, и ей показалось, что она сумела разглядеть изображение крошечных чаек на галстуке. Когда-то она подарила ему этот галстук с чайками на День отца. Улыбаясь в объектив, он одной рукой обнимал Мэй за плечи.

Глаза Мэй заволокло слезами. На той фотографии ей было шесть или семь, столько же, сколько сейчас Кайли. На каждом снимке она стояла не дальше двух шагов от своего отца. Она обожала его, и он отвечал ей взаимностью.