Белый Шанхай. Роман о русских эмигрантах в Китае - Барякина Эльвира Валерьевна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Почему вы не оформили бумаги как полагается? – заревел Хью.
Родионов нагло смотрел в глаза:
– Не успел. Вы сами говорили, что приоритетным направлением является слежка за коминтерновцами и вербовка новых агентов.
– Так какого черта вы вообще ввязались в уголовное дело? Если вам стало известно о правонарушении, вы должны были передать его в соответствующий отдел, а не…
Хью осекся. На столе лежала телеграмма, только сегодня полученная от сына. Он был уже в Гонконге и через пару недель собирался вернуться в Шанхай.
– Идите, Родионов, – проговорил он изменившимся голосом. – И запомните: это последнее предупреждение в ваш адрес.
Через пятнадцать минут в его кабинете появился один из инспекторов отдела по борьбе с наркоторговлей. Хью расспросил его об успехах и как бы невзначай заметил:
– У меня есть сведения, что крупная партия опиума может находиться на складе, арендуемом Ниной Купиной. Отправьте своих ребят к ней, пусть проведут обыск.
– Я должен у нее что-то найти? – спросил инспектор.
Хью взвесил все «за» и «против»:
– Необязательно. Но ищите внимательно. Там бумажная продукция – может, между листами что-то спрятано. И не церемоньтесь особо. Если не найдете, извинитесь за учиненный разгром.– Хью сделал особое ударение на этом слове. – И пригласите даму ко мне – пожаловаться.
Когда инспектор ушел, Хью распорядился, чтобы против задержанных фашистов возбудили уголовное дело за нападение на мастерскую скульптора. А то они шум могли поднять, что их напрасно продержали столько дней.
Глава 44
1
Клим нажал на кнопку электрического звонка.
– Открыто!
Нина стояла в прихожей у телефона – в зеленом шелковом платье с золотыми кистями на поясе.
– Ты? – ахнула она при виде Клима, но тут же переключилась на голос в трубке: – Алло, я слушаю!
Клим смотрел на нее – как солдат, вернувшийся с фронта.
– Алло! Мне плохо слышно – повторите!
«Ты бы знала, как я скучал».
Нина неловко повернулась и задела полку с телефонным справочником.
– Ох, черт! Да… Да… – И вдруг испуганно: – Ничего не предпринимайте без меня! Я сейчас буду!
Лицо растерянное, непонимающее.
– Что-то случилось? – спросил Клим.
Нина медленно села на подзеркальный столик. Лежавшая на нем связка ключей упала на пол.
– Они устроили у меня обыск…
Слезы вдруг покатились у Нины по щекам. Клим шагнул к ней, хотел обнять, но она не далась.
– Зачем ты явился?! – Ее трясло, пальцы судорожно рвали золотую кисть. – Сбежал – так мог бы не возвращаться!
Он присел рядом с ней, взял ее за руку:
– Ты сейчас злишься не на меня.
Она выдернула ладонь и изо всех сил ударила его по щеке. Острые ногти полоснули по коже.
Клим встал и вышел.
2
Ада резала баклажаны. На примусе стояла сковорода со шкворчащим постным маслом. Нажарить, съесть самой, пока гости не пришли. То Митька явится, то соседские ребятишки, то Серафим. Войдет – с порога начнет рассказывать о боксе, будто это хоть кому-нибудь интересно. А пока сидит, весь чай выпьет и сахар съест.
Чай у Ады самый лучший – с ее портретом на упаковке: мистер Бернар семь пачек подарил. Правда, Ада на этикетке на себя не похожа, но все равно приятно.
Люк скрипнул, и в комнату поднялся Клим. Вот новости!
– Вы где пропадали?
Он не ответил. Прошел в комнату, не снимая ботинок; отодвинув Аду, полез под стол, где хранились съестные припасы. Ничего не нашел.
– Ада, давай напьемся, а?
Лицо бледное, на щеке – смазанные следы крови. Небось подрался, сейчас с горя съест все баклажаны.
– Идите лучше к отцу Серафиму, – произнесла Ада. – Батюшка вас и напоит, и исповедует.
– А тебе моя исповедь неинтересна?
Ада вытерла руки передником:
– Как будто вы можете сообщить мне что-то новое: денег нет, работы нет, женщины не любят.
– Ну ты-то меня любишь…
– Я?! На что вы мне сдались?
– Полиция считает, что из меня может получиться дивный шпион, а это довольно героическая профессия. Скоро о моих подвигах будут слагать киносценарии.
– Не врите.
Масло прогорало. Сейчас бросить баклажаны на сковородку или подождать? Вдруг Клим обидится и уйдет?
– Ада, скажи, а тебя кто-нибудь любит?
– Конечно.
– А за что?
– Не ваше дело.
Клим со вздохом опустился на табурет:
– Знаешь, иногда я думаю – не будь мы с тобой дураки, мы вполне могли бы быть счастливы. Но нам подавай луну с неба. Ты мечтаешь о принце, который отвезет тебя в Америку на белом пароходе. Я бы хотел… Ладно, не важно. А ведь черта с два. Мы застряли в «Доме надежды», потому что мы принадлежим этомумиру. А принцы, принцессы и их пароходы – не про нашу честь.
– Я сейчас на вас масло вылью!
– Жизнь наша кончится бытовой уголовщиной и заметкой в газете: «Девушка семнадцати лет обварила сожителя. Пострадавший скончался на месте».
– Или вы заткнетесь, или я вам баклажанов не дам – так и знайте! – закричала Ада.
«Сожитель» – тоже выдумал! Небось опять поссорился с супругой. А вдруг мистер Бернар узнает, что Ада живет в одной комнате с Климом? Вдруг ревновать начнет? Возьмет и уволит ее.
А если намекнуть, что у нее совершенно невыносимые жилищные условия? Может он снять ей новую квартиру, получше? Наверное, может. Но вдруг он захочет туда приходить? Ну, в смысле с ночевкой?
Надо все обдумать.
3
Эдна возвращалась домой из столицы: маршал Чжан Цзолинь, правитель Маньчжурии, а теперь и Пекина, дал ей интервью.
Все эти дни она думала о муже. В пекинской гостинице трое молодых людей махали ей из окна напротив. Они улыбались и звали ее к себе. Шофер таксомотора пытался развлекать: «Почему мадам такая печальная?»
Потому что при мысли о других мужчинах ей становилось плохо. Потому что день и ночь в мозгу крутилась одна и та же мысль: «А вдруг мне показалось? Вдруг Даниэль все-таки любит меня?»
В поезде Эдна познакомилась с женщиной. Они напились, а потом до полуночи сидели в купе и разговаривали.
– Мой супруг на меня не смотрит, – жаловалась Эдна. – Как будто я пустое место! Говорить с ним об этом я боюсь: вдруг он признается, что у него есть любовница или что он вообще хочет развестись? У меня такое чувство, что он пресытился. Как быть? Я до конца дней должна играть роль надоевшей куклы? Наверное, мы должны все-таки объясниться.
Попутчица подлила ей виски.
– У вас есть свои деньги? – спросила она.
– При чем тут это? – удивилась Эдна.
– Стало быть, муж вас содержит? Понимаете, дорогая, за все надо платить. У вас честная сделка: он дает вам деньги за то, чтобы вы пускали пыль в глаза его друзьям. У него все хорошо – милая супруга, приятный дом, статус успешного человека. Ему от вас нужны стабильность и покой. Если вы нарушите эту часть договора, он снимет вас с довольствия. А вы себя вряд ли прокормите на гонорары репортерши: во всяком случае, об автомобилях и яхтах придется забыть.
Эдна уронила лицо в ладони. Да, все так. В случае развода она не сможет помогать родителям, ей придется заниматься сотнями вопросов, в которых она ничего не смыслит. Она никогда не оформляла бумаг, никого не нанимала (если не считать Клима Рогова), не покупала ничего дороже браслетов. Все это делал Даниэль, а Эдна упивалась творчеством, совершенно не заботясь о деньгах.
– Но я молода! – всхлипнула она. – Неужели я должна отказаться от любви?
– Это все равно случится рано или поздно, даже если вы полюбите кого-то другого. Вам и в пятьдесят лет будет хотеться, чтобы кто-то восхищался вами, целовал вас, а это – увы и ах! – невозможно. Вам придется искать забвения в детях, религии или в чем-то другом. Мужчина не в состоянии долго испытывать страсть к женщине, если ничто этому не препятствует. Год-два – и пылкая любовь перерастает либо в дружбу, либо во вражду, либо в полное равнодушие.
