Весь Роберт Маккаммон в одном томе - Роберт Рик МакКаммон

Он чуял, что ответы — тайна личности Королевы Бедлама, снятие маски с Маскера, цели и планы Саймона Чепела — где-то рядом, но чтобы их добыть, ему нужен был талисман удачи по имени Берри Григсби.

Он вышел вниз на улицу следом за Хадсоном Грейтхаузом и миссис Герральд. Поскольку в дверях он оказался последним, то именно ему показалось, что он услышал за спиной не призрачную борьбу, а скорее тихий вздох какой-то внимательной души, заинтригованной тем, что будет дальше.

Глава 38

Берри подалась вперед. Ее лицо лучилось в свете утреннего солнца, лившегося через окно. Она полностью сосредоточилась, складка залегла между бровей, глаза смотрели на объект, потом на лист бумаги на лежащей поперек колен доске. Кончик угольного карандаша уже был готов, но рука — еще нет.

Мэтью глядел на медный блеск густых волос и поймал себя на том, что любуется, как они падают на плечи — естественно, без помощи искусства. Единственный костяной гребень предохранял лоб от шальных локонов. Мэтью видел ее в профиль и дивился, как такой четкий контур лица и узкий, слегка вздернутый носик могли произойти от комичной плоти Мармадьюка Григсби. Смотреть на эту девушку ему нравилось. В синих глазах, когда они наблюдали и рассчитывали, появлялся стальной оттенок. Она сегодня надела то же, что и вчера — легкое платье песочного цвета, украшенное белыми кружевами вдоль рукавов. Не самый удобный наряд для верховой поездки длиной в день, но у девушки явно был опыт езды — скорее всего в компании молодого кавалериста со сломанным копчиком, подумал Мэтью, — и она сумела проделать весь путь, не жалуясь. В надетой набекрень шляпке, не отстававшая от Данте — коня Мэтью, она могла бы сойти за подругу рыцаря с большой дороги. Но ему было приятно, что она согласилась поехать. Далеко не всякая девушка так поступила бы, ведь дорога от Нью-Йорка до Уэстервика не прогулочная тропа.

Еще раз сопоставить объект и его изображение — и карандаш Берри задвигался, описывая непрерывную кривую. Она приступила к портрету Королевы Бедлама. Мэтью обернулся на врачей, Рэмсенделла и Хальцена, которые стояли у стены, наблюдая процедуру. Хальцен курил свою глиняную трубку, пыхая клубами дыма, которые тут же уносились в окно, а Рэмсенделл держался одной рукой за локоть другой, подпиравшей подбородок.

Часы Мэтью показывали четыре минуты девятого. Вчера, когда они с Берри добрались до лечебницы, уже почти стемнело, и девушка не хотела начинать работу при свечах. Мэтью сообщил докторам, что собирается увезти изображение леди в Филадельфию как средство опознания, и когда они дали согласие, он спросил у Берри, может ли она рисовать в утреннем свете, и получил ответ, что это вообще идеальный вариант, чтобы фиксировать детали. Потом они с Берри сняли две комнаты в «Надежном друге», поужинали в заведении миссис де Пол и пошли спать — оба с одинаковой ломотой после целого дня в седле и с энтузиазмом по поводу предстоящей работы. Мэтью потребовалось полбутылки портвейна, чтобы успокоиться и заснуть.

Утренний свет озарял лицо дамы, сидевшей безмолвно и неподвижно в темно-лиловом кресле с высокой спинкой. Она смотрела в никуда, как и раньше, уставив светло-карие глаза в сад. Все, что находилось в комнате — да и во всем мире, — могло быть для нее каким-то фантазмом, не стоящим внимания. Как и раньше, облако белых волос было тщательно расчесано. Руки без украшений сжимали подлокотники. Одета она была в розовые домашние туфли, декорированные маленькими бабочками. И единственная разница — сейчас ее хрупкое тело было завернуто в шелковое домашнее платье не цвета розы, а желтых бабочек, порхавших среди цветов сада. И нельзя было сказать, что она совсем неподвижна, потому что губы у нее шевелились то и дело, будто она ставила себе вопросы, на которые нет ответов.

Берри села так, чтобы видеть ее в профиль — как рисовала деда.

— Кого рисовать? — спросила она на кухне вечером в пятницу.

— Лицо женщины из лечебницы для душевнобольных, — ответил ей Мэтью. — В Уэстервике. Это в Нью-Джерси, дорога примерно в тридцать миль.

— Для душевнобольных? — Мармадьюк Григсби оживился — материал для своей газеты он мог унюхать даже поверх запаха куриной печенки со своей тарелки. — А что за женщина? Мэтью, что у тебя от меня за тайны?

— Никаких тайн. Я тебе говорил, что поступил на работу в агентство «Герральд», которое специализируется на решении проблем. Так вот, одна такая проблема у врачей больницы. Им нужно установить личность пациентки. Как это сделать, если нет описания? И какое описание может быть лучше портрета? — Он обратился снова к девушке: — Если ты сможешь это сделать, я тебе заплачу.

— Смогу, конечно, — ответила Берри. — Я каждое воскресенье ходила в парк и там выбирала себе людей, которых буду рисовать. Если портрет удавалось продать, тем лучше. Ты что, думаешь, я только пейзажи умею?

— Не знаю, не знаю, — нахмурился Григсби. — Опасно звучит. Сумасшедшие там, и вообще. И еще день пути до Нью-Джерси? Ни в коем случае. Нет моего согласия.

Удачнее он ничего сказать не мог — для Берри несогласие деда послужило горстью пороха, брошенного в пламя. А потом, после рассвета в субботу, когда они с конями ждали парома, чтобы переплыть Уихокен, Берри сказала то, чего Мэтью и ждал:

— Уж если я еду с тобой в такую даль рисовать сумасшедшую в дурдоме, не следует ли мне рассказать все как есть? И не кусочки, как деду, ты мне все расскажи.

Много времени на обдумывание ему не понадобилось — Мэтью понимал, что ее поддержка нужна ему больше, чем чья бы то ни было.

— Да, — согласился он. — Я думаю, тебе нужно знать все как есть.