Po tu storonu - Chinenkov

– Знаю, ты уже говорил мне об этом, – потянулся, скрипя пружинами кровати, дон Диего. – Знаю и то, что моего брата вы собирались сделать крайним. Но всё обошлось, слава богу, если, конечно, не считать убийство вами моего брата.

– Да-а-а, всё пошло не так, как мы планировали, – вздохнул Быстрицкий. – Кто бы мог подумать, что у Митрофана Бурматова вдруг отыщется брат, на которого он благоразумно составит завещание…

– Для меня это оказалось полной неожиданностью, – с улыбкой признался дон Диего. – Я даже и в мыслях не держал оставить ему хоть доллар, если вдруг что со мной… Тьфу, чёрт… Кабы беду не накликать.

Они провели в молчании несколько минут, и первым заговорил дон Диего.

– Да-а-а, моё внезапное появление перечеркнуло все ваши планы, господа поганцы, – с улыбкой сказал он. – Ушли сроки атаки на порт Ленинграда, растаяли ваши надежды завладеть огромным состоянием моего брата и… А теперь твоя гнусная личность, Владимир Александрович, стала никому не нужна. А вот немцам ты интересен!

– Я? – глаза у Быстрицкого полезли на лоб. – Что всё это значит, господин де Беррио?

– Ты выполнил свою миссию на грешной земле, Владимир Александрович, – пожал плечами дон Диего. – Напряги мозги и подумай, для чего я оставил тебя живым, расправившись с Бадаловым.

– Ты… всё это… – Быстрицкий не смог продолжить, от страшной догадки пересохло во рту.

– Да, я задумал всё это, чтобы нанести собственный «посильный» удар по Германии, напавшей на мою Родину, – улыбнулся дон Диего. – И у меня всё получилось! Танкеры с нефтяными отходами здесь, в порту, все они заминированы и… Как только они взорвутся во время выгрузки, во всём обвинят тебя, Владимир Александрович. Что же касается меня, то я всего лишь доверившаяся тебе, скрытому большевистскому агенту, жертва обстоятельств!

– Вы… вы собираетесь меня подставить? – ужаснулся Бысрицкий.

– Я тебя уже подставил, болван, – ухмыльнулся дон Диего. – Я только этим и занимался всё время, собираясь плыть в Германию. Немцы уверены, что ты «агент и диверсант», а скоро… – он достал из кармана часы и взглянул на циферблат. – А теперь, ровно через минуту, они будут убеждены в этом!

Как только дон Диего замолчал, в коридорах возникло оживление и послышался гул.

– Что это? – прошептал Быстрицкий и заметался по камере.

– Это летят английские бомбардировщики, – охотно пояснил дон Диего. – Сейчас они начнут бомбить порт и верфь…. На город не упадёт ни одной бомбы.

– Откуда вы всё это знаете? – закричал Быстрицкий. – Вы, как и я, здесь, в гестапо города Росток.

– Как же мне не знать, если сегодняшний прилёт англичан организован мною! – рассмеялся дон Диего. – Англичане нанесут бомбовый удар и улетят. А взорвавшиеся на заложенных в них зарядах танкеры будут причислены к точному попаданию бомб во время удара. И, что самое удачное, не пострадает никто, кроме немцев, разумеется.

– Никто?! – выкрикнул Быстрицкий. – А команды на баржах? А ваши деньги? Танкеры взлетят на воздух и…

– О, да, – развёл руками дон Диего. – Они взорвутся все до одного! Из них выльется горючая жижа и растечётся по всей акватории порта! Загрязнение будет ужасным, но… Это издержки войны… Главное, что у гестапо есть с кого спросить, так ведь, Владимир Александрович?

– Почему с меня, а не с вас? – злорадно рассмеялся Быстрицкий. – Танкеры принадлежат… – он замолчал, вдруг осознав, что больше всего вопросов у немцев будет к нему.

– И баржи, и груз в них твои, – напомнил, вздыхая, де Беррио. – У меня куча документов, подтверждающих это. Кстати, они уже у немцев. Гестапо почерпнёт из них много интересного… Кстати, команды танкеров не пострадают. Во время устройства к нам на работу все матросы подписывали документы с просьбой вступления в армию вермахта, и они уже тоже у немцев!

С улицы послышался грохот взрывов.

– Ну вот, началось, – сказал дон Диего, с наслаждением вытягиваясь в кровати. – Мой план начал работать и уже скоро…

– Убью, гад! – взревел Быстрицкий и, сыпля матерными словечками, набросился на него.

Владимир Александрович умел драться. Он профессионально орудовал кулаками, нанося удары по бокам и затылку ловко уворачивавшегося дона Диего. Глаза Быстрицкого полыхали ненавистью. Он захватил под мышку голову своего врага, изо всех сил выворачивая её, и, почти не чувствуя ударов сзади вбежавшего в камеру полицейского, стал душить дона Диего.

И вдруг Быстрицкий закричал и ослабил хватку. Дон Диего, с изумлением поняв, что его больше никто не душит, вскочил на ноги. А рядом с ним кипела «битва». Двое полицейских с ожесточением пинали скорчившегося на полу Быстрицкого, а тот ревел как умалишённый и продолжал буйствовать с искажённым лицом и остекленевшими глазами…

11

Историческая справка

Нацисты стремились отделить командный состав от рядовых, видя в нём вполне обоснованно возможных организаторов сопротивления. С этой целью 19 мая 1941 года в проекте особого распоряжения к директиве № 2 (план «Барбаросса») указывалось: «При захвате в плен войсковых подразделений следует немедленно изолировать командиров от рядовых солдат». Это правило неукоснительно соблюдалось.

Многих офицеров расстреливали почти сразу после пленения. Как правило, взятых в плен делили на две группы: красноармейцев и командиров, начиная от младшего лейтенанта. Командиров, если не сразу, то по прибытии в пересыльный лагерь отправляли в офлаги.

*

Как ни трудно пришлось Кузьме Малову в пересылочном лагере, но он выжил. Да и штурмбаннфюрер Вилли Дресс утратил к нему всяческий интерес. А потом начались его «мытарства» по лагерям, не задерживаясь в каждом из них более двух месяцев.

По прибытии в тот или иной лагерь на каждого военнопленного офицера заполнялась регистрационная карточка, где записывались: личный номер, личные данные, домашний адрес, место жительства родителей, звание, должность, гражданская специальность, когда и где попал в плен, цвет волос, рост, отпечатки пальцев.

Во Владимиро-Волынском офлаге на его одежде красной краской нарисовали на груди треугольник, а на ягодицах – два треугольника.

При переводах из лагеря в лагерь, при регистрации, Кузьма говорил правду, но потом, набираясь опыта, он понял, что выгоднее сказать, а что, наоборот, не стоит сообщать о себе. В итоге получалось, что на него было заполнено шесть регистрационных карточек, и немцы не могли понять: он попал в плен полковником, а до последнего лагеря добрался лейтенантом?

Кроме Владимиро-Волынского офлага Кузьме пришлось побывать в Виннице, в специальном офицерском лагере ОКХ, для старших офицеров Красной армии, представлявших особый интерес для немецкого командования, в офлаге ХIII-Д в Хаммельбурге, в Циттенхорсте…

В условиях плена психология людей резко менялась и наружу выплёскивались ранее сдерживаемые мысли, эмоции… За несколько дней взятые в плен офицеры вдруг превращались в ярых врагов советской власти, правительства и даже страны! Голодные, грязные, бесправные, потерявшие прошлое и стоявшие перед неизвестным будущим, советские командиры с упоением, во весь голос, отборным матом поносили того, при чьём имени ещё недавно вставали и аплодировали, – Иосифа Сталина!

В офлагах узники испытывали те же страдания и унижения, как и во всех лагерях военнопленных. Во Владимиро-Волынском офлаге Кузьма вместе с другими пленными офицерами ел траву и листья, кору с деревьев и сено. Им так же приходилось есть рога и копыта мёртвых животных, которые им швыряли немцы. Поджарили и съели кожу ремней и сапог. Всего лишь за полгода в офлаге из восьми тысяч офицеров осталось три…

В лагерях расстреливали евреев, цыган, гомосексуалистов и большевиков. Каждый день расстреливалось от десяти и больше человек разных наций и за разные поступки. Не снял шапку перед немцем – расстрел, за попытку к побегу – расстрел, за «враждебность к немецкому народу», «за воровство, (т. е. за то, что подобрал две-три гнилые картофелины) – за всё расстрел, расстрел и расстрел…

«Скитаясь» по лагерям, Кузьма «вволю» натерпелся издевательств немецко-фашистской военщины. Его, в группе ещё восьми-девяти офицеров, эсэсовцы впрягали в повозку и катались по лагерю и за его пределами. Их, так же запряжённых в повозки, заставляли возить кирпичи, камни, воду, дрова, мусор и нечистоты из уборных. Много издевательств пришлось вытерпеть Кузьме Малову, пока злодейка-судьба не сжалилась над ним и не занесла его в офлагерь «Замостье».

Совершенно неожиданно для себя он попал в рабочую команду по сбору мороженого картофеля. Работавшие в ней счастливчики считались «лагерной элитой»!

Перед «картофельной командой» лебезили, заискивали. Угодники были готовы чистить одежду, смазывать жиром сапоги, стирать и сушить портянки, латать или зашивать порванные штаны, рубашки и рукавицы ради мороженой картофелины! Но и… Могли и убить, лишь бы получить освободившееся заветное местечко в рабочей команде. И вот однажды…