Заблудившийся всадник - Сергей Плеханов

Когда Анна ушла спать в подклет к хозяйской дочери, а Ильин с Ториром улеглись на лавках в светелке, через узкие — в ладонь — оконца еще доносились скрип телег, стук копыт по настилу двора, приглушенные голоса. До глубокой ночи на постоялый двор прибывали возы из ближних и дальних мест — везли хлеб нового урожая, мед, рыбу. Наступило самое золотое время для торгов.

VIII

Наутро город гудел от новых слухов. Купцы, прибывшие на рассвете с верхнего течения Днепра, привезли весть об убийстве муромского князя Глеба. На этот раз преступление было совершено поблизости от жилых мест, на пристани Смядыни. Злодеев едва не схватили случайные очевидцы нападения, удалось, во всяком случае, узнать одного из них — личного повара князя, торка родом.

Киевляне не жаловали это азиатское племя, то и дело досаждавшее купцам на днепровских порогах, грабившее земледельческие селения по степной Украине. Вместе с печенегами торки иногда появлялись и под стенами стольного города, угоняли скот, жгли посады, хватали в полон зазевавшихся рыбаков и смолокуров.

— Торчин этот и зарезал князя, как овцу, — говорили те, кто, по их словам, из первых уст слышали рассказ купцов об убийстве. — Глеб-то мальчишка совсем — годов шестнадцать…

— Не наскочи на них люди, и этому голову отбрили бы, — заметил один из слушателей.

— Как пить дать — одна рука за всем этим смертоубивством.

Последняя фраза заставила всех замолчать. Слишком очевиден был намек на Святополка.

Ильин только сейчас осознал всю серьезность положения. Все происходило так, как было написано в житии Бориса и Глеба. И подозрения адресовались Святополку. Имя Ярослава не называлось даже сторонниками киевского князя, ведь его новгородский брат, казалось всем, настолько далек от происходящих событий, что при всем желании не сможет повлиять на их ход.

— Но куда ехал Глеб? — задав этот вопрос, Ильин попробовал повернуть мысли людей в другое русло. — Почему он оказался в Смоленске?

— В Киев, говорят, плыл, — ответил один из распространителей новости.

— А зачем? — быстро спросил Ильин, боясь, что разговор опять уйдет в сторону от главного.

— Известно, — начал тот же ловец слухов, но осекся: — Вроде… вроде бы как под братнюю руку княжество свое привести.

— Словом, присягнуть на верность? — уточнил Виктор.

— Ну да…

— Так зачем же Святополку его убивать? В гибели Глеба кто-нибудь другой заинтересован — кому на вашего князя тень бросить надобно… Да и в случае с Борисом — не то же самое?..

Несмотря на то, что везде и всюду обсуждались трагические события последних дней, само собой сложилось нечто вроде неписаного правила не называть по имени возможного вдохновителя убийства молодых князей. Нарушив его, Виктор расставил точки над «и». Теперь, считал он, в умах людей должен постепенно созреть правильный ответ на вопрос: кому выгодно?..

Кое-кто отошел от спорщиков, почесывая затылок. Другие загалдели пуще прежнего.

— А как это Глеб в Смоленске очутился, коли он в Киев плыл? — выкрикнул один из мужиков. — Из Мурома-то по Оке идут до верховьев, там поблизости от Черной Грязи на Сейм переволакиваются, а по нему в Десну сплывают. Почитай, под самым Киевом и выходят в Днепр. Не-ет, что-то тут не так, не зря князь крюка такого дал…

Но его тут же подняли на смех.

— Эва, мудрец нашелся! Да ты откуда свалился — по Сейму на Оку захотел попасть. Там у волока второй год проходу нет. Змей двенадцатиглавый под калиновым мостом всех прохожих-проезжих грабит-убивает!..

Ильин насторожился. Это явно был какой-то отголосок фольклора. Но откуда тогда такая хронологическая точность, никогда не сопутствующая подобным мифологическим представлениям? Однако его недоумение было тут же рассеяно.

— Да не змей никакой, будет сказки-то баять! Люд там разбойный змеиной веры. Вот и запустел волок…

— И я про то слышал. И есть-де мост калиновый через речку Смородину, там вот они прокудят, окаянные.

— А мне люди говорили, будто не шайка там, а целое племя обосновалось вроде печенег тутошных. Жгут деревни, городки малые. Только церкви новоставленные не трогают. Во как!

Кричали и перекрикивали друг друга еще долго. В конце концов у Ильина составилась вполне законченная картина того, что происходило на речке Смородине, известной каждому фольклористу по многочисленным былинам и сказкам об Илье Муромце.

Какое-то племя степных хищников, пришедших из глубин Азии в лесостепную зону, оседлало важный торговый путь и сделало поборы с купцов и разбои источником своего существования.

Подтверждение его соображений пришло раньше, чем он мог предположить.

Около полудня запели рожки, загудели медные била возле церквей и на торговых площадях. По Боричеву взвозу к северным воротам, вздымая облако пыли, летела пестрая кавалькада.

— Князь едет! — пронеслось по Киеву.

Всадники повернули перед самым городом и помчались под стеной к Олеговой могиле. Услышав об этом, народ повалил в сторону кургана, весело шумя, толкаясь и задирая многочисленных иноземцев. Мусульманам и иудеям показывали край свиты, сложенный в виде свиного уха. Увидев грека, складывали щепоть и принимались слюнить ее, причмокивая ртом, словно обсасывая маслинку. Да и разноплеменных славян честили немилосердно.

— Дрягва чернолапотная! — кричали дреговичу, жителю болотистого Полесья.

— Псковичи — небо кольями подпирали! — безошибочно определив по цокающему говору гостей с севера, местный забияка намекал на широко известный анекдот: жители вольного города будто бы решили на вече подпереть кольями нависшую грозовую тучу.

— Эй, лапшееды! — поддевали ростовцев. — Вы, сказывают, родимое озеро соломой поджигали?

И тут имелась в виду бродячая байка о том, будто ростовские жители снимали солому с крыш, чтобы разжечь костры на льду и протаять полыньи для рыболовства.

— В Севске поросенка на насест сажали, приговаривали: цапайся, цапайся, курочка о двух лапках, да держится.

Приезжим оставалось только ежиться под смех толпы. Состязаться в острословии со столичными ерниками мало кто решался.

Перебранка и гогот разом стихли, едва на курган поднялся Святополк с несколькими боярами. Князь, высокий, тонкий в талии, легко взбегал по крутому травянистому склону. Его длинный плащ с собольей оторочкой — корзно — разлетелся на стороны, словно багровые крылья.

На вершине Святополк резко повернулся лицом к городу, туда, где собралась основная масса людей, и, не дожидаясь, пока его приближенные вскарабкаются за ним, выкрикнул: