Автово - Андрей Портнов

Открыв 215-ую, я услышал спящие дыхания Рудика и Владика и подумал:

— Счастливые! Они ещё не знают, что их ожидает завтра.

И, стараясь не думать о боли в области ран, я лёг на свою кровать и попытался уснуть.

— Мне бы только выдержать завтрашний день, — были мои последние мысли на сегодня, и я повернул свою красную опухшую рожу на бок.

ЧАСТЬ 20. Апогей

Пронзительно взвизгнула дверца Владиковской тумбочки. Я сразу же проснулся и ощутил неприятные покалывания на лице. Мгновенно вспомнилось всё.

— Я же ведь теперь окольцованный, — спросонья подумал я и поскорей повернулся лицом к стенке.

— Только не хватало, чтобы Владичка сейчас меня таким увидел, — говорил я сам с собой, — ещё сослепу не поймёт чего-нибудь, закричит. Тут Рудик проснётся, увидит меня, тоже закричит. Мало ли, что ему в первые минуты пробуждения покажется! А там вся группа сбежится, и пойдёт цепная реакция! А некоторые могут не выдержать — у кого-то печень больная, у кого-то с нервишками не всё в порядке… И что я буду делать с 16-ю трупами в нашей комнате? Нет, нет, к чёрту всё это, надо дать народу проснуться. Так что, не дай Бог, меня Владичка сейчас увидит.

И, подумав немного, я ушёл с головой под одеяло.

Разумеется, заснуть снова я не смог, поскольку проснувшийся Владик уже вовсю слонопотамил по комнате. Что за дурацкая привычка вставать в выходной день в девять часов утра! Вот, например, для нас с Рудиком самым обычным делом было вставать часиков эдак в два после полудня.

Где-то через час Владик пулей выскочил в коридор и с Рудиковской кровати донеслись звуки, говорившие, что Дима собирается вставать. Я быстро повернулся на спину и откинул с лица одеяло.

Рудик даже не подозревал, что его ждало в последующие мгновенья. Радуясь солнышку и новому дню, Дима медленно поднялся с кровати и стал одеваться. Затем, не спеша, взял полотенце, туалетные принадлежности и повернулся к окну. Смотря на тёплое солнышко, Рудик заулыбался, подумал о чём-то очень хорошем и хотел было уже повернуться обратно, как напоследок решил бросить на меня взгляд, чтобы посмотреть, чего это я так притих как мышь. Бросил и застыл как статуя.

Честно говоря, мне его даже жалко стало. Застыл бедняжка в такой неудобной позе: стопы ног указывали на входную дверь, а голова, повернутая на 180 градусов, смотрела на меня. Неудобно, однако, ничто не могло заставить Рудика сейчас распрямиться и встать более-менее удобно.

Я по мере возможности растянул губёнки и собирался уже сказать ему что-то типа «Ну, как?» или «Что скажешь?», как вдруг понял, что не могу. Не могу я это говорить, когда передо мной застывают в столь необычной позе. Так и смотрели мы друг на друга в полном молчании некоторое время, пока, наконец, изо рта Рудика до меня не донеслись странные звуки. Я обратился в слух, пытаясь расшифровать их. Возможно, Рудик хотел сказать что-то другое, но получалось нечто вроде «Ы-ы-ы! Ы-ы-ы!».

По правде сказать, я настроился на его привычное «Ба-а-а!», но услышав интригующее «Ы-ы-ы!», смутно подумал:

— Наверняка, он хочет сказать что-то, что начинается на «Ы».

И я стал лихорадочно вспоминать слова, начинающиеся на эту букву.

— Что-то не припоминается, — подумал я через некоторое время, — странно!

Рудик упорно продолжал изредка, урывками гнуть своё «Ы-ы-ы-ы-ы-ы-ы!», затем как-то внезапно замолк, что-то в нём хрустнуло, и он, наконец-то, развернулся. Потом, глядя куда-то в пространство, как под гипнозом, он, не спеша, потопал к двери. Открыл её, повернулся в мою сторону, я ещё раз услышал странное «Ы-ы-ы!», после чего Рудик исчез в коридоре.

— Ой, как неудобно, — подумал я, — вдруг с ним ещё чего-нибудь случиться. А всё из-за меня!

Через некоторое время дверь снова заскрипела и передо мной вновь показался взволнованный Рудик с мокрым лицом. Очевидно, холодная вода немного освежила его, потому что на этот раз вместо «Ы-ы-ы!» (а я уже было только начал к ним привыкать) послышалась нормальная речь:

— Что это на тебе? — Рудик указал перстом на моё лицо. — Когда ты это успел?

— Это — кольца, — стараясь говорить спокойнее, ответил я. — Обычные кольца. Это мне Сони помог сегодня ночью, пока все спали. Про это знают лишь Рябушко и Петька. Ты — третий! Ну, и что скажешь?

Наверное, Рудик подбирал слово, которое могло более красноречиво выразить все его чувства, но, видимо, в русском языке такого не нашёл. За этим поиском его и застал Владик.

— Ой, Дима, привет, ты уже встал? — затараторил он, после чего, проследив за Диминым взглядом, посмотрел в мою сторону. В свою очередь я театрально медленно, выставив руки вперёд, поднялся с постели и во всей красе предстал перед Владиком.

— Ы! — коротко рыгнул он, невольно отпрянув назад.

— Да что же они все с утра хотят мне сказать? — думал я. — Наверняка, что-то очень важное! И начинается это на «Ы»! Что же это такое, чёрт побери?!

Быстро опомнившись, Владик вспомнил, что мы с ним на начальной стадии Великой Ссоры, попытался сделать равнодушное лицо и, прыгнув на свою кровать, изобразил что-то вроде: «Хи-хи-хи!».

Я отвернулся от него и начал одеваться.

Рудик так и не нашёл нужного слова, потому что спросил:

— А ты так и собираешься ходить с ними по городу?

— Конечно! — коротко ответил я и, оставив Владика и Рудика наедине, чтобы они могли обменяться своими мнениями, пошёл умываться.

Вернувшись в 215-ую, я облачился в чёрную рубашку и в своём новом траурно-шокирующем виде уселся на кровать и принялся раскладывать пасьянс.

В это же время в дверь постучали, и уже полностью пришедший в себя Рудик пошёл открывать.

— Ы-ы-ы! — опять послышалась знакомая фраза, Рудик в испуге отшатнулся от двери.

— Ну, всё, — подумал я, — от этого сегодня уже ничего не добьешься.

Из-за двери показалась взъерошенная голова Сони и, не обращая внимания на Рудика и Владика, он, отталкивая их, ломанулся в мою сторону.

— Рижий, здорово! — радостно заорал он, смотря на мои кольца. — Как у тьебя дьела?

— Всё нормально, Сони, — ответил я.

— Ничего не опухло?

— Да нет пока!

— Ну, и хорошо! Если съегодня не опухло, то не опухнет уже ньикогда! Я так волновался, боялсья, что какую-ньибудь заразу тьебе занесу. Фу! Слава Богу, всьё нормально!

— Да нормально, спасибо тебе, Сони.

— Ты ранки водой не промывай, — учил он меня, — лючше сльюнями промокай! Хорошо?!

— Хорошо, хорошо, — согласился я, решив не говорить, что промывал раны водой уже два раза.

— Ну, ладно, я пошёл, буду навьедоваться.

— Спасибо! — ещё раз поблагодарил я его.

Так же стремительно как и вошёл, Сони быстро вышел.

— Видал?! — похвастался я Рудику. — Трясётся за меня — как бы чего не вышло! А как же! Ведь я его творение! Так сказать, автор переживает за своё произведение.

Сидеть на своей кровати, раскладывая пасьянс, и ожидая первых посетителей (а именно с этой целью я уселся на кровати) мне надоело. Я встал и решил пойти к кому-нибудь сам. Хотя было ещё очень рано (около десяти утра), и все ещё спали, но, наверняка, кто-нибудь уже проснулся. Перед выходом я посмотрел на себя в зеркало. За ночь опухоль с лица исчезла, краснота прошла, и только в местах проколов на брови и в носу красовались кровавые дырочки, от которых пока не удалось избавиться. И всё же моё отражение шокировало даже меня. Что-то было во всём моём облике неестественным. Виной тому были слишком большие для этих мест кольца. Сюда просились только малюсенькие, но таких, к сожалению, в том киоске, где я покупал, не было. Да и делать сейчас что-либо было уже поздно. К тому же Сони среди прочего упомянул, чтобы в ближайшие дни кольца я не вынимал — необходимо было затвердеть ранкам.

— Ну, и ладно, — подумал я, — большие так большие. Я такой, какой есть, и пусть меня все таким и видят.

И открыв дверь, я отправился к 207а.

Дверь открыл Васильев.

— О!.. Э!.. Ты посмотри, что этот чудик с собой сделал, — сказал он куда-то вглубь комнаты.

Там на постели лежала больная Лариса. Васильев же, взяв на себя обязанности сиделки, пропустил меня в комнату.

— Ой! — тихо и как-то ужасно пробормотала Лариса, увидев меня.

— Андрюха, что ты с собой сделал? Кто тебя так?

— Да это добрый Сони помог! — жизнерадостно ответил я, и уже обращаясь к Васильеву, который стоял как столб, добавил:

— Ну-ка, дай ей быстренько какое-нибудь успокаивающее. По-моему девочке худо стало.

Васильев сразу очнулся и забегал по комнате в поисках лекарства.

— Ну, их в жопу! — подумал я. — Ещё что-нибудь с ней случится, а я виноват буду. Нельзя мне показываться перед больными в таком виде. Надо делать ноги.

И выйдя из 207а, я направился к себе. На этот раз, сев снова на кровать, я решил дожидаться посетителей сам.

Рудик немного пришёл в себя и, подойдя ко мне вплотную, стал рассматривать колечки.