Воспоминания. Из маленького Тель-Авива в Москву - Лея Трахтман-Палхан

Дети постепенно подрастали. Пока Эрик не научился читать сам, я читала ему детские книжки. Чаще всего это были стихи Маршака и сказки Пушкина, читала и других писателей. Благодаря хорошей зрительной и слуховой памяти Эрик по картинкам запоминал стихи наизусть. Причем начинать он мог с любой страницы. Создавалось впечатление, что в свои неполные пять лет он уже хорошо читает.

Дочки Гуты и Батьи очень часто приходили к нам после школы. Они делали уроки, играли с Димой и Эриком, и только вечером приходили их замученные мамы и забирали девочек домой. Покормить, к сожалению, я их могла только нашим традиционным жидким супом на картошке и овощах, иногда заправленным подсолнечным маслом. Но и этому блюду бедные девочки были рады и всегда очень трогательно благодарили, как взрослые.

Дни зимой в Томске, как правило, бывали ясными, на чистом небе светило яркое солнце. Смотреть на снег без темных очков было почти невозможно – начинали болеть глаза. При этом температура выше -30оС не поднималась, но бывало и -50оС. Девочки были Димиными одногодками и часто играли с ним на улице. Обычно это была игра в войну. Кто-то обязательно должен был играть роль фашиста. Но, естественно, это была не престижная роль, и все отказывались. Порой возникали шумные споры, так как и Дима, и девочки хотели быть только советскими солдатами. Поначалу Дима читал с удовольствием, но потом почему-то это желание пропало, и приходилось заставлять его читать книги. Ему гораздо больше нравилось играть в войну или другие игры.

Мужа Веры Лижник, с которой мы дружили, вернули с фронта в связи с инфарктом. Он был какой-то большой армейский командир, и его поместили в военный госпиталь под Москвой, куда Вера поехала его навестить.

Мы попросили ее привезти побольше детских книжек для Димы и Эрика. Она выполнила нашу просьбу, кое-какие книги у нас уже были, так что Диме было что читать. Были книги и для Эрика, а потом другая соседка привезла нам откуда-то коробку с большими буквами – алфавитом и деревянную доску для писания мелом. Я стала учить Эрика чтению. Я по-прежнему читала ему каждый раз, когда выдавалась свободная минута. И как-то утром он вдруг сказал мне: «Мама, я уже понимаю, как надо читать, давай я почитаю». Я дала ему книгу, которую он еще не выучил наизусть, и Эрик действительно стал медленно-медленно читать. Я хорошо помню, как в тот день он все время ходил за мной и приставал: «Мама, послушай, скажи – я правильно читаю?» И к моей большой радости, он читал правильно. Было ему тогда только пять лет. С тех пор он и начал читать.

Дима к этому времени уже учился в третьем классе, но читал медленно и делал ошибки. Вероятно, его учительница в школе была не очень высокой квалификации и, скорее всего, обучала своих учеников по не совсем правильной методике. А главное, она не привила Диме любовь к чтению. Это пыталась сделать я, но при наших условиях жизни исправлять педагогические ошибки было достаточно трудно. И только в конце третьего класса Дима наконец заинтересовался книгами. Поначалу это были небольшие детские рассказы, сказки, а уж потом он стал читать и довольно серьезные книги.

Дима очень любил рисовать, и надо сказать честно, у него получались вполне приличные рисунки. Наиболее удачные я складывала в картонную папку и хранила, в глубине души надеясь передать их когда-нибудь его матери.

Но к большому моему сожалению, я не смогла сохранить эти чудесные детские рисунки. Дело в том, что в то время у Димы под влиянием старших друзей с улицы появилась странная привычка тащить вещи из дома. Чаще всего он их на что-то менял, а иногда просто дарил кому-то, как говорится, безвозмездно. Когда и кому он отдал альбом с рисунками, я так и не узнала, поскольку заметила пропажу слишком поздно.

Дима не очень охотно садился за приготовление уроков, и я часто принуждала его к этому. Конечно, ему, как и большинству мальчишек, больше нравилось гонять мяч летом и кататься на лыжах зимой. Эрик, став постарше, тоже любил кататься на лыжах. Посреди нашего поселка был довольно высокий холм, зимой превращавшийся в большую снежную гору, где всегда стоял шум и слышался смех детворы. Там и катались обычно Дима и Эрик.

Природа в районе Томска была прекрасной. Кругом вековая тайга, летом поражающая обилием ягод и грибов. Недалеко от поселка протекала большая река Томь, по которой ходили баржи и небольшие пароходы. Летом там было много купающихся; мы тоже, хотя и очень редко, ходили туда купаться. После возвращения в Москву дети еще долго вспоминали жизнь в Томске и грустили по сибирской природе.

Конец войны

Красная армия вела наступление по всем фронтам, и наше настроение заметно улучшалось. Теперь мы жили только ожиданием близкой победы и скорейшего возвращения в Москву. Теплилась где-то в глубине души надежда, что, может быть, после такой жестокой войны, уничтожившей такое огромное число евреев (мы тогда, конечно, не знали о жуткой цифре шесть миллионов), Сталин все-таки откроет свои железные ворота и позволит нам вернуться в Палестину, к родной семье. Прошло уже столько лет с момента моего изгнания с родной земли, а я все так же остро чувствовала глубокую тоску, когда вспоминала о родных и близких, о клочке нашей еврейской земли, которой даже на больших картах почти не видно.

Очень хорошо помню тот день, когда по радио сообщили, что Красная армия взяла Берлин. Это было 2 мая 1945 года, а 9 мая весь поселок праздновал День Победы. В тот день в Томске была замечательная погода. Солнце светило очень ярко, что бывало здесь в начале мая достаточно редко. Как тогда говорили, природа тоже празднует победу над нацизмом. Все, даже незнакомые люди, обнимались, целовались, тут же распивали крепкие напитки, поминая погибших. Тогда еще никто не знал, сколько их, тех самых погибших, тогда только радовались и веселились, что посчастливилось дожить до Победы.

Теперь всех интересовал только один вопрос: когда же наконец можно будет вернуться в Москву? Руководство завода, поняв, что людей после победы будет трудно удержать в Томске, решило заинтересовать особо нужных производству специалистов различными благами и в первую очередь отдельной квартирой. Это был очень верный шаг, так как большинству москвичей пришлось бы вернуться в свои коммунальные квартиры, где проживало одновременно по две, три и более семей. Квартира, правда, предлагалась не в Москве, а в Томске, но тем не менее это было невиданное и очень редкое благо. Вместе с квартирой предоставлялся большой сарай, где можно было разводить свиней, кур и даже держать корову, т. е. полностью обеспечивать себя продуктами, что и после победы было, пожалуй, главной заботой большинства работников завода.