Монах - Мэтью Грегори Льюис
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Со своей стороны, Амброзио отвечал на учтивости настоятельницы очень милостиво и подробно объяснил ей, почему решился нарушить свой обет. Многие из желающих покаяться, сказал он, по болезни не могут выйти из дому. А между тем именно они больше всего нуждаются в совете и религиозном утешении. Ему многократно напоминали об этом, и, вопреки своим привычкам, он счел необходимым ради служения небесам отказаться от столь любезного ему уединения. Аббатиса нахваливала его рвение и милосердие к человечеству. Она заявила, что Мадрид счастлив иметь в своих пределах столь совершенного и безупречного клирика. Под эти разговоры монах наконец достиг лаборатории; там все было, как описала Матильда; монах улучил минутку и наполнил принесенный с собой флакончик жидкостью из соответствующей бутыли. Затем, отобедав в трапезной, он удалился из обители, довольный успехом, а монахини долго еще восторгались оказанной им честью.
Дождавшись вечера, он отправился к дому Антонии. Хасинта приветствовала его с восторгом, но не забыла напомнить, что он обещал провести ночь наедине с привидением. Он подтвердил, что сделает это. Антония чувствовала себя неплохо, но по-прежнему тревожилась из-за предсказания призрака. Флора не отходила от ее постели и еще откровеннее, чем накануне, выказывала свое недовольство присутствием аббата. Однако Амброзио продолжал делать вид, будто ничего не замечает. Пока он беседовал с Антонией, пришел врач. Уже стемнело; пора было принести лампы, и Флоре пришлось самой сойти вниз за ними. Она сочла, что присутствие третьего лица обеспечит порядок на те несколько минут, что ее не будет в комнате. Как только она вышла, Амброзио приблизился к столику в оконной нише, где стояло лекарство Антонии. Врач, сидя в кресле с высокой спинкой, расспрашивал пациентку и не удостоил монаха вниманием. Амброзио воспользовался моментом: достал из рукава роковой флакончик и плеснул несколько капель в микстуру, потом быстро отошел от столика и сел на прежнее место. Когда Флора вернулась с лампами, она не заметила никаких изменений.
Врач заявил, что Антонии можно будет завтра без опаски выйти из комнаты. Он порекомендовал продолжать прием той же микстуры, которая прошлой ночью помогла ей спокойно уснуть. Флора сказала, что лекарство готово, стоит на столике; врач посоветовал пациентке сразу же выпить его и удалился. Флора налила микстуру в чашку и подала ее Антонии. В этот момент мужество изменило Амброзио. А вдруг Матильда обманула его? Разве не могла ревность внушить ей мысль об убийстве соперницы и заставить подсунуть ему яд вместо опиата? Это было настолько вероятно, что монах чуть было не помешал девушке выпить лекарство. Но его благой порыв запоздал. Чашка уже опустела, и Антония отдала ее Флоре. Ничего больше нельзя было сделать, только ждать, что изберет судьба: жизнь или смерть для Антонии, счастье или отчаяние для него.
Боясь вызвать подозрения тем, что засиделся, или выдать себя невольным волнением, Амброзио попрощался со своей жертвой и ушел. Антония простилась с ним холоднее, чем предыдущей ночью. Флора дала понять барышне, что принимать его визиты значит нарушить наказы матери. Она подметила, как засверкали его глаза при взгляде на девушку, и объяснила ничего не подозревавшей Антонии, каковы могут быть помыслы монаха и их возможные последствия, не так деликатно, как Эльвира, простыми и ясными словами, чем напугала ее и убедила держаться от него на расстоянии, не так, как раньше. Антонию огорчила необходимость прервать общение с монахом, но она сумела взять правильный тон, выразив ему уважение и благодарность, однако не пригласив приходить еще. Монах в данный момент не был заинтересован в свидании и потому не стал возражать.
Флора так обрадовалась, что он проявил покладистость и опасной ситуации пришел конец, что даже усомнилась, стоило ли его подозревать. Выйдя проводить его со свечой на лестницу, она поблагодарила его за то, что он постарался искоренить суеверные страхи Антонии, и добавила, что может, если его это интересует, извещать его впредь о состоянии доньи Антонии.
У подножия лестницы монах столкнулся с домовладелицей, как и надеялся. Хасинта тут же заголосила:
– Как, неужели вы уходите, преподобный отец? А как же ваше обещание? Иисусе! Значит, останусь я одна-одинешенька, наедине с призраком, и хорошенький же вид буду иметь наутро! Что я ни делала, что ни говорила, этот упрямый старый болван, Симон Гонсалес, отказался жениться на мне прямо сегодня; ну а до завтрашнего дня меня уж точно растерзают в клочки призраки, и гоблины, и черти, и кто там еще есть! Бога ради, ваша святость, не оставляйте меня в таком плачевном положении! На коленях умоляю, не откажите в просьбе моей, побудьте ночью на страже в той комнате; отправьте призрака куда следует, и Хасинта будет поминать вас в молитвах до конца дней своих!
Эти просьбы были на руку Амброзио; однако он стал для виду выдумывать отговорки и ссылаться на разные препятствия. Он сказал Хасинте, что призрак существует только в ее воображении, и требовать, чтобы он просидел целую ночь в доме, – нелепо и бесполезно. Но Хасинта была упряма; она не внимала его доводам и настаивала на своем. Наконец он сдался и дал слово, что не оставит ее на растерзание демонам.
Весь этот спектакль не впечатлил недоверчивую Флору. Она почувствовала, что монах играет роль, противоположную его истинным склонностям, и что больше всего он желает остаться там, где находился. Она даже надумала, что Хасинта подкуплена им, и немедленно наградила бедную женщину званием сводни. Довольная тем, что проникла в заговор против чести своей госпожи, Флора втайне решила разрушить его.
– Так что же, – сказала она, взглянув на аббата с насмешкой и неприязнью, – вы, значит, остаетесь тут на ночь? Господи, да оставайтесь! Никто вам не помешает. Сидите себе да дожидайтесь чудес, а я тоже посижу, и дай-то бог, чтобы я не увидела что-либо похуже призрака! В эту чудную ночь я от кровати доньи Антонии не отойду. Кто бы ни вздумал сунуться в ее комнату, будь он смертный или бессмертный, черт, призрак или мужчина, предупреждаю: он пожалеет, что переступил порог!
Намек был достаточно прозрачен, и Амброзио его понял, но смиренно ответил, что одобряет предусмотрительность дуэньи, и посоветовал не ослаблять надзора. Служанка уверила его, что
