Год Мамонта - Владимир Романовский

На самом деле Брант слегка кривил душой, прекрасно понимая неприятное положение Фрики и опасаясь за себя — вдруг он теперь тоже не сможет выехать из Астафии? Никогда? А как же лесенка к морю? Провались она, эта лесенка. Вон сколько незастроенного пространства кругом. Можно строить и строить.

— А кто все это сделал? — спросил он. — Заклятие, и так далее?

— Я не уверена, что вам нужно это знать.

— Да. Знать вообще нужно меньше. Знания развращают. Но все же?

Она смотрела на него и не понимала — на самом ли деле он дурак, или ее успокаивает, или тараторит, потому что боится за себя?

Помолчали.

Великая Княгиня села в карету. Брант подумал, что как только останется один, то проведет эксперимент, чтобы проверить.

Некоторое время они ехали молча. Торжественность неловкого молчания была нарушена остановкой кареты. Фрика нахмурилась. Посидев недвижно некоторое время, она отодвинула занавеску.

— Не знаю, что случилось, — сказала она.

Брант пожал плечами и вышел из кареты.

— Ничего страшного, — сказал он. — Кучер просто уснул. Сидите, сидите.

Он вскочил на облучок, взял у сонного кучера вожжи, и хлестнул лошадей. Кучер заворчал и проснулся.

— Спи, спи, — сказал Брант.

Через четверть часа они остановились у того самого сквера, названия которого Брант не знал.

Он галантно подал Фрике руку и помог выйти.

— Идите домой, Брант, — сказала она. — Не думаю, что мы встретимся еще раз. Идите и забудьте меня.

— То есть как — забудьте?

— Так. Романтические иллюзии кончаются, начинается повседневная жизнь. Ваша романтическая иллюзия была с вами много лет. А теперь кончилась. Неприятно, но это так. И ничего страшного нет. Идите, идите.

— А что же… А как же… А если я теперь не смогу уехать из Астафии, из-за вас?

— Сможете. Я даже не чувствую — знаю, что сможете. Вы не из тех, на кого действуют заклятия.

— Я не это имел в виду.

— Идите домой, — сказала Фрика сердито. — Спокойной ночи.

Она повернулась и повлеклась к боковому входу дворца — длинная, нескладная, худая, хрупкая, какая-то неприкаянная. И походка странная, неуверенная. Зашла и пропала. Хлопнула дверь.

Брант постоял, поразмыслил, пообижался, прикинул, что надо бы действительно прокатиться за город, посмотреть — действует ли заклятие, но почему то не пошел обратно к карете. Иллюзия кончилась. Началась жизнь. Не знаю, не знаю. Почему иллюзия? Где иллюзия? Что она плетет?

Он вернулся к фонарю, с которого началось путешествие в замкнутый круг, и с удивлением обнаружил до сих пор пребывающий там абордажный крюк с веревкой. Постояв немного над крюком и поприкидывав, что к чему, он решил, что дело надо доводить до конца, даже если с первой попытки не получается. Он поднял крюк и направился к стене.

Он вспомнил звук скрипнувшего окна. Очевидно, четвертое. В четвертом окне было темно. Зато оно было открыто. Это обнадеживало.

Брант отступил от стены на десять шагов, раскрутил орудие, и метнул крюк вверх по диагонали. На этот раз крюк влетел в четвертое окно, не задев ни стену, ни раму, и только в этот момент Бранту пришло в голову, что если кто-то наблюдал за ним из четвертого окна, возможен конфуз. Причем весьма большой. На лбу Бранта выступил холодный пот, сердце гулко застучало. Он потянул веревку на себя. Веревка подалась и затем натянулась. Он подбежал к стене и полез вверх, перебирая руками, отталкиваясь ногами, и очень скоро добрался до окна — сказывался опыт строительных работ в Колонии. Перебравшись через подоконник, он обнаружил, что комната пуста. А может, не пуста, но, во всяком случае, темна, и его никто пока что не окликнул. Надо было взять с собой свечу, подумал Брант. Вечно я чего-то забываю, какую-то деталь. Это все Гор виноват, подумал он с раздражением. Детали не важны, детали потом приложатся, главное схватить суть, наметить общий план. Схватил, наметил. Вот и результаты.

Слева от окна что-то блестело. Брант протянул руку и свалил подсвечник с прикроватного столика. Подсвечник грохнул об пол. За дверью раздались шаги. Брант выхватил меч и метнулся к двери — петли справа, болт слева — и прижался к стене возле петель. Дверь открылась. Комната осветилась. Судя по убранству, это была спальня прислуги. Служанки. Служанка, между прочим, преспокойно спала на своей кровати. Толстая, а не храпит.

Фрика вошла в комнату, неся перед собой подсвечник, направилась к окну, выглянула, отступила назад и, наткнувшись ногой на крюк, тихо вскрикнула.

— Брант, вылезайте, где вы там спрятались, — сказала она тихо и зло. — Вылезайте!

— Я здесь, — сказал Брант, делая шаг вперед. — Не кричите, проснется служанка.

— Она не проснется даже если рухнет дворец. Что вам нужно?

— Мне нужны вы.

— Зачем?

— Ну, как. Нужны, и все. И я не согласен по поводу иллюзий.

— Вы залезли по стене в комнату моей служанки, чтобы выразить свое несогласие?

— Допустим.

— Убирайтесь вон.

— Нет.

— Что же мне с вами делать! — сказала Фрика в отчаянии. — Ну, что? Что делать? Почему вы такой… недалекий? Неумный?

— Я умный, — сказал Брант. — Просто иногда соображаю медленно. Я закрою дверь, хорошо?

— Нет уж, — сказала Фрика.

— Нельзя же…

— Пойдемте ко мне. Идти тихо. Молчать. Понятно?

— Да.

— Подберите крюк. Втяните веревку.

Брант повиновался. Они вышли в темный коридор. Фрика прикрыла дверь в комнату служанки. Следующая дверь вела в ее апартаменты. Горели свечи в канделябрах. На столе в гостиной лежали фолианты и стоял кувшин с вином.

— Шшш, — предупредила Фрика. — Здесь рядом апартаменты моей дочери. И уж она проснется, если заподозрит, что здесь происходит что-то необычное.

Фрика провела Бранта в свою спальню, закрыла дверь, задвинула засов, села на стул и осмотрела свою ногу. От внутренней стороны колена текла струйка крови.

Брант окинул комнату взглядом, предположил, что маленькая дверь в углу ведет в умывальную, открыл ее, понял, что не ошибся, набрал воды в ковш, рванул с крюка одно из полотенец, и вернулся в спальню.

— Ложитесь, — сказал он Фрике.

Она посмотрела на него странно, но встала, перешла к кровати, и легла на спину.

— На бок, — сказал Брант.

Она повернулась на бок. Брант смыл кровь, прижал к ране, к счастью небольшой, просто царапина, полотенце, и некоторое время держал его там. Фрика лежала на боку, не двигаясь, со странным выражением лица.

— Вы действительно меня любите, — сказала она полувопросительно.

— Да, действительно. Вас это смущает? Настораживает?

— Не знаю. Как-то плохо верится.