След лисицы - Марианна Красовская

белокурую рабыню? — холодно спросил Нарана его противник. — Тебе она была не нужна, ты потом отдал ее тирахам.

— Она была слишком хороша для тебя, Хонг.

Хонг, прищурившись, ловко ускользнул от обманного броска Нарана и продолжил:

— А что насчет Асманур? Вдова с детьми. Зачем?

— Разве сделал бы ты ее счастливой? Сумел бы вернуть радость жизни? А я сумел.

— Ты не дал мне и шанса.

Хонг очень быстро и сильно ударил Нарана локтем в бок, снова уворачиваясь от захвата. Посол попытался одновременно ударить противника раскрытой ладонью правой руки в подбородок, а левой подтолкнуть в поясницу — этот прием прекрасно срабатывал ранее, но Хонг снова вывернулся, заломив Нарану руку за спину и скользнув кулаком по скуле — вроде несильно, но у посла зазвенело в голове.

— Мне не нужна твоя женщина, но я могу ее взять.

— Она с тобой не ляжет.

Они отскочили друг от друга, тяжело дыша и с ненавистью сцепляясь взглядами.

— Я знаю все твои приемы, сын лисицы. Когда-то меня учил твой отец. И знаешь, что я теперь с тобой сделаю, рыжий? — голос противника стал вкрадчиво-ласковым.

— Убьешь? — прохрипел уставший уже Наран, едва успевая уйти от удушающих объятий.

— Нет. Я умею мстить, мальчик. Я дам тебе шанс. И ты запомнишь это куда лучше, чем поражение.

Что произошло? Каким чудом Нарану удалось сделать подсечку и уронить Хонга на землю? Зрители ничего не поняли, Листян так тем более. Вместе со всеми она вскочила, ликуя.

Наран хмурился, понимая, что ему поддались, швырнули в лицо победу, как подачку. И возмутиться бы, и с негодованием отказаться, но только не тогда, когда ставки столь высоки. Все, что он мог сделать — процедить сквозь зубы “благодарю, Хонг, я твой должник” и легкомысленно пожать плечами в ответ на внимательный взгляд Баяра. Ну, вот так вышло. Победил, сам видишь.

Где там эта чаша?

Прихрамывая, весь черно-полосатый от пыли и стекающего пота, он выхватил деревянную чашу из рук хана и нетерпеливо протянул Листян, торопясь сказать заветные слова, которые должен был произнести еще вчера, а то и раньше:

— Сваришь ли мне свадебный чай на своем очаге, бусгуй (*невеста)?

— Позови меня к себе в шатер, хургэн (*жених), — Листян немного изменила ритуальный ответ, но что поделать, если у нее не было своего шатра? — И я сварю тебе чай.

***

Посол отказался от пира. Он хотел только ополоснуть пот и забрать себе свою женщину, теперь уже — навсегда. Очень быстро вылил на себя пару вёдер воды, а потом стянул промокшую одежду и швырнул на пол. Тело ломило после схватки с Хонгом. Хотелось лечь и не двигаться хоть какое-то время.

И в этот момент в его шатёр привели Листян. Старый шаман, увидев обнаженного и мокрого жениха, только насмешливо вскинул брови, а сопровождавшая невесту Дженна вскрикнула и закрыла лицо руками. Ну да. Вот так получилось. И он вовсе не виноват, что от одного только взгляда на любимую, одетую лишь в простую белую сорочку до середины лодыжек, его тело среагировало очень однозначно.

А Листян разглядывала его без всякого смущения, да с таким восторгом на лице, что он все же покраснел и потянулся за покрывалом, обматывая толстую ткань вокруг бёдер.

— Не стоит и одеваться, — хихикнул старый шаман. — Только время зря терять. Листян, девочка, поспеши, до рассвета осталось совсем недолго.

Ах да! По обычаю свадебный чай подаётся в ночи, а жених и невеста не должны разговаривать друг с другом до первых лучей солнца. Наран совершенно про это забыл, так велико было его нетерпение. Обряды и церемонии сейчас казались ему совершенно излишними, и, судя по сверкающим глазам, невеста разделяла его желания.

Листян давно знала, какой чай любит Наран. Кажется, она без труда могла бы приготовить его с закрытыми глазами. Вот только руки у нее затряслись так, что она едва не расплескала воду, а чайные листья просыпала прямо в очаг. Заставила себя замереть, закрыла глаза, перевела дыхание. Все это не важно. Он теперь выпьет даже помои, чтобы ей угодить. Такой смысл этого обряда — принимать из рук жены не только доброе, но и дурное. Многие матери нарочно учат дочерей портить свадебный напиток, пересаливать, делать горьким, чтобы жених заранее был готов к будущим сложностям. Но ей так не хотелось.

Достаточно они друг другу неприятностей доставили.

Тишина шатра нарушалась лишь дыханием четырех людей. Нервно плясали тени в свете масляного светильника. Все, что было в прошлом, забылось, пропало, было унесено ветром. Потом, конечно, она еще не раз вспомнит и покойного мужа, и богатую жизнь в Лисгороде, и некоторые вовсе не глупые тамошние порядки, но сейчас важен был только древний ритуал и мужчина, который ждал ее. Глаза у него были зеленые, как трава.

Тонкой струйкой льется кипящая вода из чайника в деревянную чашу. Кружатся в причудливом танце чайные листки. Падают серые крупинки соли, растворяясь как звезды в утреннем небе. Жирное буйволиное молоко скрывает все в густом белом тумане.

Наран принимает из рук любимой чашу, подносит к губам. Она точно знает — угодила. Старалась. Выпивает до дна, а последние капли и листья вытряхивает в огонь.

— Вкусно тебе было, нэхэр (*муж)?

Кивок.

— Пусть же вся ваша жизнь будет вкусной, как соль,