Огниво Рассвета - Алексей Будников

— Тебе он пригодится явно больше, чем мне, — чуть ухмыльнувшись, проговорил чародей, передавая мне меч.

Я, спрятав кисет под плащ, вытянул протяжно лязгнувшее оружие из чехла, несколько раз прокрутил в руке, осмотрел лезвие, что, к моему большому удивлению, оказалось практически идеальным: острое, без сколов, царапин или налета. Казалось, только-только заточенное, причем не вручную, оселком, а на специальном станке. Оружие знатное, с таким и на парад выйти незазорно, чего уж о ристалище говорить.

— Не беспокойся, чего-то особенного клинок в себе не таит. — промолвил Вильфред, едва я повесил фальчион на пояс. — Это тебе не посох. За оружие ближнего боя маги берутся лишь в крайних случаях, оттого и на его волшебную закалку, как правило, времени не тратят… Итак, — быстро осмотрел он меня, — вроде ничего не забыл. Если у тебя есть вопросы — задавай пока есть возможность.

Я задумчиво хмыкнул.

— Спрошу лишь одно, учитель: что я учинил? Из-за чего погибли люди, рухнул огромный холм, а по мою душу являлись то гвардия, то Ищейки?

— Ты, — чуть помедлив, потирая одной рукой другую, отвечал маг, — вернее — вы, вся та экспедиция… Вы пробудили мощное место силы. Так называемую Жилу. Это одна из тех точек, что наполняют Гронтэм магической энергией, точно деревья — свежим воздухом. Та Жила уже семь десятков лет считалась дремлющей — то есть… как бы выразиться… она пребывала в несколько раздраженном состоянии. Из-за постоянных колебаний магической силы такое случается, правда, очень редко. Жила на время словно «закупоривается» — мощь, которую она вбирает, продолжает в нее поступать, но не изливается наружу. Точно копится. Рано или поздно такой волшебный пузырь лопается, не принося каких-то разрушительных последствий, а лишь перенасыщая атмосферу излишками силы, что все одно за пару лет, если соблюдать определенные «процедуры», рассасываются. Но в случае внезапного пробуждения Жилы, вернее, если бы ее потревожили, она могла нанести непоправимый урон всему мирозданию. Именно поэтому Луга запечатывают дремлющие Жилы, как запечатали и эту.

— Могла? — недоверчиво посмотрел на Вильфреда я. — Или уже нанесла?

— Это нам еще предстоит выяснить, — загадочно проговорил колдун.

— Но кому подобное могло быть выгодно? Почему нас обманом заманили туда и заставили… сделать то, что мы сделали?

— Ответами на эти вопросы я также пока не располагаю.

— Учитель, — вдруг вспомнил я, нарушив повисшее на мгновение молчание. — Там, в той пещере. В Жиле. Помимо нескольких драгоценностей, мы нашли… трупы.

— Трупы? — старик воззрился на меня широко раскрытыми глазами. — Какие еще трупы? Чьи?

— Не знаю. Но они совсем не были похожи на купцов. Их облачали мантии…

— Цвет? — быстро перебил меня колдун.

— Лиловые.

Услышав это, Вильфред Форестер смутился настолько, что его лицо вмиг побелело, а взор отрешенно забегал по земле.

— Вам знакомы эти мантии? — не стал медлить с повисшим в воздухе вопросом я.

— Некроманты, — коротко ответил колдун, с трудом разлепив губы. — Лиловый — их цвет.

— Но… Что они там делали?

— Вероятно, эта тайна может открыться тебе в самой Трелонии. — Вильфред Форестер поднял на меня полные ошеломления глаза. — Мне она неведома.

— Вы… — медленно начал я, наблюдая за впавшим в глубокие думы учителем, — рассказали все, что мне следует знать?

— Все, — несмело ответил маг. — Далее сопровождать тебя на пути я не смогу, и укрощать твой строптивый нрав придется другим. Я же дал тебе все, что должен был, и даже несколько больше.

— В таком случае, — с натугой издал я, поправляя путевую котомку, — больше не смею задерживаться в вашем доме. Благодарю вас за все полученное в этих стенах: кров, пищу, знания. Неизвестно, что бы со мной сталось без вашего участия.

— Прощай, ученик.

— Прощайте, учитель, — в ответ на кивок колдуна, поклонился в пояс я.

Развернулся и, щурясь от выраставшего все выше над кронами памятного леса солнца, двинулся в указанном Вильфредом Форестером направлении.

…Тракт обозначился довольно скоро, едва хижина архимагистра скрылась за моей спиной. Вновь на плечи свалился груз «обычной», непереполненной магией атмосферы, а легкие наполнил с одной стороны легкий, а с другой — уже совсем не привычный воздух. Местность вокруг была сырой и пустынной, сплошные луга, перелески, невысокие холмики и зиявшие под ними зевы заросших нор. Ни единой человеческой души. Из прямых признаков жизни лишь белки и дубровники в ветвях, да божьи коровки, мягкотелки и мохнатые гусеницы на травинках. Однако после полудня, до которого мне удалось миновать несколько перекрестков, ситуация чуть изменилась. У горизонта замаячили возделанные поля, на земле четко угадывались очертания оставленных колесами колдобин. Далее удалось узреть и повозки, неспешно влекомые угрюмо повесившими морды кобылами. Откуда не возьмись появились пахари, скотоводы, бортники, рыболовы, грибники. А к вечеру, как мне и было обещано, вынырнув из-за мелкого пролеска, возникла обнесенная кривым, но высоким частоколом раздольная деревенька.

Неуклюже сбитые из дырявых замшелых досок ворота оказались приоткрыты, а сам вход никто не стерег, так что ничего не помешало мне сразу преступить границы селенья и начать поиски ночлега. Он, впрочем, отыскался довольно быстро — едва мне, под гнетом показавшихся недоброжелательными взоров селян, стоило оглядеть занятый небогатыми лачужками простор, как глаз приметил двухэтажную корчму с чуть покачивавшейся на ветру скрипучей вывеской. Изображение серьезно поистерлось, однако на нем четко угадывались очертания пивной бочки. Но названия заведения разобрать так и не удалось.

Из открывшейся двери наружу подалось приятное тепло пламеневшего в трактире камина вкупе с лившейся из лютни неумелого барда мелодией и запахом выпечки, рыбы, мяса и хмеля — особенно хмеля. Взгляды посетителей, как я и ожидал, вмиг переметнулись на мою показавшуюся у порога темную фигуру. Физиономии, которые до моего прихода наверняка украшала широченная лыба, резко помутнели, делая из и без того не самых симпатичных мужей подобия каких-то побитых жизнью задир с многочисленными царапинами, шрамами и синяками на щетинистых лицах.

Под одинокий лютный мотив заметно фальшивившего музыканта я, прикрыв за собой проскрипевшую створку, двинулся к находившейся по другую сторону комнаты стойке. Только мне довелось подступить к ней, оказавшись спиной к скопищу восседавших за столами шалманщиков, как вновь, нарастающим гулом, заслышались шумные разговоры, глухой стук ударяющихся кружек и шелест испиваемого из них пенного напитка.