Последняя кровь первой революции. Мятеж на Балтике и Тихом океане - Владимир Виленович Шигин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Начнем с того, что матросов летом 1906 года расстреливали не просто так, по чьей-то прихоти. Это, как известно, случилось после восстания в Кронштадтской крепости. Заметим, что мятеж 1906 года в Кронштадте был уже вторым. Первый произошел годом ранее и вылился, как мы уже писали выше, в грандиозный погром винных подвалов, всеобщую пьянку и разбой. Итогом этой пьяной «бузы» стали 22 убитых и сотня раненых. Однако при расследовании правительство проявило совершенно непонятную мягкость к бунтовщикам. Несмотря на такое обилие пролитой крови, не было… ни одного смертного приговора! Такие вот реалии «кровавого царизма». Любопытно, а как сегодня бы отреагировала на подобное российская власть? Но, как оказалось, уроки Кронштадтского мятежа 1905 года не пошли впрок. Более того, мягкотелость властей была расценена как слабость. А потому мятеж 1906 года начался уже с учетом уроков предыдущего, став куда более масштабным и кровавым.
Только после усмирения второй «бузы» власть наконец-то поняла, что дальше слюнтяйничать и потакать убийцам уже нельзя. Именно поэтому на сей раз приговор был куда более суров, чем год назад. По приговорам военно-полевых судов были расстреляны 36 человек. Это были те личности, непосредственное участие которых в убийствах людей было доказано. Кроме этого, еще 228 человек, помогавшие убивать, участвовавшие в избиениях и глумлениях, захватившие оружие и оказывавшие вооруженное сопротивление властям при наведении порядка, были приговорены к различным срокам каторги. Остальные участники мятежа в количестве 1032 человек были отправлены в исправительно-арестантские отделения (аналог советским дисциплинарным батальонам).
Вот цитата из обвинительного акта: «Суд признал виновными всех подсудимых, кроме минной роты старшего унтер-офицера Михаила Иванова, рядовых Александра Бойцова… (всего 16 человек) …в том, что они в числе более 8 лиц, согласившись исторгнуть силою у военного Начальства крепости Кронштадт, предоставленную ему законом власть крепостью и городом, для проведения этого намерения исполнения, в ночь на 20 июля 1906 года (по старому стилю) в районе лагерного расположения Кронштадских саперной и минной рот, и в зимних помещениях последней, сообща напали с оружием в руках на полковника Александрова и капитана Врочинского, которых лишили жизни; и на подполковника Григорьева, штабс-капитана Петрова, поручиков: Сафонова, Краснописцева, Волынского, Беляева и подпоручиков Сухова, Голубинского и Андреянова, лишив их свободы, и нанеся при этом поручику Беляеву удары прикладами ружей… Они, с целью оказать сопротивление наступавшим на них войскам, произвели по ним с форта “Константин” боевой выстрел из орудия и открыли ружейный огонь; но после стрельбы по ним из пулеметов — сдались и были захвачены».
* * *
Изучая мятежи в Кронштадте в 1905 и 1906 годах, мы просто не можем обойти стороной вопрос столь знаковой в русской истории личности, как Иоанн Кронштадтский. Дело в том, что именно во время этих кровавых мятежей знаменитый на всю Россию Иоанн Кронштадтский жил и проповедовал в Кронштадте. Отец Иоанн (в миру Иван Ильич Сергиев) считается великим духовным проповедником и духовным писателем. Он являлся митрофорным протоиреем, настоятелем Андреевского собора в Кронштадте. В 1990 году был канонизирован Русской православной церковью, как святой праведный Иоанн Кронштадтский. Личность Иоанна Кронштадтского — личность огромного масштаба, оказавшая большое влияние на русскую духовную мысль конца XIX — начала ХХ века. При этом отношение к Иоанну Кронштадтскому было у современников неоднозначным.
Так святитель Феофан Полтавский считал: «Его (И. Кронштадтского. — В.Ш.) творения мало того, чтобы только читать; их нужно изучать, как и творения Святых Отцов». Как вспоминал писатель А.В. Круглов, «когда отец Иоанн обращался к народу перед исповедью, его слова прожигали сердце. Он не был оратором, но его речь обладала могучей силой, потому что каждое его поучение было не что иное, как откровение его пламенного сердца и его верований».
Но были и иные суждения. Лейб-хирург Н.А. Вельяминов, бывший вместе с Иоанном Кронштадтским в Ливадии свидетелем последних дней жизни императора Александра III, так оценивал отца Иоанна и отношение к нему императора в книге, изданной в эмиграции в 1920 году: «Ливадия дала мне тоже достаточно материала для наблюдений над этим бесспорно недюжинным священником. Думаю, что это был человек по-своему верующий, но прежде всего большой в жизни актер, удивительно умевший приводить толпу и отдельных более слабых характером лиц в религиозный экстаз и пользоваться для этого обстановкой и сложившимися условиями. Интересно, что отец Иоанн больше всего влиял на женщин и на малокультурную толпу; через женщин он обычно и действовал; влиять на людей он стремился в первый момент встречи с ними, главным образом, своим пронизывающим всего человека взглядом — кого этот взгляд смущал, тот вполне подпадал под его влияние, тех, кто выдерживал этот взгляд спокойно и сухо, отец Иоанн не любил и ими больше не интересовался. На толпу и на больных он действовал истеричностью тона в своих молитвах. Я видел отца Иоанна в Ливадии среди придворных и у смертного одра государя — это был человек, не производивший лично на меня почти никакого впечатления, но бесспорно сильно влиявший на слабые натуры и на тяжело больных. Потом, через несколько лет, я видел его на консультации больным в Кронштадте, и это был самый обычный, дряхлый старик, сильно желавший еще жить, избавиться от своей болезни и нисколько не стремившийся произвести какое-либо впечатление на окружавших. Вот почему я позволил себе сказать, что он прежде всего был большой актер…»
При всей полярности мнений, Иоанн Кронштадтский безусловно был и выдающимся благотворителем, и ярким духовником, умевшим говорить с паствой, причем, как считают многие современники, он обладал особым даром делать людей добрее и лучше, чем они были. Проповеди Иоанна Кронштадтского собирали толпы паломников со всех уголков России. Из рассказа одного бывшего пьяницы, который после взгляда отца Иоанна перестал пить: «Я стал у кареты, отворил ему дверцы, сам стараюсь держаться попрямее… Потом взглянул ему в глаза, а глаза-то его смотрят на меня не то гневные, но глубокие без конца, чем дальше смотришь, тем глубже, и горят таким огнем, что мне стало жутко. Я за голову схватился, не в шапке, мол, я: так страшно стало. Разгневался батюшка, видно. Потом, видно, смиловался. — “Зачем ты, голубчик, пьёшь?” Вот с тех пор я не пью».
Уже к началу 1890-х годов отец
