Критическая метаморфоза - Максим Похил
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Юлия Вуурына с пониманием и тяжелой гримасой ушла в спальню к Диме. Дэриэл же, стоя и ожидая у двери, чувствовал себя максимально неудобно. Понимая, что к нему сейчас не выйдет тот озорной друг, который мог по десять минут перед выходом на улицу, при всех друзьях с юмором, спорить с матерью по вопросу, надевать ему шапку или нет. А выйдет тот, который возможно даже есть, без чей-то помощи уже не может. Он боялся выказать этот страх, через свою сжатую от волнения "мину". Поэтому посматривал на отца Димы, убеждаясь в том, что на него никто не смотрит.
Лицо Сергея Вуурына было направлено в окно, но взгляд стремился намного дальше. По нему было видно, что этого человека, жизнь заставила пережить, много плохого. Но всё же предоставляло надежду, что и заставляет его держаться.
По всему дому, на стенах, были розвешаны картины, но Дэриэл не мог увидеть, что именно было изображено на них, ибо все они были завешанны тряпками.
И тут, потихоньку, не без помощи своей матери, Дима вышел из комнаты. Тепло одет, крепко держа в своих руках белый пуховик. С надетой уже на голове, серой, тёплой шапкой. И пустым, до остервенения взглядом.
Увидев его, он помахал ему рукой. Реакции от Димы не последовало, после чего его отец, по-доброму хлопнул Дэриэла по плечу. Зайдя в прихожую, Дима прилежно протянул ему руку, где по лицу было видно, не понимание совершающих им действий. И делал лишь по просьбе своей мамы. Клынков оценил и со словами: "Привет", — тоже протянул и пожал ему руку.
Потом Диме отец указал жестом на его обувь. На вопрос, сможет ли обуться сам, он кивнул и спокойно, просунув ногу в ботинок, принялся не торопясь завязывать шнурки.
Это у него вышло не сразу, но в конечном итоге, Дима поднялся на ноги и по-детски наивно улыбнулся отцу, на что тот, улыбнувшись с просьбой: "Только не долго", приоткрыл им дверь.
Юлия Вуурына очень нервничала за сына, что и было на её лице, но углядев уверенность своего мужа, приутихла. И уже с облегчением следила, как закрываются двери их дома.
Оказавшись на улице, Дэриэл был слегка в растерянности, из-за непонимания, в правильности его поведения со старым другом. Для начала он направил его рукой, идти в сторону ближайшего столика. Который, к счастью, был в десяти метрах. Они подошли, но Дима садиться не собирался, и даже после предложения сесть от Дэриэла, он не захотел, а просто оперся на высокие её спинки. Что решил повторить и второй.
— Как себя чувствуешь? — судорожно и боясь ответа, проговорил он.
— Нормально… Ты знаешь, нормально, — чрезмерно уверенно возгласил Дима, не оборачиваясь к нему лицом.
Дэриэл даже ощутил, в его голосе, что-то из того прежнего Димы, чему сильно удивился. После чего, собственно, последовал следующий, логичный вопрос.
— Дим, ты меня помнишь?
Услышав, Дмитрий медленно повернулся лицом ко второму, пару секунд, с глупой гримасой, всматривался в его глаза и странно сказал: — Та в принципе, да. А ты меня? — и остался ожидать ответа с щенячьим взглядом.
Глупее диалога в жизни Дэриэла, ещё не было: — Да, я тоже тебя помню, Димон, — на третий вопрос о том знает он или нет, как его звать, Дэриэл не решился, надеясь на лучшее и начав уже полноценную беседу.
— Ещё рисуешь?
— Рисуешь? — и отвернул голову в сторону дороги, — Рисуешь… — и затих Дима.
Дэриэл разочаровано ждал ответа, но осознавал, что не дождётся. И с пониманием принялся дальше стараться вести беседу: — Ходишь куда-то? В парк или с родителями в галерею?
— Хожу на кухню, — с энтузиазмом произнёс Дима, — Мама просит поменьше крутить головой вовремя того, когда ем.
Дэриэл затих. Ответ его малость шокировал. После этих слов, и умерла последняя надежда о возможности наладить разговор.
Осознав, что Дима теперь возможно навсегда останется в таком состоянии, он сжал руки в кулаки, начав натужно сдерживать внутреннюю боль. Ему хотелось закричать, но нельзя было.
И внезапный: — Ха, смешно… Помнишь? — заставил Клынкова успокоиться и "переключиться" на внезапность.
— Что смешно? Что я должен вспомнить? — он пытался хоть за что-то ухватиться в его словах.
— Позавчера тут листья убирали. Прикольно было…
Как же Дэриэлу становилось плохо на душе, слыша подобное. Идя сюда, он верил, что всё не так плохо. Но это всего лишь вера.
На этой почве он и решился на следующий вопрос: — Слушай, я понимаю, что скорей всего ты не ответишь, но… Ты помнишь день, когда всё это случилось? Я про Марка.
— Конечно помню! — он вскрикнул и вновь повернулся ко второму.
Дэриэл даже испугался. Он настолько адекватно это сказал, что стало слегка неудобно.
— Как это можно забыть. А ты что забыл? — Дэриэл не понял ничего, — Ты же тоже там был. И Ми́лан и Женя… И… Сова там тоже была. Помнишь её?! Такая маленькая, но такая леееетучаааяя, — тягуче закончил.
Дэриэл понял, что он вспомнил не тот случай, а последнюю их встречу вместе, где, собственно, тоже был Марк. Но не то, чего хотел Дэриэл.
— А что ты ещё помнишь?
— Я — ничего. А ты Макс? — этот вопрос вновь выбило Дэриэла с колеи.
— Что? Меня не так зовут.
— Аа, я вас спутал… — и опять отвернулся.
Дэриэл был в ступоре. "О ком он говорил?" — думал он. "Что это значит?". Дэриэл не знал ни единого человека с таким именем.
Открылась дверь и с большой щели показалась беспокойное лицо Юлии, которая виновато посмотрела на Дэриэла и сказала: — Ему пора на процедуры, — и грустно перевела взгляд на сына.
Дэриэл понимающе кивнул и с болью в груди прикусил губу.
Мать Димы, тепло одевшись, спустилась с порога и подойдя к сыну, крепко обняла его, чем совершенно не удивила и не напугала Диму. Не взирая на то, что он её не слышал и не видел. А может только делал вид, что не слышит. И повела в сторону дверей, завела домой и заходя сама, обернулась к Дэриэлу, с мокрыми глазами, сказав практически без звука: "Пока". И ушла.
А Дэриэл так и не сказал главного, то, ради чего, собственно, и приходил. Хотя для себя, он в этом, наверное, больше никогда не признается.
Он хотел сказать ему, что, по его мнению, Дима, один из тех, за которых он отомстил. Имеется ввиду
