Смерть меня не найдёт (СИ) - Летова Ефимия

Лигран осторожно приподнимает меня за талию и усаживает на кровать с ногами. Под его взглядом, таким глубоким и таким жадным, я чувствую, как тепло в моём возвращающемся к жизни теле превращается в жар. Кажется, ощущаю все свои внутренние органы по отдельности. А Лигран массирует пальцы ног, один за другим. Стопы. Голени. Колени. Вдруг наклоняется и целует — сначала одно колено, затем другое, заставляя меня снова их сжать.

— Это тоже необходимо для снятия заклинания?

— Так быстрее и эффективнее, — и этот жест, которым он взлохмачивает волосы — знакомый и уже почти родной жест. — Ладно, вру. В этом нет необходимости, но… знаешь, я был на самом деле счастлив, когда играл роль Марта. Действующего не только по необходимости, делающего то, что ему хочется.

— А чего тебе хочется?

Он снова наклоняется и осторожно, очень бережно целует кончики пальцев моих ног. Кончики пальцев рук. Тыльную сторону запястья левой руки, почти полностью вернувшего свой природный цвет. Гладит волосы, массирует затылок. Но когда пальцы почти касаются груди, я молча перехватываю его руку.

Лигран приподнимает брови.

— Ты же не хочешь встретить конец мира с такой синюшной грудью?

— Хмарь, одно слово! — против воли, я улыбаюсь.

— В том, своём мире, ты… связывала свою судьбу обетами с кем-нибудь?

— Нет, — наверное, стоило бы соврать, но я говорю правду. — В моём мире у меня даже ни разу не было такого желания.

Его пальцы разминают колени, бёдра — с внешней стороны. И я чувствую себя, наверное, так, как парализованный, которому вернули возможность ходить. Тепло, мурашки, щекотка — всё это восхитительно. Невероятно.

— Не хочу.

Лигран тут же останавливается и пытливо заглядывает мне в лицо, отодвигается, но я мотаю головой:

— Не хочу встретить конец мира с синюшной грудью. Ты действительно ужасный человек, лирт королевский следователь, а я — ужасная дура, но я почему-то продолжаю тебе верить. Я никому не давала обетов, совершенно не умею разбираться в людях, но я пришла к тебе на крышу тогда, чтобы сказать, что я, наверное, люблю тебя. Как бы тебя не звали. Каким бы хмарем ты не был. И, наверное, не раз ещё пожалею о своих сегодняшних словах и обо всём остальном, но… Венута будет послезавтра. Я хочу узнать, как это бывает, когда этого хочешь.

— И хочешь нормальную грудь.

Мы смеёмся, и этот смех ломает последнюю преграду.

Лигран обнимает меня, сгребает в охапку и целует в губы — сначала легко, поверхностно, словно с какой-то досадой то ли на себя, то ли на меня, а когда я пытаюсь сказать ему, что он ничего мне не должен, поцелуй становится глубже, пальцы путаются в волосах. Мои руки скользят под его расстёгнутой рубашкой, наши тела соприкасаются, и меня словно прошивает молнией. Чувствую себя живой. Не засушенным листком из школьного гербария, а живой — пульсирующей, дышащей, влажной и сладкой, словно меня вымазали мёдом. И я позволяю продолжать себя оживлять — во всех смыслах этого слова. Ни о чём не жалея. Ничего не планируя на будущее. Отпуская чужие воспоминания, стыдные и горькие.

Они чужие.

И когда в какой-то момент Лигран шепчет моё, именно моё имя, я на мгновение верю в то, что и он их отпустил — хотя бы на эту ночь.

Глава 65.

Я просыпаюсь от какого-то металлического перезвона. Словно некто в небесах играет на огромном металлофоне.

Выспалась. Кажется, первый раз в жизни я так выспалась, до полной потери связи с реальностью. Лучи Луавы не проникают сквозь чёрное стекло окна, но сейчас, вероятно, утро. Вытягиваю руки вверх и несколько мгновений недоумённо созерцаю свои восхитительно бледные пальцы.

Светлую нормальную кожу.

Может быть, и всё остальное — не сон?

Осторожно сажусь в постели и оглядываюсь. Комната бывшего сиротского приюта, нисколько не изменившаяся с ночи. Кинжал в углу на полу. Моё платье — на стуле. Ночью пришлось посетить ванную, но единственное, на что меня хватило сверх — это поднять платье.

На полу рядом с кроватью обнаруживается небольшой поднос с куском мясного пирога и прозрачным напитком в кружках. Вероятно, Лигран позаботился ночью о нашем завтраке. Голод и жажда! Кто бы мог подумать, что я буду скучать и по ним тоже.

Я почти благоговейно откусываю кусочек, желудок протестующе и в то же время вожделеюще ноет — отвык от работы. Ничего, привыкнет обратно.

Дверь с лёгким скрипом приоткрывается, и я инстинктивно натягиваю одеяло до подбородка, представив себе появление разъярённой Ильяны.

Но это всего лишь Ксамурр. Проскальзывает в узкую образовавшуюся щель, замирает у двери. Смотрит на меня выжидательно и, как мне кажется, не слишком одобрительно.

— Ну, вот как-то так, — одними губами говорю я коту и для пущей убедительности пожимаю плечами. — Так оно получилось, и знаешь — я нисколько не жалею.

Кот гипнотизирует меня зелёными глазами.

— Оставайся, — так же беззвучно предлагаю я. — Я вас познакомлю. Ты умертвие, он некромант, вы должны друг другу понравиться, а в обиду я тебя не дам. Вдруг нам придётся когда-нибудь жить как одна семья?

…о чём ты думаешь, глупая Камилла?

Кот словно бы размышляет над моими словами, хотя, конечно, это я надумываю, а потом пятится, совершенно как человек, жаль только, дверь за собою прикрыть не может.

Ну, нет, так нет.

Зарываюсь в кровать и обнимаю спящего Лиграна со спины, утыкаюсь носом в чёрные волосы. Он приятно пахнет. Уютно. В комнате немного прохладно, а кожа у него тёплая. Вот так бы лежать и лежать, и ни о чём не думать.

Чувствовать. Дышать.

Металлический перезвон продолжается.

Наконец рука Лиграна оживает, подтягивает меня к себе. Он разворачивается, и мы смотрим друг на друга.

Как должны общаться люди, проснувшиеся утром в одной постели? Мне срочно нужна инструкция. И, судя по лицу Лиграна, ему она тоже не помешала бы.

— Что это за звук? — прерываю я молчание. — Надеюсь, это не только у меня в ушах?

— Следующим утром на восходе Луавы состоится праздник Венуты. В храмах специально обученные служители играют музыку воскрешения. Сегодня тоже праздничный день, когда особенно надлежит воздерживаться от недостойного поведения и непристойных мыслей.

— Даже и не знаю, как это сделать, — говорю я негромко, не испытывая ни малейшего желания от этих самых мыслей избавляться. — Я, можно сказать, заново родилась — и почему-то сразу с разными непристойностями в голове.

Лигран улыбается, и видеть его, именно его, а не Марта, таким непривычно. И тоже самую малость — волшебно.

— Сколько тебе было лет в твоём мире?

— Как и Агнессе. Две декады и ещё один год. Наверное, это тоже имело значение при перемещении душ, внешнее сходство, возраст…

Больше всего я боюсь, что вот сейчас он что-нибудь скажет, и сказка рассеется окончательно. Например, что фелинос наконец-то нашли, и я больше ему не нужна.

— Вы похожи?

— Да, немного, но я не такая… — выдыхаю. — Не такая красивая. Не такая яркая. И волосы у меня просто тёмные. Обычные. Я вся — совершенно обычная. Даже без донума.

— Красота — понятие относительное. Да и донумы не всегда приносят счастье. А что касается цвета — ну, это и к лучшему, наверное. У обладательницы таких волос не могло быть простой судьбы.

— Может быть. В любом случае, ты-то меня другой не увидишь. И вряд ли я теперь вернусь обратно.

— Жалеешь?

— Даже не знаю, — и сейчас я как никогда искренне признаюсь в этом незнании. — Сначала — да, очень хотела. Но теперь… Там у меня, если подумать, ничего нет, а здесь…

Хотела бы я сказать, что "здесь у меня ты", но это же не правда. Так не бывает. Не настолько я дура, чтобы верить в чудодейственное значение одной-единственной ночи. Было хорошо? О, да, было хорошо. Но утро наступило и набатом стучит в ушах.

— Знаешь, чего я хочу?

— Поскольку повышаться на службе тебе, похоже, некуда, даже не могу предположить.

— Написать заявление на отпуск и пойти с тобой в Центральный храм.