Александровский дворец в Царском Селе. Люди и стены. 1796—1917. Повседневная жизнь Российского императорского двора - Игорь Зимин

Николай II уехал из Александровского дворца в Ставку 22 февраля 1917 г. А уже 23 февраля императрица сидела у кровати А. Вырубовой, которая, заболев корью, лежала на свитской половине Александровского дворца. В этот же день заболели корью Ольга (37,7 °) и Алексей (38,3 °), поэтому Александра Федоровна обедала в игровой комнате Алексея.

26-27 февраля 1917 г. в Петрограде начались беспорядки, переросшие в Февральскую революцию, которая стала концом правления 300-летней династии Романовых. 2 марта 1917 г. Николай II подписал отречение, и обратно в резиденцию 9 марта 1917 г. вернулся уже гражданин Романов.

Все эти трагические недели Александра Федоровна с детьми провела в Александровском дворце.

27 февраля 1917 г. в Царском Селе еще было спокойно, хотя из Петербурга доходили тревожные слухи. Они подтвердились, когда в 5 часов вечера телефоны Александровского дворца, связывавшие его с Петроградом, были отключены. К этому времени в Александровском дворце на Детской половине был настоящий госпиталь, с высокой температурой лежали: А. Вырубова (39,7 °), Ольга (39,1 °), Татьяна (39 °) и Алексей (38,9 °). На ногах из детей оставались Мария и Анастасия. Хотя императрица и была полностью погружена в болезнь детей, но в этот день она вместе с Л. Ден посетила могилу Распутина в Александровском парке, отстояв панихиду. Генерал П.П. Гротен[642] докладывал Александре Федоровне о ситуации в Петрограде, и она записала в дневнике: «Ужасные вещи происходят в Санкт-Петербурге. Революция».

28 февраля 1917 г. в 1 час 30 мин. ночи два царских литерных поезда вышли из Ставки в Царское Село. В литерном поезде «А» ехали Николай II, министр Императорского двора В.Б. Фредерикс, флаг-капитан К.Д. Нилов, дворцовый комендант В.Н. Воейков, исполнявший обязанности гофмаршала кн. Долгорукий, флигель-адъютанты Шереметев и Мордвинов.

В этот день положение вокруг Александровского дворца стремительно ухудшалось. Там уже было понимание того, что события приняли необратимый для императорской семьи характер. Жена начальника Дворцовой полиции полковника Б. Герарди одна из первых оставила свою квартиру и упросила приютить двух ее детей в одном из госпиталей. На половине императрицы в Александровском дворце собрались близкие к ней люди. Императрица записала в дневнике: «Лили[643] спит в красной комнате. Графиня Бенкенд[орф] и Иза[644] – в моей большой гостиной», имея в виду Кленовую гостиную.

Все офицеры, приехавшие из Петрограда, в этот день были в шубах поверх мундиров с царскими вензелями, поскольку в столице уже начались бесчинства солдат, срывавших погоны с офицеров. Еще в 19 часов было все спокойно, и офицеры охраны с нижними чинами присутствовали в Феодоровском соборе на вечерней службе.

В 9 часов вечера к Александровскому дворцу по тревоге были вызваны две роты Сводного полка, две сотни Конвоя, рота Железнодорожного полка, батарея воздушной охраны (2 зенитных орудия на машинах) и две роты Гвардейского экипажа из с. Александровка.[645]Императрица лаконично записала в дневнике: «Войска поместили в саду». На это время дворец был оцеплен шестью ротами пехоты и двумя ротами конницы. Были еще небольшие команды – служба дворцовых телефонистов, во дворце находилась «личная охрана Государыни и детей», то есть престарелые камер-казаки Конвоя. Командование обороной Александровского дворца, в котором находилась императрица с больными детьми, взял на себя заместитель дворцового коменданта, генерал П.П. фон Гротен.[646]

Ситуация была крайне тревожной. Со стороны казарм гвардейского стрелкового полка слышались выстрелы. Генерал Гротен распорядился выставить постоянные разъезды вдоль решетки Александровского дворца, развернуть орудия зенитной батареи и пулеметы Гвардейского экипажа вдоль улиц, ведущих к резиденции. Сводный полк разметил заставы в отдаленных углах дворца и Александровского парка. Командир Сводного полка генерал А.А. Ресин[647] призвал солдат и офицеров «исполнить свой долг и защитить царскую семью от всех случайностей».[648] В литературе Дворцовая полиция в последний раз упоминается именно этим вечером: «Дворцовая полиция оставалась на местах».[649]

Вскоре начались вялые стычки охраны с восставшими стрелками запасных батальонов Царскосельского гарнизона. Свет в Александровском дворце был полностью погашен. Вскоре солдат увели с улицы. Мемуарист пишет, что в Александровском дворце перед ним «предстала необычная картина: коридоры и лестницы нижних этажей были полны сидящими и лежавшими людьми со сваленной там и сям амуницией».[650]

Около 23 часов из своих комнат вышла императрица Александра Федоровна. Личный состав был построен в коридоре левого флигеля Александровского дворца, и императрица обошла строй солдат и казаков. Она просила офицеров прийти к соглашению с восставшими во избежание кровопролития[651] (чтобы «только из-за нас не было крови»).

Поздно вечером начались переговоры генерала Гротена с представителями частей Царскосельского гарнизона. В результате переговоров удалось достичь соглашения о перемирии. Кроме этого, вечером начальник Дворцовой полиции полковник Б.А. Герарди[652] вступил в неофициальный контакт с лидерами Государственной думы, зондируя перспективы, связанные с дальнейшей судьбой императорской семьи.

Именно в этот день петроградская пресса сообщила читателям, что Собственный конвой перешел на сторону революции. Однако эти сведения не совсем точны. В Государственную думу доставили урядника и нескольких казаков с солдатами из нестроевой команды, охранявших казармы Собственного конвоя на Шпалерной улице. Однако пресса немедленно начала писать о прибытии всего Конвоя[653]к Таврическому дворцу.

1 марта 1917 г. в Александровском дворце ждали приезда императора. Около 4 часов утра охрана, как всегда, выставила посты на пути его проезда. Поскольку он не прибыл, а всякая связь со Ставкой была прервана, императрица Александра Федоровна весь день пыталась разными способами связаться с царем.

На рассвете охрана была поднята по тревоге, поскольку поступила информация, что тяжелая батарея Царскосельского гарнизона начинает обстрел Александровского дворца. Но вскоре выяснилось, что по дворцу был выпущен только один снаряд, который, пролетев над крышей, упал в саду, не разорвавшись. Но в этот день были и потери, один из стрелков Сводного полка был убит шальной пулей.

В 9 часов утра вернулась из Петрограда депутация от частей дворцовой охраны, которую принял один из лидеров Государственной думы А.И. Гучков. Он просил их продолжать нести охрану Александровского дворца и обеспечить безопасность императорской семьи. Но это была только неофициальная договоренность с лидерами Государственной думы. Императрица не знала судьбы мужа и была прикована к Александровскому дворцу больными детьми, поэтому в Петроград был направлен флигель-адъютант полковник А.Н. Линевич,[654] который вновь получил заверения председателя Государственной думы Родзянко, что подразделения охраны должны продолжать нести службу по охране императорской семьи. Видимо, именно тогда императрица получила неофициальные гарантии новой власти на безопасный отъезд семьи в Англию к своим родственникам.

Поначалу моральное разложение не затронуло императорскую охрану. По-прежнему проверялись посты на всех службах, охранялись телефонная станция и Ферма. Но при этом Александровский дворец был полностью изолирован от окружающего мира, что было тяжелее всего. Постепенно в частях охраны началось брожение. Рано утром 1 марта из Александровского дворца ушел батальон Гвардейского экипажа. Генерал Гротен отпустил его в с. Кузьминское в казармы, но моряки ушли в Петроград. В казармы была отпущена и рота Железнодорожного полка. Она тоже больше не вернулась. Командование отослало в казармы личный состав артиллерийской батареи. По словам мемуариста, «их революционный пыл сдерживался главным образом присутствием казаков».[655] Для пресечения разложения офицеры лично возглавили караулы и пошли в казармы. Самые невероятные слухи множились, и охрана Александровского дворца редела. Постепенно процесс разложения становился необратимым.

В этот день генералы Гротен и Ресин предложили императрице, взяв больных детей, пробиваться на автомашинах в Ставку. Мемуарист упоминает, что шансы на успешный прорыв были велики. Однако императрица отказалась от предложенного варианта, опасаясь за здоровье детей. Кроме этого, у нее уже были гарантии на беспрепятственный выезд в Англию.

Окружение царя предпринимало попытки сохранения монархии, ограничив ее конституцией. Так, по воспоминаниям княгини Палей, ее муж, великий князь Павел Александрович, генерал «от котлет» князь Мих. Путятин и чиновник Министерства Императорского двора Бирюков составили манифест о даровании конституции. Когда манифест был составлен, князь Путятин «побежал во дворец и поручил генералу Гротену – второму коменданту дворца, просить государыню подписать его в отсутствии государя, пока тот не приедет… несмотря на мольбы Гротена… государыня отказалась дать подпись».[656] Днем в Александровский дворец приехал великий князь Павел Александрович, на вопросы офицеров Сводного полка и Конвоя, каково положение, что делается в Петрограде, ответил: «Господа! Одна последняя надежда на вас!».[657] Возможно, он также пытался убедить императрицу «даровать конституцию».