Жить и сгореть в Калифорнии - Дон Уинслоу

Словом: э-э, у нас тут загвоздка вышла.

Грузовик Джимми с половиной водителя и искореженной нижней частью внедорожника на крыше кабины и на решетке радиатора тоже летит вперед и вверх. Какую-то секунду Джимми тешит себя надеждой, что сила инерции позволит ему перенестись через каньон и приземлиться на другой его стороне, но законы физики против него, и задранный нос грузовика опускается.

А парашюта у Джимми нет.

И через несколько секунд грузовик в самоубийственном прыжке с трамплина сначала зарывается носом в подножие скалы, на дне каньона, потом делает два кувырка и замирает.

К этому времени шея Джимми Дански уже получила множественные переломы.

Джеку тоже приходится несладко.

Машину бросает о стену. Стукнувшись об нее и отскочив, она чуть не падает с обрыва. Джек выравнивает руль, после чего его опять бросает об стену и крутит на месте. Машина вертится волчком, попеременно ударяясь то о каменную стену, то о скалу на краю обрыва, и все ближе и ближе его несет к краю пропасти, пока передняя часть машины не зависает над нею.

Взгляд в вечность, у самого края.

Он вылезает из машины — тихонько, на ватных ногах. Все вокруг кружится, а «кади» и внедорожника как не бывало.

Он проверяет свой «мустанг».

Повреждения очень значительные.

Вмятина на левом крыле впереди. Разбитая дверца со стороны пассажира. Все крыло со стороны пассажира искорежено.

Да, он был поистине в трех шагах от вечности.

И конца не предвидится, думает он. Ты знаешь слишком много. Летти знает слишком много, они не позволят тебе просто отойти в сторону.

И, откровенно говоря, ты сам не позволишь себе отойти в сторону.

Конца не будет, пока ты не выполнишь свою работу.

А она не в том, чтобы платить по фальшивым претензиям. Тем, кто сжигает свои дома и убивает своих жен. Ты не дашь им разорить твою компанию.

Ты довершишь начатое.

И на этот раз ты сделаешь свою работу на совесть.

Так что хватит скулить, а поищи-ка лучше эту чертову мебель.

Но как, черт возьми, ее найти?

Мебель эту Ники мог спрятать где угодно.

Ники принадлежат дома, кондоминиумы и чего только не…

Да.

Джек гладит «мустанг» по капоту.

— Прощай, старушка!

Он поддает плечом и сталкивает машину в пропасть.

Глядит, как она кувырком летит вниз и взрывается огненным шаром на дне каньона.

И он пускается пешком на запад, выставив палец, чтобы поймать попутку.

112

Янг ждет захода солнца.

Люди его собраны на парковочной площадке «Ритца», задания распределены. Он нервен, как утка, стерегущая своих утят, потому что если вечером дело выгорит, то это будет крупнейший захват группировки со времен аппалачской операции. В его распоряжении имена, клички, записи и явки. И этот рейд — только начало. Дальше все покатится по всей стране, захватит Аризону, Техас, Кентукки, Западную Виргинию, Нью-Йорк.

Он ждет лишь наступления темноты.

Хименес тоже наготове. Он также принимает участие в захвате, потому что в кои-то веки федералы согласились на командную игру — действовать сообща. Поэтому Хименес расставил посты по всей Южной Калифорнии — один отряд готов накрыть Лос-Анджелес, другой — в засаде в округе Оранж, ждут люди и в Сан-Диего. Все ждут захода солнца.

Сандра Хансен сидит в номере отеля «Ритц», глуша пепси-колу так, словно это может успокоить нервы. Ей не дано счастья непосредственного участия в захвате. Даже о том, что добрую половину расследования профинансировала «Жизнь и пожар в Калифорнии», она помалкивает. Все, что она может сейчас, — это не отходить от телефона и надеяться, что все пройдет как надо, что никакое внезапное препятствие не пошлет к черту весь замысел.

Потому что замысел этот весьма и весьма непрост.

Вечером захват.

Утром выплата пятидесяти миллионов.

А после ее парень начнет давать информацию в обмен на гарантию полного освобождения от каких бы то ни было карательных мер, кроме смертной казни. Сделка неформально санкционирована Отделом претензий, Красными креслами и целым сонмом юристов.

Поэтому от сегодняшнего вечера зависит многое.

Она глядит в окно, откуда открывается чудесный вид на океан, горящий заревом немыслимо алого калифорнийского заката, и хочет только одного — чтобы скорее наступило утро.

И Ники глядит на закат. На лужайке за его спиной маячат Лев и Даня.

— Как будто мы трое опять в одной камере, — говорит Ники, — и наш угол против всего остального мира. Мы бьемся за новую жизнь. Много лет назад в том аду я обещал вам другую, новую жизнь. Я обещал вам Рай. И завтра — если сегодня вечером мы сделаем то, что должны сделать, — эта новая жизнь наступит. Несколько шагов — и мы в безопасности. Сегодняшний вечер решит все. Осталось несколько шагов, но они просчитаны, все продумано.

Вечером прольется кровь.

Она уже пролилась: Джимми Дански и Джек Уэйд погибли в огненном па-де-де.

И еще сестра.

На этот раз осечки быть не должно, почему он и поручил дело Льву. У Льва осечек не бывает.

А все прочие трудности исчезнут.

Как гонимое ветром зыбкое, меняющее форму облачко, я плыву в вечереющем небе.

113

А Летти не до закатов — такой разбитой и сломленной она себя чувствует.

Что неудивительно, думает она, учитывая все обстоятельства.

Полицейский привозит ее домой. Другой пригоняет ее машину.

— Хотите, я останусь? — спрашивает он.

— Я в порядке.

— Но босс сказал…

— Я знаю, что сказал босс, — смеется Летти. — Но я в порядке.

При ней термос со льдом, склянка с викодином и надежда, что вечером приедет Джек и утешит ее, поухаживает за ней.

Даст ей выпить чего-нибудь, взобьет подушку, постарается, чтобы она получше выспалась. Потому что утром она первым долгом поволочется со своим подбитым крылом к России-матушке и там спросит у Ники, что делали два без вести пропавших вьетнамца в его берлоге, перед тем как им пропасть.

Босс велел оставить в покое дело Пам и сосредоточиться на пропавших вьетнамцах. Посмотреть, куда это нас ведет.

Но вот в чем загвоздка: ведет-то это к Ники.

И куда, черт возьми, запропастился этот Джек? В то время как должен был бы из кожи вон лезть, демонстрируя мужское внимание и заботу.

Она звонит ему в офис.

Уехал.

Звонит ему домой, откликается автоответчик, она оставляет сообщение. Она понимает, чем он занят. Уехал распутывать дело о поджоге.

Вечная ищейка идет по следу.

Увольняй его, не увольняй — он не сдастся. Это одно из качеств, которое она так в нем любит. Она любит его, волнуется о нем и молит Господа, чтобы все было хорошо.

114

Натали включает свет на тумбочке.

— Давай-ка спи, — говорит она Майклу.

— Не могу заснуть.

Он опять плачет.

— Почему не можешь?

— Призраки.

— Это не призраки, это тени.

Но тени действительно страшные, Натали готова это признать. Ветви большого эвкалипта под окном колышутся от ветра и образуют тени на стене, похожие на туманные призрачные руки, головы.

— Я боюсь, — говорит Майкл.

— Чего?

— Пожара, — говорит Майкл. — Такого, в каком сгорела мама.

— Этот дом не загорится.

— Откуда ты знаешь?

Я и не знаю вовсе, думает Натали. Ей самой страшно.

Ей снятся кошмары.

Как будто кругом огонь.

А мама спит и никак не проснется.

— Пожара не будет, — говорит она, — потому что я принцесса и я так повелела.

— А я кто буду? — спрашивает Майкл.

— Младшим братиком принцессы.

— А можно я еще кем-нибудь буду? — хнычет Майкл.

— Колдуном хочешь быть?

— А что это?

— Ну, вроде фокусника, — объясняет Натали. — Только лучше.

— А смогу я делать так, чтобы вещи пропадали?

— Да, сможешь.

— И призраки?

— Да, — говорит Натали. — А теперь спи.

— Не туши свет.

Она оставляет свет на тумбочке. И, лежа с открытыми глазами, смотрит, как движутся тени.

115

Джек прячется в темноте.

Почти сливаясь со скалой, он ждет, когда рассветет настолько, чтобы он, оставаясь невидимым, мог что-то видеть.

Поэтому он садится и глядит на океан.

Как привык делать с самого детства.

Сидит себе на Дана-Стрэнд и бьет баклуши.

Волны серебрятся под полной луной. Бьют о берег и отползают с тихим шипеньем: ш-ш-ш-ш.

Тихоокеанская колыбельная.

Джек ждет рассвета.

116

Летти просыпается как от толчка.

Снаружи какой-то звук.

Шаги на веранде.

Она хватает с тумбочки пистолет и, держа его здоровой рукой, медленно движется вдоль стены к двери.

Спокойно, девочка, внушает она себе. Сердце колотится как сумасшедшее, и рука дрожит.