Зеленый поезд (Повести и рассказы писателей-фантастов Сибири) - Виктор Колупаев

Но пока Федя покупал картошку да морковку, на базаре появился старый нищий. Не было у бедняги ни дома, ни семьи, ни родных, ни знакомых. Было у него только пятнадцать сберкнижек, и на каждой — пятнадцать тысяч рублей.

— Подайте слепенькому! — пел он гнусавым голосом, а сам косился, где денег побольше. — Подайте глухому! — и слушал, где громче монеты звенят.

— Ну что с тобой делать? — сказала старушка. — И так торгую себе в убыток. Дам-ка я тебе хоть это!

Сказала и бросила нищему в сумку остаток Фединого сна.

Вечером девчонка Аленка положила свой сон под подушку. И как только закрыла глаза, сразу попала на зеленый лужок.

«Где же это я?» — подумала Аленка. Подумала, да и пошла вдоль берега ручья. Идет и слышит, что впереди кто-то смеется, кто-то вздыхает, а кто-то хохочет.

Подошла она поближе, увидела: сидят на берегу красивые девушки, в руках у них серебряные ножницы. Отрезает каждая по прядке своих волос, перевязывает травинкой, бросает в ручей. Плывут по воде прядки разного цвета — цвета спелой пшеницы, цвета красной меди, цвета воронова крыла. Чья прядка дальше всех уплывет, та будет первой красавицей.

Ничего Аленка не сказала и дальше пошла. Идет Аленка и слышит чье-то злющее, ехидное хихиканье.

Раздвинула траву. Глядит: ведьма сидит у ручья. Сидит и колдует: как проплывет мимо девичья прядка, махнет ведьма рукой и сразу прядка станет серая — седая.

Увидала тут ведьма Аленку. И говорит:

— Это ты? Ах, ах! Опять моя сестрица сны продает! Опять мне все дело испортила! Ну я ей!..

Заплакала ведьма и пропала. И опять плывут по воде прядки цвета спелой пшеницы, цвета красной меди, цвета воронова крыла!

А мальчишка, который купил сон про шпионов, как раз в этот самый момент приставил пистолет к затылку диверсанта международного экстра-класса Такселя Штангельвакселя.

А мальчишка Андрей в это время совершал круг почета над Марсом на мощнейшей ракете. Марсиане бежали внизу и кричали с марсианским акцентом:

— Да здравствует вэликий космонавт Андрушка, пэрвый посланэц Зэмли!

Молодой человек в очках — тот, что выбрал сон, похожий на растрепанную книгу, вскочил с постели посреди ночи. Включил настольную лампу, пошарил на столе очки. Не нашел. Оказалось, что они у него на носу.

Он их и не снимал вовсе, чтобы лучше видеть сон. Этот человек был ученый. Он сел за стол и принялся что-то записывать.

— Действительно, — бормотал он, — принцип транссингуляции астигментации неандантангулярен. Андантангулярен вполне будет лишь принцип…

— Что, что? — спросила, проснувшись, жена.

— Понимаешь, — сказал он, — я решил ту утрихитремму икс-игрек-зет полугугутулярных, над которой без толку ломали голову сорок профессоров, сто шестьдесят доцентов, шестьсот сорок научных сотрудников при помощи двух тысяч пятисот шестидесяти лаборантов. Представь: решил ее во сне!

Жена сказала:

— Да ну?!

Весь город спал, один только старый нищий никак не мог уснуть, ворочался и по привычке кряхтел жалобно, хотя сейчас никто не мог его услышать и подать милостыню.

А Федя, как только лег, сразу почувствовал, что его будят. Открыл глаза и увидел старушку, которая на базаре сны продавала.

— Ну, пошли, — сказала старушка.

— Куда? — спросил Федя.

— Клад покажу, — сказала старушка. — Хочешь?

— Конечно, хочу! — закричал Федя. — Обязательно покажите!

— Запоминай дорогу, — сказала старушка. — Проснешься — найдешь.

Вскочил Федя с постели, оделся кое-как и побежал за старушкой. Никто в доме не проснулся. Двери сами открылись и закрылись неслышно. Старушка и Федя очутились на улице. Всем в этот час снились старушкины сны. Даже, наверное, милиционерам. Город был пуст и темен. Только над площадью в темноте бились белые струи фонтана, который, видно, позабыли выключить. Листья тополей были черны и странно шевелились в безветрии. А Федя бежал за старушкой, только одному удивляясь: почему он не слышит шума своих собственных шагов? Он бежал, бежал и все-таки никак не мог нагнать старушку, которая шла себе впереди и вроде бы совсем не спешила. Федя даже боялся отстать и потеряться, но все-таки вертел головой из стороны в сторону и старательно запоминал дорогу.

Вышли они за город — Федя запомнил. Пошли по шоссе — Федя запомнил. Свернули на проселок — Федя запомнил. Пошли по тропинке — и это запомнил Федя. Добрались до развилки, Федя приготовился уже запомнить, куда сворачивать, но тут старушка обернулась к нему, собралась что-то сказать, уже и рот открыла, а Федя проснулся и ничего больше не услышал и не увидел. Кончилась половина сна. Федя от злости заревел на весь дом.

— У, старуха! Подвела старуха! Умру, а досмотрю!

Натянул на голову свое ватное одеяло и давай засыпать. Старался, старался, только вспотел зря. Так у него ничего и не вышло.

Зато нищий уснул в тот самый миг, когда Федя проснулся. И старушка во сне ему сказала: — Пройдешь по этой тропинке девятьсот девяносто девять шагов, повернешь направо, пройдешь еще девять шагов. Там и копай.

— Еще чего! — сказал старик. — Копай сама, если хочется!

— Как знаешь, — сказала старушка. И с глаз пропала. А нищий уселся возле тропинки, протянув по привычке руку, хотя никто тут мимо не ходил. Сидел и бормотал: «И эта туда же: копай, копай, работай, работай! Ополоумели все…» Очень он оскорбился. Так, сидя, и досмотрел сон. А проснулся — на базар милостыню пошел клянчить.

Федя тоже, как выскочил из постели, так сразу полетел на базар. Прилетел, видит: на прежнем месте сидит старушка. Вроде бы та, а вроде и не та. Стоит перед ней мешок — вроде бы тот, а вроде и не тот. Подошел Федя поближе, видит: подходят к старушке покупатели. Подходят и спрашивают:

— Бабушка, бабушка, что продаешь?

А старушка им отвечает:

— Капусту, милые, капусту.

— Бабушка, бабушка, дорого берешь?

— Дешево, голубчики, дешево!

Геннадий Карпунин

ЛУГОВАЯ СУББОТА

Это было, как в поэме,

Вышедшей из-под пера

В непоказанное время,

В предрассветный час утра.

В основу предлагаемого читателю произведения легли факты биографии Васи Морковкина, лично сообщенные им автору.

Кое-что автор почерпнул из записной книжки Васи Морковкина. Особенно это касается стихов. Стихи Вася запоминает с большим трудом. Проза ему дается легче.

Поэтому он записывал главным образом стихи.

Вася пользовался при записи стержнями разных цветов. Но так как это не имеет принципиального значения, цвет записей не оговаривается.