Исповедь Cтража - Наталья Некрасова

— Он не покорился.

Тогда заговорила Валиэ Ниенна; она просила о свободе для Мелькора, и в голосе ее была скрытая сила, которой не мог не уступить даже Король Мира. Он спросил только:

— Кто еще скажет слово за него?

— Я, — негромко откликнулся Ирмо. Эстэ кивнула, Намо, не говоря ни слова, смотрел на Короля Мира. Ауле словно бы хотел что-то сказать, но промолчал, низко склонив голову.

И Манвэ изрек, что в великом милосердии своем и снисходя к просьбе Скорбящей Валиэ Валар даруют свободу Мелькору.

— Но, — сказал он, — ныне повелеваем Мы тебе, Мелькор, не покидать пределов Валинора, доколе деяниями своими не заслужишь ты прощение Великих.

— Благодарю тебя, брат мой, — коротко усмехнулся Мелькор. И, повернувшись к Ниенне, совсем другим, мягким и печальным голосом: — Благодарю тебя, сестра.

Ниенна не ответила — кивнула и опустила голову, впервые пряча слезы.

Я говорил с Борондиром — все же не удержался, набросился на него с расспросами прежде, чем одолел Книгу. Более всего мне было любопытно, почему именно Феантури удостоились такого почтения у поклоняющихся Тьме?

Борондир с охотой растолковал мне.

— Понимаете ли, мы привыкли доверять своим видениям, тем более если они повторяются не только у одного человека, а у многих, причем совпадают во многих подробностях, которые трудно было бы выдумать. Вы наверняка уже прочли о так называемых Видящих. Читали уже, да? Так вот, искусство Видения мы ставим одним из первых.

— Простите, но доверяться — видениям?

— А почему нет? Вы ведь нуменорец — не просто гондорец, а нуменорец чистой крови, так разве вы не верите видению Великой Волны?

— Да, но это другое дело. Ведь это действительно БЫЛО!

— А если вы не знаете иных событий, но видите их — так их, значит, не было? Вы ведь сами не видели Волну. Так и я не видел сам того, что описано в Книге, но видения событий, в ней описанных, слова и имена были мне знакомы прежде, чем я прочел первые ее страницы. Разве это не подтверждение? Именно потому мы и почитаем тех, кто посылает видения — Феантури. Ирмо — за то, что посылает видения, Эстэ — за то, что целит душу, Намо — за Память, Ниенну — за жалость.

Я некоторое время сидел, не зная, что и сказать. Сумасшедший он, что ли, в самом деле? Поверять истину — видениями? Видения истиной — это другое дело.

А он продолжал:

— На юге и востоке существует особое искусство воспринимать и понимать эти видения…

Я не слушал. Искусство видений — как же. Одурманивать себя дымом ли, соком ли особых растений, доводить до экстаза и полубезумия голоданием и одиночеством в темноте — ради откровения… Но, может, просто это недоступно моему пониманию? Нет, будь он сумасшедшим, все было бы куда проще. Но вся беда в том, что он не сумасшедший. Он — верит. У него такой взгляд на мир, и ничего я с этим не поделаю.

Я продолжил разговор.

— Но откуда вы знаете, что эти видения не ложны?

— То есть?

Я понял, что сейчас скажу, по его мнению, глупость и бестактность, но, тем не менее, сказал:

— Ну, положим, что видения нарочно посылает Враг — то есть Мелькор, посылает лживые видения, дабы смутить вашу душу? Вы об этом не подумали?

Он рассмеялся.

— А как он может это сделать? Он изгнан. У него здесь не осталось ни достаточно сильных учеников, ни союзников, которым было бы под силу такое. Так кто еще, как не Феантури?

«Только вот Тень его в Арде навеки, до скончания времен», — подумал я, но промолчал. А насчет Феантури — у меня не было ответа.

Вечером я снова засел за Книгу. Сейчас начиналось самое для меня любопытное — если прежде речь шла о событиях слишком древних, чтобы в летописях могли сохраниться о них достаточно достоверные сведения, то теперь это была уже вполне известная история. А о деяниях людей и эльфов мы можем спорить — мы их понимаем куда как лучше, чем деяния Валар. Именно тут и будет поверка истины…

…Илталиндо был в Круге Судей, когда решалась судьба Отступника. Не решился подойти сразу или встать рядом: просто смотрел. Только потом, когда Отступник покинул Круг, — шагнул к нему, почти в тот же миг опустив глаза. Взгляд упал на тяжелые, темные, в синеву отливающие браслеты на запястьях тонких рук Валы. Сотворенный судорожно сглотнул, спросил неловко:

— Это… ты?

— Я.

— Я хотел, — все еще не поднимая головы, проговорил майя, — уйти с тобой. Туда, за Море. Я слышал, о чем вы говорили с моим учителем. Хочу увидеть сам. И еще… хочу быть рядом с тобой. Позволишь?

— Как имя твое? — спросил Вала глуховато.

— Илталиндо, — вскинул голову майя.

У него было узкое лицо, но черты не столь тонкие, как у Ортхэннэра, и угадывалось в нем сходство с Владыкой Судеб. Тяжелые блестящие черные волосы с сине-фиолетовым, как вороново перо, отливом. Высокие скулы и темные, ночные глаза, в которых плясали звездные искорки. И широкие брови, близко сходившиеся к переносице. И казалось бы это лицо почти мрачным, если бы…

Вала покачал головой.

— Ллиннайно йлтэлли-суула, — проговорил почти беззвучно. Нерешительно и очарованно майя улыбнулся, и ни следа кажущейся мрачности не стало в его лице:

— Что это?

— Душа серебряных звезд, поющая ветер, — медленно перевел Вала; видно было, что ему тяжело перекладывать в слова Валинора певучие звуки чужого языка. — Суула — это свирель ветра, ее делают из сухих стеблей тростника…

Замолчал, задумавшись о чем-то.

— Суула, — тихо повторил майя. — Почему?

— Ты похож…

Образ стремительно сплелся где-то внутри майя: серебряные травы и серебряный льдисто-звонкий диск в черноте неба, и прохладный горьковатый ветер, не тревожащий — непокойный, юный, мчащий рваные клочья опаловой пены облаков… и приглушенный долгий певучий звук — словно поют сами травы. И все это, нигде никогда не виденное, было им самим — чем-то, чего прежде майя не знал в себе.

— Суула… ты будешь меня звать так, да? Ты… нарекаешь мне имя?

— Если захочешь.

— Я принимаю! — порывисто воскликнул майя. И, отчего-то смутившись: — А ты расскажешь мне, как — там? Ты расскажешь мне?..

Вала тяжело посмотрел на него. Покачал головой.

— Не здесь.

И пошел прочь. Майя, сам не понимая почему, последовал за ним.

На берегу озера в садах Ирмо Отступник остановился. И, не оборачиваясь, заговорил…

— …теперь иди, — тихо сказал Отступник. — Я хочу побыть один.

Пробормотав слово благодарности, Суула поднялся и бесшумно пошел прочь, улыбаясь неведомо чему, все еще во власти видений. Он не знал, что значит — терять. Он не оглянулся. А даже оглянувшись, ничего не увидел бы: Вала просто склонил голову, и тяжелая волна седых волос закрыла его лицо.