Город лестниц - Роберт Беннетт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Шара бормочет:
– Но это же было священное создание… На городской площади раньше был храм Урава! Они этой твари поклонялись! Раньше!
– Ключевое слово здесь – раньше. Это было триста лет тому назад! А сейчас оно пыталось нас всех убить!
– Но… Но это же Сигруд все сделал!
Он пожимает плечами:
– Ликование нарастает. Отцы Города не знают, что делать. У тебя есть шанс стать первым гражданином Сайпура, получившим официальную благодарность городских властей. И если бы ты или кто-то из Галадеша дали себе такой труд, вы могли бы войти в город под одобрительные аплодисменты, отстроить мост и считаться спасителями Мирграда отныне и до века!
Шара и Мулагеш ошарашенно переглядываются. Воханнес вынимает папиросу из крохотного серебряного портсигара и вставляет ее в мундштук.
– Будем, правда, надеяться, – говорит он, – что они не сумеют дознаться, кто ты на самом деле. Уж больно у твоей семьи… мгм… известная история, а нам не нужны всякие неприятные исторические параллели, правда?
* * *Шара пьет. А что, почему бы и нет? Она боец среди бойцов, выжившие пьют за победу. И за тех, кто погиб. Вино кружит усталую голову, Воханнес присоединяется к ним с Мулагеш, и вечер преображается: из горького и нервного становится уютным и домашним, как их прежние вечера в школе, когда они сидели в общей гостиной с однокашниками, болтали о том о сем и прицельно игнорировали безумный, безумный мир за ее стенами.
Какое же это прекрасное чувство – чувство общности…
В сиреневых предрассветных сумерках Мулагеш задремывает в кресле. Воханнес, заботливо поддерживая Шару под руку, ведет ее наверх. Она останавливается перевести дух у большого окна на лестничной площадке. Звезды разлеглись на одеяле из мягких фиолетовых облаков, укрывающем Мирград, – вид настолько живописный, что кажется картиной бесстыдно сентиментального художника.
Воханнес прихрамывает следом. Сейчас он выглядит очень хрупким.
– Я… – Шара понимает, что этого лучше не говорить, но она настолько пьяна, что уже не может остановиться: – Тот несчастный случай, Во… мне очень жаль, что так случилось.
– Такова наша жизнь, – тихо отвечает он. Если он и знает, что она знает, как он в действительности получил эту травму, то не показывает. – Я хочу изменить ее и прошу твоей помощи.
Когда они наконец добираются до комнаты, Шара садится на кровать и подпирает лоб руками. Комната кружится и качается подобно палубе корабля.
– Давненько, – слышит она в темноте голос Воханнеса, – не был я в спальне женщины…
– А как же вы с Ивонной?..
Он качает головой:
– Там… там немного не то, что ты думаешь.
Она ложится на спину. Воханнес кривовато улыбается, садится рядом и, опираясь на руку, зависает над ней. Их бедра соприкасаются.
Она удивленно моргает:
– Я как-то не думала, что тебе это интересно…
– Ну… и здесь тоже… немного не то, что ты думаешь.
Она печально улыбается. Бедняга, думает она. Вечно он разрывается между двумя мирами…
– Разве я тебе не противна? – спрашивает она.
– С чего бы это?
– Я отказываюсь делать то, что ты хочешь. Я не помогаю ни тебе, ни Мирграду, ни Континенту. Я твой враг. Препятствие на пути к цели.
– Мой враг – ваша политическая стратегия, – вздыхает он. – Когда-нибудь у меня получится тебя переубедить. Возможно, сегодня.
– Не говори ерунды. Зачем промышленному магнату злоупотреблять доверием подвыпившей женщины?
– Хм. А ты знаешь, – говорит Воханнес, – что, когда я вернулся, по городу пошли слухи, что я завел сайпурскую любовницу? Как меня за это поносили! Но и завидовали тоже, конечно. Но мне было все равно.
Глаза его увлажняются – неужели плачет?
– Я встречался с тобой не из-за тяги к экзотике. Я встречался с тобой, потому что ты – это ты.
Вот как он смеет быть таким красивым, а?
– Если ты не хочешь меня, – говорит он, – просто скажи «нет», и я уйду.
Она обдумывает его слова и испускает преувеличенно тяжелый вздох:
– Ты всегда ставишь меня перед такими сложными дилеммами…
Он целует ее в шею. Его борода щекочет ей скулу.
– Хммм… Ах… Ну ладно. – И она тянет за уголок покрывала и откидывает его. – Полагаю… – тут она с трудом сдерживает смех – он целует ее ключицу, – …что настало время забраться в кровать.
– Кто я такой, чтобы отказывать послу в его прихоти? – И он сбрасывает свою белую шубу.
«Это было такое важное заседание, – думает Шара, – что ему пришлось переодеться?»
Она, наверное, произнесла это вслух, потому что Воханнес оборачивается и говорит:
– А я не переодевался. Я весь вечер в одном и том же.
Шара пытается уцепиться за эту мысль – «что-то тут не то», – но тут он принимается расстегивать на ней блузку, и она начинает думать сразу о нескольких вещах…
* * *– Как бы ты хотел, чтобы я легла?
– Как тебе хочется, а что?
– Ну… я хотела сказать… ну… у тебя же бедро…
– Ах да. Да. Ты права.
– Так… Вот так хорошо?
– Так хорошо. О… так ооочень хорошо…
«Зря я это все затеяла», – думает Шара. И гонит от себя эту мысль – неужели и в этой простой радости ей нужно себе отказывать?
Но нет, мысль не уходит.
– Во…
– Да?
– А тебе… тебе правда сейчас приятно?
– Да.
– Ты уверен?
– Да.
– Я просто почему спрашиваю…
– Я знаю! Я все понимаю. Просто… мы немного перепили…
– Ты абсолютно уверен, что тебе не больно?
– Нет! Все отлично! Ты все… все прекрасно делаешь.
– Угу. А может, мне передвинуться? Вот сюда? Так лучше?
– Д-да, – голос у него какой-то слишком серьезный. – Лучше.
– Правда?
– Это…
– Да?
– Это не должно быть так… так сложно…
– Во… Если ты не хочешь…
– Но я хочу! Хочу!
– Я знаю, но… но ты не должен чувствовать себя обязанным делать это…
– Я… я просто… Боги. – И он падает на постель рядом с ней.
В темной комнате медленно течет время. Неужели он уснул?..
– Прости, – тихо говорит он.
– Все в порядке.
– Похоже, – шепчет он, – я уже не тот, что прежде.
– А я и не просила тебя быть прежним.
Некоторое время она слышит лишь его тяжелое дыхание. Плачет?..
– «Мир – наше горнило», – шепчет он. – «Обжигая, он придает нам форму».
Шара знает, откуда эти строки.
– Колкастава?
Он горько смеется:
– Возможно, Волька был прав. Колкастани родился – колкастани и помрешь.
А потом он замолкает.
Вот что за человек будет думать о своем брате, лежа голым с женщиной? А потом они оба засыпают, и им снятся тревожные сны.
* * *Взбаламученное сознание Шары пытается всплыть в темных, масляных похмельных водах. Наволочка трет, как наждачная бумага, руки, лежащие поверх одеяла, замерзли насмерть, а укрытые ноги, напротив, горят, как в лихорадке.
Чей-то голос гаркает:
– Вставай! Вставай!
Кто-то поднимает с ее лица подушку, глаза безжалостно режет дневной свет.
– Повернись! – Это голос Мулагеш. – И вставай! Ну!
Шара ворочается на простынях. Мулагеш стоит над ней с утренней газетой в руках. Причем газету она держит словно это отрубленная голова врага.
– Что? – выдыхает Шара. – Ну что?
К счастью, на ней надета комбинация. Воханнеса, кстати, и след уже простыл. Интересно, уж не от стыда ли сбежал? Неужели он о ней такого низкого мнения? Как обидно-то…
– Читай! – приказывает Мулагеш. И тычет пальцем в расплывающуюся перед глазами статью.
– Вы хотите, чтобы я…
– Читай, говорю.
Шара шарит в подушках и с трудом находит очки. Надвинув их на нос, она обнаруживает на первой полосе газеты свою большую черно-белую фотографию. Она запечатлена на берегу Солды: за ней высится мертвая туша Урава, а у ее ног, весь в крови, сидит Сигруд – впрочем, лицо его скрыто гривой масляных волос. По правде говоря, лучше фотографии она не видала: царственный профиль и обдуваемая ветром река угольно-черных волос…
Однако, по мере того как она знакомится со статьей, ее изумление нарастает.
«Мирград спасен!
Прошлой ночью прилегающие к Солде центральные кварталы Мирграда подверглись внезапному, необъяснимому и поистине ужасному нападению. Власти подтверждают, что огромное водоплавающее существо (природа этого существа вынуждает нашу газету называть его так расплывчато, ибо любая более точная его характеристика повлечет за собой нежелательные юридические последствия) проплыло вверх по течению Солды, пробило лед и принялось хватать гуляющих по знаменитым променадам людей и затаскивать их в ледяную воду.
Размер и масса существа были таковы, что оно сумело сровнять с землей несколько стоявших на берегу зданий, до того как муниципальные службы сумели отреагировать. Двадцать семь наших сограждан постигла внезапная и ужасная смерть, и на момент отправки номера в печать (4 утра) все еще приходили сообщения о погибших. Большинство тел найти не удалось.
