Людовик XIV - Франсуа Блюш

Это предопределение, которое августинцев укрепляет, кажется иезуитам ересью отчаяния. Даже если советникам молодого короля — отцу Аннй, епископам Маркй и Перефиксу — не присущ лаксизм вычурных казуистов и ненависть некоего отца Бризасье, автора «Разоблаченного янсенизма» (1651), они все же являются противниками Пор-Рояля и друзьями ордена иезуитов. Советники короля укрепляют Людовика XIV в его недоверии к янсенистам. В «Мемуарах за 1661 год» Людовик отводит Пор-Роялю этот краткий параграф: «Я приложу все силы, чтоб сокрушить янсенизм и уничтожить сообщества, где подпитывается это новое мировоззрение, имеющее, может быть, в основе и добрые намерения, но которое не учитывает или не хочет учитывать те опасные последствия, которые из него могут проистекать»{63}.

Королевское неприятие янсенизма не пройдет до самого конца его царствования. Нападки со стороны иезуитов будут часто способствовать росту этой неприязни. Орден иезуитов ненавидит клан Арно. Он защищает своих казуистов. Оставаясь верным философии Аристотеля и Фомы Аквинского, он ставит в вину Пор-Роялю принятие учения Декарта. Несмотря на то, что иезуитские коллежи добиваются большого успеха, проповедуя всюду религиозный гуманизм, орден испытывает чувство ревности к «маленьким школам», репутация которых выходит за рамки реального влияния, которое они оказывают. В 1661 году Людовик еще не забыл наглость некоего Паскаля, который адресовал семнадцатое и восемнадцатое из своих «Писем к Провинциалу» (1657) отцу Аннй, духовнику Его Величества. Но тот, кто попытался бы объяснить антиянсенистскую политику Людовика XIV влиянием его духовников, проявил бы узость мышления. Даже когда орден иезуитов сильно расширил ареал своего влияния, когда в 1709 году отец Летелье будет оказывать давление на совесть монарха, король останется свободным в принятии своих решений.

Иногда причиной неприятия королем Пор-Рояля считается морализм этой школы: он служил бы постоянным укором для короля, нарушающего супружескую верность. Но эта точка зрения малоубедительна. На самом деле Церковный мир с 1668 по 1679 год, позволивший янсенизму существовать и даже развиваться, совпадает с самыми явными королевскими эскападами. Когда же вновь возобновляются преследования в 1679 году, начинается период возвращения короля к тихой семейной жизни. На самом деле король занимает серединную позицию между двумя крайностями в области морали: лаксизмом и ригоризмом; это позиция «среднего голоса», как выразился Боссюэ в речи, произнесенной по поводу смерти Никола Корне: «Надо идти посередине»{14}.

Политические причины влияют также и на религиозные чувства. Ришелье и Мазарини враждебно относились к Пор-Роялю, философия которого отрицала государство, строилась на идеализме, отвергающем любой гражданский компромисс. Янсенистская утопия, очень далекая от того, что часто называют «политическим августинизмом», мешала обоим кардиналам, сторонникам прагматического подхода, так же как теперь она мешает их ученику — эмпирику и реалисту Людовику XIV. К тому же для короля янсенизм неотделим от Фронд: парламентской Фронды, в которой сторонники Пор-Рояля были слишком многочисленны; и Фронды принцев с мадам де Шеврез и мадам де Лонгвиль. Пор-Рояль же остерегается стать на ту или иную сторону; но слишком многие фрондеры были связаны и в 1649 году, и даже после 1652 года со знаменитым аббатством.

«Король был предубежден, — пишет Расин, — что янсенисты не благорасположены к нему лично и к его государству, и они сами, не подозревая этого, внушили ему эти чувства из-за контактов, хотя и невинных, с кардиналом де Рецем и из-за того, что они с чисто христианской простотой, по справедливости, принимали многих лиц, удаленных от двора или впавших в немилость и прибывающих в Пор-Рояль искать утешения, а иногда даже предаться покаянию»{89}. Ученики Сен-Сирана вызывают у короля не меньшее раздражение. Король может простить янсенистам-епископам их рефлектирующую религию, не такую оптимистическую, как религия их собратьев; но он не потерпит, что у них нет твердых галликанских убеждений: дело «Регалии» это подтвердит.

Сторонники Пор-Рояля особенно беспокоят или даже выводят из себя Людовика XIV из-за удивительной сплоченности. Они привыкли к подпольным действиям, к «секретным повадкам», которые развиваются из-за преследования. В письмах де Саси к Антуану Арно матушка Аньес названа «Малышкой», а Лансело — «Ладаном», Арно д'Андийи фигурирует под номером 900, а Анри Арно — под номером 905.{28} Они вызывают раздражение своей назойливостью и назиданиями, образуют секту, капеллу, полусекретное, едва заметное общество, религиозные и светские щупальца которого охватывают все провинции, проникают в каждую социальную группу. Они есть даже при дворе и в правительстве в лице Арно де Помпонна. Их влияние так сильно среди судейских, что оно похоже на внедрение в государственные службы; inde irae — отсюда и гнев. В одном лишь судебном ведомстве 40 000 должностных лиц могут быть заражены их влиянием, если король не примет меры. А ведь здесь выпочковывается высшая администрация интендантов и министров.

Позволить Пор-Роялю расширить среду своего влияния — значило бы вызвать неодобрение ордена иезуитов, гнев духовника Его Величества; это означало бы прежде всего — отдать часть общественных функций одной из партий, единственной в те времена партии, интересы которой не всегда совпадают с волей короля. На смену открытой и циничной Фронде может прийти тайная и лицемерная Фронда. И вместо Фронды, продлившейся пять лет, появилась бы Фронда хроническая, вековая.

Людовик, хорошо отдающий в этом отчет, решает не рисковать. Чувство государственности, страстное желание объединить французскую нацию, его мечта привести к единообразию национальное мышление толкают его уже с 1661 года проводить политику заведомо враждебную Пор-Роялю. «Формуляр» был лишь предлогом.

Нетерпеливые действия короля

Сразу же после смерти (29 июня 1662 года) архиепископа Маркй возникли серьезные осложнения между Людовиком XIV и папой Александром VII. Архиепископская кафедра в Париже снова оказалась вакантной: Ардуэн де Перефикс, бывший воспитатель Его Величества, которого прочат на это место, получит папскую буллу лишь в апреле 1664 года.

Со времен Пиренейского договора Рим не давал возможности королю распространить действие Болонского конкордата (1516) на новые провинции: Артуа, Руссильон, Три Епископства. Святой престол считал, что без папского индульта Людовик XIV не имеет права делать какие бы то ни было назначения по своему собственному усмотрению на «бенефиции консистории», то есть избирать глав епископств и настоятелей аббатств. Итак, в тот момент, когда под влиянием неодобрения, высказываемого архиепископом Mapкá, Людовик, казалось, был готов склониться перед римским требованием, глупая стычка между французами и корсиканской гвардией Папы 20 августа, в день прибытия в Рим посла Его Величества де Креки повлекла за собой осаду дворца Фарнезе, во время которой герцог и герцогиня были обстреляны. Папа не предпринял никаких санкций. Король, оскорбленный до глубины души, напрасно потребовавший наказания виновных и принесения официальных извинений, отозвал Креки из Рима, выслал папского нунция из Парижа и приказал объявить в парламенте Экса, что Авиньон вновь присоединяется к Франции. Переговоры, которые последовали за этой акцией, длились полтора года. Договор был подписан только 12 февраля 1664 года. Риму пришлось уступить во многом (в том числе пообещать предоставить папские индульты для Трех Епископств): римский губернатор поедет объясняться во Францию, начальник полиции будет снят со своего поста, корсиканская гвардия будет распущена, кардинал Киджи приедет представить Людовику XIV извинения Его Святейшества; наконец, выстроенная пирамида на месте покушения будет означать, что репарация получена. Со своей стороны, король отдаст Авиньон{160}. Почти все взятые обязательства были выполнены: легат, принятый в Фонтенбло в королевских покоях, произнес речь в соответствии с принятой договоренностью (29 июля 1664 года); но индульт для Меца был подписан только 11 декабря, а Александр VII умрет в 1667 году, так и не сделав уступку в отношении Артуа и Руссильона.

Однако 16 апреля 1664 года новый парижский архиепископ дал в порядке любезности аудиенцию Лансело, делегату Пор-Рояля. Вот что об этом сказал Перефикс: «Король убежден, что новая ересь зарождается в его королевстве; он знает, как важно предотвратить эту опасность и задушить ее в зародыше; он готов работать в этом направлении самым решительным образом, и я могу вам сказать, что на последнем совете дело могло дойти до весьма нежелательных крайностей, если бы я резко не воспротивился этому»{160}. Тем не менее архиепископ не помешал появлению апрельской королевской грамоты с приказанием опубликовать антиянсенистские буллы пап Иннокентия X и Александра VII с требованием, чтобы все имеющие бенефиции подписали «Формуляр» 1657 года{201}. Будучи враждебно настроенным по отношению к Пор-Роялю и находящимся под давлением отца Аннй и иезуитов, Перефикс, который был тем не менее больше придворным, чем богословом, человеком живого ума, а не просто неуступчивым, предпочитал пойти на компромисс. Перефикс посчитал, что он его нашел в своем обращении, в котором устанавливалось отличие между «божественной верой в отношении права и человеческой веры в отношении факта»{160}.