Мед и яд любви - Юрий Рюриков

Конечно, это не жесткое правило, а вероятность, предрасположенность. Человек может ослабить минусы своей заостренности, и тогда они меньше будут мешать уживанию. Но сама по себе акцентуация — это дополнительная помеха уживанию. Она делается все более эпидемической, и поэтому сейчас, как «скорая помощь», нужны лекарства от акцентуации, особые способы, которые помогут ее смягчать.

Если даже акцентуированных людей у нас от четверти до четырех десятых, это 30–50 миллионов взрослых — 30–50 миллионов людей, которые повышенно тяготеют к супружеским неудачам. Это социальная беда — такой источник личных бед, который несет тяжелую опасность для общества.

У кого еще затруднена супружеская совместимость, кому трудно — и с кем трудно — жить в браке?

«Полюбила человека, а он эгоист. Может ли он полюбить меня? И могут ли двое быть счастливыми, если один из них эгоист?» (Московский энергетический институт, ноябрь, 1980.)

«Мне кажется, даже любовь не может победить эгоизм. Что же делать? Не жениться? Ведь семья, еще не родившись, обречена на развод. Как быть?» (Киев, дискуссионный клуб VIстуденческого фестиваля, Дом учителя, май, 1988.)

Американский психолог Тиненбом неплохо сказал по этому поводу: «Когда Джон окружен с севера Джоном, с юга — Джоном, с востока — Джоном и с запада — Джоном, тогда у Джона не может быть хорошего брака, и жалко ту женщину, которая выйдет замуж за него»[120].

И Станислав Ежи Лец, известный польский сатирик, едко уколол эгоистов своей иронической наивностью: «Мы смотрели в глаза друг другу, я видел себя, и она — себя»[121]. Зрение у такого человека внешнее, и даже в глазах близкого он видит не его душу, а свой отпечаток. Он неспособен к нормальному супружеству по всему своему складу, всей своей душевной оптике; эгоизм — не просто синоним несовместимости, это ее отец.

Другим родителем несовместимости или полусовместимости может быть болезнь, в том числе невроз, или неумение налаживать совместимость, очень частое сегодня, или такая разница в людях, которая пересиливает их сходство.

Что касается абсолютно несовместимых людей, то, во-первых, это два эгоиста — пожалуй, самый распространенный сегодня случай такой несовместимости; во-вторых, это враги-любовники (типа Марютки — Говорухи-Отрока, но в бытовом выражении) — люди полярного подхода к жизни; в-третьих, люди противоположных половых темпераментов — сильного и слабого.

Душевный союз всех таких людей может быть только коротким, магнитные силы, которые влекут их друг к другу, в большинстве случаев быстро иссякают. Впрочем, многих эгоистов спасает от краха непоследовательность их эгоизма, то, что он перемежается с неэгоизмом. Именно эта непоследовательность и делает их полуспособными к семейной жизни.

От кого и как защищать семью.

«Но есть люди, которые совсем неспособны к семейной жизни, и им лучше жить одинокими, без семьи. Их незачем принуждать к семейной жизни, не надо агитировать за нее, так как они только принесут несчастье близким.

Известно ли, сколько таких людей есть сейчас? И не надо ли отказаться от шаблона всесемейности? Пусть каждый живет, как ему лучше, а общество должно помогать всем, а не только семейным». (Зеленоград, лекторий семейно-бытовой культуры, октябрь, 1983.)

До сих пор шла речь о людях, которые ограниченно годны к нормальной супружеской жизни. Многие из них могут — в принципе — преодолеть свои противосемейные слабости, но для этого им нужны неутихающие усилия. А кто же совсем неспособен к нормальному супружеству — именно нормальному, построенному на теплой душевности, на доброй помощи друг другу?

Это люди серьезно больные, причем те, кто не просто болен телом, душой или нервами, а еще и живут в плену у своей болезни. Болезнь движет их настроениями, мыслями, поступками, и они сеют вокруг себя токи недовольства и раздражения, холодные волны недобрых чувств. Это как бы психологические инвалиды, которые не могут давать близким радость.

В их число входят больные психопатиями и олигофрены (слабоумные), алкоголики, наркоманы, пьяницы, близкие к алкоголизму. В развитых странах Запада таких людей 20–25 процентов. У нас данные о них не публикуются, но, по оценкам некоторых физиологов и социологов, таких людей не меньше, а то и больше. Чем быстрее ритм жизни, чем уродливее минусы нынешней повседневности, тем массовее делаются «болезни безволия» и психические заболевания[122].

Гуманен ли «шаблон всесемейности», нужен ли он?

Семья — это, пожалуй, самая гуманная из всех человеческих ячеек, она больше всего делает человека человеком. В других человеческих ячейках — скажем, в трудовой — человек выступает больше не как личность, а как исполнитель типовой роли — токаря, доярки, продавщицы, бухгалтера, конструктора… Работа требует от человека именно типовых — «ролевых» — профессиональных умений, типовых черт, а не личных, индивидуальных. Все «ролевые» ячейки вбирают в себя только часть человеческой личности, все построены как минимум на полуотчуждении этой личности.

Семья — современная семья — единственная человеческая ячейка, в которой нет такого отчуждения. Она стоит не на ролевой основе, а на личностной; вернее, все ее роли носят предельно личный характер, и, чтобы быть нормальным мужем и женой, нормальным отцом и матерью, надо вкладывать в эти роли все главные основы своей души.

Человек глубже всего проявляется — и больше всего складывается — в семье, и поэтому семейное состояние — одно из наивысших человеческих состояний. Но именно поэтому семью и надо бы оберегать от тех, кто может ее только разрушить, от тех, кто неспособен к нормальной семейной жизни.

Но что значит оберегать семью? Запретить жениться больным, алкоголикам, наркоманам или, скажем, генетически неполноценным (их сейчас 10 процентов)[123],как это запрещено психически больным?

У нас нет системы медико-биологической защиты брака, нет шкалы «показаний» и «противопоказаний» к браку — медицинских, психологических, сексологических, нравственных, житейски-социальных… Нужен, видимо, свод каких-то минимальных запросов к человеку-семьянину, и он должен бы стать ядром медико-биологической и социальной защиты семьи.

А в пару к такому своду нужен набор тестов, который показывал бы нам самим: вот тут ты, как семьянин, можешь не опасаться себя, тут у тебя уязвимое место, а вот здесь в твоей душе — или в твоем здоровье нет тех устоев, которые только и могут выдержать тяжесть брака. Можно, пожалуй, предположить, что большинство нынешних «абитуриентов в супруги» (да и самих супругов) с трудом прошли бы сквозь эти тесты на «брачную зрелость»…

Но, конечно, запреты на брак должны быть гуманными; закрывать дорогу, наверно, стоит только тем людям, которые совсем не способны к нормальному супружеству: психически больным, пока они не вылечены, алкоголикам, пока они алкоголики, и т. п. А вот людей, генетически неполноценных или, скажем, легких олигофренов, по-моему, негуманно лишать права на супружество, но гуманно лишать права на потомство…

А как быть с людьми, которые не дозрели до брака душевно, нравственно? Возможно, для таких стоило бы установить продленные сроки помолвки — своего рода испытательный срок, скажем, в полгода, год. Наверно, при любом исходе помолвки, при любых показаниях тестов такие люди сами — только сами — должны принимать решение, жениться им или нет. Но общество должно бы возлагать на них усиленную ответственность за судьбу их брака — и усиленно помогать им через семейные консультации.

Обо всем этом надо, конечно, думать, спорить, искать всем вместе меры защиты семьи. Но, наверно, в любом случае не запреты на брак — главное в защите семьи. Главное — так переустроить жизнь, чтобы она рождала максимум способных к супружеству и минимум неспособных. Это громадная социальная задача, и она потребует коренного переустройства всего нынешнего уклада жизни, всего общественного организма.

Частью этого переустройства должна, видимо, стать совершенно новая стратегия социальной помощи семье, о которой уже говорилось — не частичная помощь, как сейчас, а системная, универсальная: помощь во всех сторонах жизни семьи, укрепление всех ее слабых мест, лечение всех ее болезней одновременно.

Убежденные одиночки.

Что касается помощи одиноким, то, конечно, общество должно помогать и им. Сейчас в нашей стране больше 40 миллионов людей неженатых и незамужних — мы стоим здесь на одном из первых мест в мире, пропуская вперед, как и с разводами, только США.

Появилось очень много убежденных холостяков, причем не только среди мужчин. Пожалуй, еще никогда в истории не было столько женщин, которые не нуждаются в мужчинах: это оборотная сторона нынешних планетарных переворотов в человечестве, одно из главных боковых следствий антипатриархатной революции. Точные цифры их неизвестны, но, судя по наблюдениям, их становится все больше и больше.