От Византии до Орды. История Руси и русского Слова - Вадим Кожинов

Если же говорить об „Индейском царстве“ в былине „Вольх Всеславьевич (или Святославьевич)“, есть существенные основания полагать, что первоначально речь шла об Иудейском царстве, но значительно позднее, когда существовавший в IX–X веках иудейский Хазарский каганат выветрился из исторической памяти, а реальная азиатская страна Индия, напротив, обрела известность на Руси, „Иудейское“ было заменено по созвучию „Индейским“. В других записях былины о Волхе „Иудейское царство“, как уже говорилось, заменилось „Золотой Ордой“ и „Турец-землей“, — возможно и потому, что некое опаснейшее для Руси „Иудейское царство“ представлялось поздним сказителям чем-то совершенно неправдоподобным.

Эта постановка вопроса, конечно, нуждается в доказательствах, к которым я и обращусь. Начнем с того чрезвычайно существенного факта, что до нас дошли записи древнерусского творения, которое являет собой, в сущности, разновидность былины, и в ряде его вариантов речь идет о смертельной борьбе именно с Иудейским царством, — „Егорий Храбрый“. Это произведение обычно относят не к былинам, а к жанру „духовных стихов“, но как обоснованно писал виднейший исследователь обоих жанров, Б. М. Соколов, некоторые „духовные стихи эпического склада (в их число входят „Егорий Храбрый“, „Федор Тырянин“ и др. — В. К.)… не отделяются от былин и идут (у народных сказителей. — В. К.) под общим названием старин“. Сам образ Егория имеет „довольно много общих черт с образом былинного богатыря“ (Соколов Б. М., Русские фольклор. Вып. 1., М» 1929, с. 72, 75); Егорий не только совершает духовные подвиги, но и «палицей железной» поражает «иудейского царя».

В подоснове древнерусского духовного стиха-былины о Егории Храбром лежит, в конечном счете, предание о жившем в древнехристианские времена, в конце III — начале IV вв. римском полководце Георгии, который стал христианином и даже проповедником новой Веры, за что после жестоких мучений был по повелению гонителя Христианства императора Диоклетиана (284–305 гг.) обезглавлен; позднее его причислили к лику святых великомучеников. Следует отметить также, что в Византии был распространен и другой вариант предания, в котором со св. Георгием расправлялся не римский император Диоклетиан, а «персидский царь Дадиан» (вспомним, что языческий Иран в течение долгого времени противостоял христианской Византии). В конечном счете образ св. Георгия стал достоянием Руси (как и многих других принявших Христианство стран).

Выше говорилось, что первыми христианскими святыми, обретшими высшее почитание на Руси, были Николай Чудотворец (есть основания полагать, что уже в конце IX века в Киеве был создан храм св. Николая) и Илья (в 940-х годах в Киеве имелась соборная церковь св. Ильи). Одноименные герои (о чем также шла речь) «вошли» в русский былинный мир. Возможно, несколько позднее, но все же достаточно рано обрел у нас самое высокое почитание и св. Георгий (церковь его имени существовала уже в первой половине XI века). Едва ли случайно Владимир Святославич окрестил своего родившегося, по-видимому, в 989 году (то есть сразу после официального принятия Христианства) сына именем Георгий (правда, он был известен по своему языческому имени — Ярослав Мудрый).

Кстати сказать, Б. М. Соколов полагал, что русский духовный стих-былина «Егорий Храбрый» и воспел именно Георгия-Ярослава, но с этой версией едва ли можно согласиться, ибо в «Егории Храбром» повествуется о тяжкой борьбе за утверждение Христианства; между тем Ярославова эпоха — время очевидного расцвета Христианства на Руси, а не смертельной борьбы за него. И скорей уж сын Владимира Крестителя получил свое имя не без воздействия существовавшего ко времени его рождения духовного стиха-былины, а не наоборот.

Впрочем, наиболее важно другое. «Егорий Храбрый», как уже говорилось, в конечном счете восходит к ставшему известным на Руси древнейшему сказанию о св. Георгии, но все же перед нами совершенно иное, вполне самостоятельное произведение; так, его герой отнюдь не погибает на плахе, а, напротив, торжествует, убивая (в некоторых записях — обезглавливая) враждебного Христианству царя. Кроме того речь идет не о римском и не о персидском царях.

Мы располагаем множеством сделанных в разное время и подчас существенно отличающихся друг от друга записей «Егория Храброго», но в самой ранней из них, сделанной самим Владимиром Далем, сказано:

Выходит из той земли, из жидовския,Жидовския, босурманския[358],Царища Мартемьянища…Святому Егорию глаголует:«Ой ты гой еси, Егорий Харабрый свет!Ты не веруй самому ХристуСамому Христу Царю Небесному…»После долгих мучений и испытанийСвятой Егорий Харабрый свет…Берет он свою палицу железную,Поразил он тута царища Мартемьянища.Потопила Егория кровь жидовская.Кровь жидовская, босурманская:По колена во крови стоит —Святой Егорий глаголует:«Ох ты гой еси, матушка сыра земля!Приими в себя кровь жидовскую,Кровь жидовскую, босурманскую».Расступилася матушка сыра земляНа две стороны, на четыре четверти.Пожрала в себя кровь жидовскую,Кровь жидовскую, босурманскую.

(см. Народные русские легенды А. Н. Афанасьева. — Новосибирск, 1990, с. 65, 69).

Следует напомнить, что слова «жид» и «жидовский» приобрели «бранный» смысл лишь в новейшее время; в древней Руси они являлись, в сущности, равноправными вариантами, синонимами слов «иудей» («июдей») и «иудейский»: так, в древней «Повести временных лет» словосочетания «царь жидовескъ» и «царь июдейскъ» предстают как взаимозаменяемые.

Целесообразно в связи с этим сопоставить «былинный» духовный стих «Егорий Храбрый» с однотипным и даже явно родственным ему — «Федор Тырянин». Он восходит к образу современника св. Егория, который также был римским воином в той же Малой Азии, и, ратуя за Христианство, сжег храм высокочтимой в Римской империи языческой богини Кибелы, за что сам был в 306 году сожжен. В русском сказании — по-видимому, не без воздействия «Егория Храброго», — с древним преданием о св. Федоре произошла та же самая «метаморфоза»: герой борется не с языческим Римом, а с пришедшим «с восточной стороны „иудейским царем“» и не гибнет, а побеждает.

В зачине одной из записей этого былинного духовного стиха, впервые опубликованного Петром Киреевским, сообщается:

Со восточныя было стороны,От царя иудейского,От его силы жидовскияПрилетела калена стрела…

Св. Федор не имел на Руси столь давнего и широкого признания, как св. Георгий; «духовный стих-былина» о нем сложился, вероятно, позднее, чем «Егорий Храбрый» и испытал сильное воздействие последнего: ряд элементов «Федора Тырянина» скорее всего был перенесен из «Егория Храброго», — например, только что цитированное изображение победы героя (привожу запись сподвижника Петра Киреевского — П. И. Якушкина, сделанную в 1840-х гг.);

Побивал царя Иудейского,Его силу жидовскую,Жидовскую, бусурманскую.Обливала его кровь жидовская,Жидовская, бусурманская…«Уж ты, матушка сыра земля,Расступися на четыре на четверти,На все четыре на стороны!Ты пожри в себя кровь жидовскую,Жидовскую кровь, бусурманскую».По Божию соизволениюРасступалася мать сыра земляНа четыре на четверти,Пожирала в себя кровь жидовскую,Жидовскую, бусурманскую,Царя Иудейского.

Целесообразно еще раз подчеркнуть, что в этих русских произведениях, восходящих к раннехристианским преданиям о святых Георгии и Федоре, место древнеримского (или персидского) врага Христианства занял «царь Иудейский». Естественно прийти к выводу, что такое «превращение» имело свое реальное историческое основание: первоначальные русские сказители обладали сведениями о долгой и жестокой борьбе с иудейским Хазарским каганатом и сделали высокочтимых святых победоносными героями именно этой борьбы, совершенно преобразив тем самым пришедшие из Византии предания (там ведь речь шла о казненных мучениках Христианства).

Вернемся теперь к былине «Вольх Всеславьевич» (или «Волх Святославьевич»). В записи А. В. Маркова (№ 51) Волх Святославьевич

Принималсэ за цяжолу свою палицю…Со своей-то со силушкой с великою:Как избили-то ведь всю силу Индейськую…Он ведь брал-то все царя, царя Индейского.Он ведь брал-то царя да за жолты кудри,Он кинал-то ведь царя все и кирпишной мос…

А св. Федор (запись П. И. Якушкина)