Смысл ночи - Майкл Кокс

Там, в Блюгейт-Филдс, мне привиделся сон. Во сне я лежал на холодной скале, один-одинешенек под звездным небом. Я не мог пошевелиться, ибо толстые железные цепи приковывали к камню мои руки и ноги, стягивали грудь, тесно обхватывали шею. Я закричал о спасении — от лютого холода и тяжелых цепей, не дающих дышать свободно, — но никто не пришел на помощь и не откликнулся на мой зов. Потом я, похоже, погрузился в забытье.

Сон во сне. Сновидение в сновидении. Я пробуждаюсь — от чего? Сердце мое радостно бьется, ибо теперь я стою в лучах солнечного света, теплых и животворящих, посреди уединенного двора, где журчит вода и щебечут птицы. «Она здесь?» — спрашиваю я. «Здесь», — раздается ответ. Я поворачиваюсь и вижу ее — она стоит у фонтана и улыбается так очаровательно, что сердце едва не выпрыгивает у меня из груди. Она уже не в трауре, но в прелестном белоснежном платье из венецианской парчи, с распушенными по плечам черными волосами. Она протягивает мне руку: «Вы идете?»

Она ведет меня через арочную дверь в пустую бальную залу, освещенную свечами. Откуда-то из невообразимой дали долетают слабые отзвуки диковинной музыки. Она поворачивается ко мне: «Вы знакомы с мистером Вердантом?» В следующий миг внезапный порыв ветра гасит все свечи, и я слышу плеск воды у своих ног.

«Прошу прощения, — доносится из темноты ее голос, — но я забыла ваше имя. — Она смеется. — У лжеца должна быть хорошая память». А потом она исчезает, и я остаюсь один на угрюмом пустынном берегу. Передо мной простирается черный океан, над далеким горизонтом разливается бледно-желтый свет. Поодаль от берега на волнах качается какой-то предмет. Я напрягаю зрение и с ужасом опознаю его.

Окоченелый мертвый дрозд с распростертыми крыльями, уплывающий в вечность.

Часы на каминной полке пробили половину шестого. Уже наступило утро воскресенья; я провел вторую никчемную ночь, ища забвения в обществе своих демонов, вернулся домой разбитый и усталый, рухнул в кресло и заснул там в пальто и башмаках.

Когда я пробудился, комната казалась выстуженной и невесть почему заброшенной, хотя меня окружали знакомые вещи: матушкин письменный стол, заваленный бумагами; рядом с ним — шкапчик с выдвижными ящичками, забитыми моими заметками и выписками из оставшихся после нее документов и дневников: отгороженный занавеской угол, где хранились камеры и прочее фотографическое оборудование; вытертый персидский ковер; ряды любимых читаных-перечитаных книг; трехногий столик, где я держал карманный экземпляр проповедей Донна; портрет матушки, в прошлом висевший над камином в гостиной сэндчерчского дома; а на каминной полке, рядом с часами, шкатулка красного дерева, в которой некогда лежали двести соверенов мисс Лэмб.

Измученный телом и смятенный духом, я сидел, уставившись в холодный камин. Что со мной творится? Я не знаю ни счастья, ни покоя, лишь тревога и нервное возбуждение владеют мной. Я плыву по течению в океане тайны, точно мертвый дрозд из моего сна — беспомощный, застылый. Какие неведомые существа обитают в незримых глубинах подо мной? К какому берегу прибьет меня? Или мне суждено вечно носиться по волнам жалкой игрушкой ветров и течений? Простая и великая цель, еще недавно неотступно стоявшая передо мной, — доказать, что я являюсь законнорожденным сыном лорда Тансора, — теперь рассыпалась, разбилась вдребезги, словно громадный галеон с сокровищами, выброшенный штормом на скалы.

На трехногом столике рядом со мной лежали листок бумаги и огрызок карандаша. Схватив их, я торопливо составил перечень проблем, требующих решения.

Я перечитал написанное три, четыре, пять раз со все возрастающим отчаянием. Разрозненные, но, по существу, связанные между собой загадки назойливо крутились, вертелись в уме, точно сонмы бесов, решительно отказываясь складываться в единый логичный ответ на все вопросы. Наконец я встал с кресла, не в силах долее выдерживать такую муку.

Когда я стал снимать пальто, что-то выпало из кармана на каминный коврик. Ну да, пакет с гранками перевода Ямвлиха, врученный мне гостиничным слугой в Стамфорде за минуту до отправления моего поезда. О том, чтобы сейчас заниматься такой работой, не могло идти и речи, а потому я бросил пакет на письменный стол с намерением вскрыть его позже, когда в голове немного прояснится.

Я продремал около часа, а по пробуждении мне вдруг явилась мысль об отбивной котлете и горячем кофии. Время было еще раннее, но я знал одно съестное заведение поблизости.

Я поднялся с кресла, наклонился и трясущейся рукой потянулся за пальто, валявшимся на полу. Тпру-у-у!

В следующий миг пол словно разверзся подо мной, и я кувырком полетел в бездонную ревущую бездну.

Когда я очнулся, миссис Грейнджер промокала мне лицо влажной салфеткой.

— О господи, сэр! — воскликнула она. — Я уж испугалась, что вы померли. Вы можете встать, сэр? Вот так, еще немножко. Я держу вас, сэр, не бойтесь. Сейчас Дорри нам пособит. Давай-ка, голубушка. Возьми мистера Глэпторна под руку. Осторожнее. Ну вот, все в порядке.

Миссис Грейнджер никогда еще не обращалась ко мне столь многословно. Откинувшись на спинку кресла, с влажной салфеткой на лбу, я с удивлением увидел рядом с ней ее дочь Дорри. Потом, к крайнему своему изумлению, я узнал, что сегодня понедельник и что я проспал целые сутки.

Немного оправившись, я поблагодарил обеих женщин и спросил у Дорри, как дела.

— Все хорошо, благодарствуйте, сэр.

— Как видите, мистер Глэпторн, у ней все в полном порядке, — сказала миссис Грейнджер, едва заметно улыбаясь. — И она все такая же славная девушка, сэр.

Сама Дорри промолчала, но она действительно выглядела замечательно в своем опрятном платье, подчеркивавшем достоинства фигуры, и с веселым, довольным выражением лица.

— Я очень рад слышать и видеть собственными глазами, что Дорри преуспевает, — сказал я. — И мне чрезвычайно приятно сознавать, что я сделал доброе дело, наняв вас в услужение и изредка помогая Дорри деньгами.

— Преуспевает? — воскликнула миссис Грейнджер, бросая лукавый взгляд на дочь. — Можно и так выразиться, сэр. Ну же, Дорри, давай выкладывай.

Я вопросительно посмотрел на девушку — она слегка покраснела, прежде чем заговорить.

— Мы пришли сообщить вам, сэр, что я выхожу замуж, и поблагодарить вас за все, что вы для нас сделали.

Она грациозно присела, кинув на меня застенчивый любящий взор, от которого сердце мое растаяло.

— Кто же твой будущий муж, Дорри? — спросил я.

— С вашего позволения, сэр, его величают Мартлмасс, Джеффри Мартлмасс.

— Превосходное имя. Миссис Джеффри Мартлмасс. Пока все хорошо. А что за человек мистер Мартлмасс?

— Хороший и добрый, сэр, — ответила Дорри, невольно расплываясь в улыбке.

— Еще лучше. А чем занимается наш хороший и добрый мистер Мартлмасс?

— Он служит клерком, сэр, у мистера Джиллори Пигготта из Грейз-Инн.

— Юрист! Вижу, у мистера Мартлмасса полно достоинств. Ну, Дорри, поздравляю тебя с тем, что тебе повезло повстречать на жизненном пути такого хорошего и доброго мистера Мартлмасса. Только передай своему жениху, что я не потерплю никаких глупостей с его стороны и что ему придется иметь дело со мной, коли он не будет любить тебя так, как ты заслуживаешь.

Я произнес еще несколько фраз в том же добродушно-шутливом тоне, потом Дорри убежала за завтраком для меня, миссис Грейнджер взялась за швабру, а я удалился в умывальную комнату, чтобы привести себя в порядок и сменить белье.

После завтрака, сытый и чисто выбритый, я почувствовал себя полным сил и готовым к новому дню. Дорри собиралась встретиться со своим женихом у Грейз-Инн, каковое обстоятельство мигом решило вопрос, чем мне заняться в ближайшие несколько часов.

— Если ты позволишь, Дорри, я провожу тебя, — галантно промолвил я.

Я подставил девушке согнутую в локте руку, к несказанному изумлению миссис Грейнджер, и мы вышли за дверь.

Стояло погожее ясное утро, хотя с реки задувал крепкий ветер. По дороге Дорри еще немного рассказала про мистера Джеффри Мартлмасса — у меня начало складываться впечатление, что он надежный малый, пусть слишком уж серьезных взглядов, и оно подтвердилось, когда я увидел невысокого молодого мужчину с восхитительно пышными бакенбардами, который со встревоженным видом стоял на углу Филд-Корт.

— Дороти, дорогая! — вскричал он страдальческим тоном, завидев нас. — Ты опоздала! Что-нибудь стряслось?

Отстранившись от меня, Дороти взяла руку своего жениха, рассмеялась и ласково пожурила его: мол, она задержалась всего на несколько минут против назначенного часа, и не надо за нее беспокоиться.

— Беспокоиться? Ну разумеется, я беспокоюсь! — воскликнул он, явно расстроенный упреком в излишней заботе о благополучии своей ненаглядной невесты.