Тайны русской империи - Михаил Смолин

В это время он, по своему признанию, «переезжал из Петербурга в Москву и обратно, ночевал по пустым квартирам, каждый день рисковал быть узнанным на улице и арестованным»… вел «полуголодную жизнь, когда проходили целые недели без того, чтобы удалось хотя раз пообедать»{307}.

О подготовке попытки спасти царскую семью, уже находясь в эмиграции, он писал: «Когда мы приступали к этому подвигу, у нас были надежды на проснувшуюся совесть русских богачей и русских верхов. Людей, готовых жертвовать своей жизнью ради спасения царя и восстановления монархии, было немало. Но все попытки — не только мои, но и всех моих единомышленников, получить на дело необходимые средства потерпели неудачу. Требовались миллионы, а мы с трудом находили десятки тысяч. Постыдное равнодушие, окаменелость и неизжитое недоброжелательство к монархии и к монархистам отталкивали наши обращения за помощью. Мы имели печальное удовольствие видеть, как всего через несколько месяцев после пренебрежительного отказа в помощи на спасение царя все эти холодные себялюбцы были до нитки ограблены большевиками, сейфы и вклады отобраны, и сами они — в большинстве поарестованы, а многие и расстреляны.

С малыми, случайно добываемыми средствами мы вынуждены были вести работу в сокращенных размерах, действовать с перебоями и промедлениями, располагали недостаточными силами, там, где требовались сотни людей, мы имели десятки. Но все же до последнего дня мы добивались и делали все, что было в наших силах, для освобождения государя и его семьи. Но все же большая подготовительная работа была произведена, и спасение их из Тобольска становилось реально исполнимым.

Перевоз в Екатеринбург нанес страшный удар всем нашим планам. Но будь у нас в апреле 1918 года хотя бы один миллион рублей, думается, мы успели бы сосредоточить к Екатеринбургу отряд в 300 смелых людей и сделать решительную попытку для соединения царской семьи с чехословаками.

Миллиона вовремя у нас не оказалось, и государя мы не спасли. В этом мы, монархисты, конечно, виноваты, и в первую голову виноват в этом я, Марков 2-й. Мы виноваты в том, что хотели, пытались, но не сумели спасти нашего царя и его семью.

Но в одном мы не виноваты, — не виноваты в безучастии к судьбе нашего государя. В этом виноваты не мы, а другие…»{308}

В Петрограде, поминутно рискуя жизнью, Н.Е. Марков оставался до 8 ноября 1918 года. Далее он предпринимает попытки организации вооруженного сопротивления в северо-западных районах России, ведет переговоры с графом Келлером о создании антибольшевистской армии, участвует в деятельности армии генерала Н.Н. Юденича. Под именем Льва Николаевича Чернякова летом 1919 года Марков 2-й был обер-офицером для поручений при военно-гражданском управлении в Северо-Западной Белой армии, издавал в Ямбурге газету «Белый крест» с начала июля 1919 года. Ее распространяли офицеры созданной им организации «Союз верных». Но организацию и газету вскоре, под давлением либеральных деятелей, запретил тогдашний командующий Северо-Западной армией А.П. Родзянко.

Марков всячески пытался организовать пропаганду против красных, писал листовки, обращенные к красноармейцам, но обстановка в руководстве Белого движения (наполненность белых правительств масонами, кадетами, эсерами и прочими революционными неудачниками) не позволяла развернуть широкую пропагандистскую деятельность.

Попав в эмиграцию, со свойственной ему активностью он предпринимает новые попытки объединить монархические силы в единое движение. По его инициативе проходит Рейхенгальский съезд 1921 года, на котором его избирают председателем высшего Монархического Совета (1921—1927). С 1920 года издает журнал «Двуглавый орел», с перерывами просуществовавший до 1930 года, а также «Еженедельник высшего Монархического Совета»…

Революция и эмиграция изменили многое в умах русского интеллигентного общества, но не избавили от разобщенности и политической идеалистичности. В своем письме от 22.03./04.04.1923 известный русский философ и политический мыслитель И.А. Ильин (1883—1954), который оппозиционировал в Берлине Н.Е. Маркову по выборам делегатов на Всезарубежный съезд (1926), писал не менее известному политическому писателю П.Б. Струве (1870—1944): «Марков человек умный, волевой и патриотичный»{309} и в последующем к письму характерном примечании утверждал: «Имею данные утверждать, что помимо этого у Маркова-Тальберга отношение к нашей белой армии и ее вождям — двуснастное и тактически чревато имеющим однажды вдруг обнаружиться неподдержанием» (с. 122). В том же году в своей «Записке о политическом положении» (октябрь 1923), направленной генералу П.Н. Врангелю, И.Л. Ильин столь же негативно обрисовывает Н.Е. Маркова: «Атмосфера высшего Монархического Совета — есть атмосфера Маркова. Он силен волею и темпераментом, грубо умен и грубо хитер, интрига его топорна; очень властолюбив и малообразован; одержим антисемитизмом и масонобоязнью; в экономике не понимает ничего и творческих идей не имеет; духовная культура за пределами православия для него почти не существует; это не вождь и не строитель, а трибун и демагог с черным блеском в зрачке»{310}.

Резко критическое отношение к Маркову, кроме личной неприязни, сформировалось у И.Л. Ильина скорее всего из-за ведшейся тогда, с его участием, борьбы за идейно-политическое влияние на эмиграцию (особо на армию и далее РОВС) между направлением высшего Монархического Совета, олицетворяемого Н.Е. Марковым, и политическими деятелями, сгруппированными вокруг газеты «Возрождение» П.Б. Струве.

Эта политическая борьба за влияние над монархической массой эмиграции и армии в идейном плане шла вокруг проблемы следования в борьбе с большевизмом открытому и последовательному монархизму (Марков и последователи) или своеобразного непредрешенчества о форме правления после свержения коммунистов (Струве и последователи). Тогдашнюю позицию Н.Е. Маркова достаточно четко характеризует его письмо 1923 года: «ВМС выражает свое твердое убеждение, что лишь при условии открыто исповедуемого русской армией священного лозунга “За Веру, Царя и Отечество” и при дружном объединении армии со всеми исповедующими этот лозунг русскими людьми только и возможно избавление нашей Родины от тяжкого и позорного ига интернационализма»{311}.

К сожалению, эмиграция, раздираемая разными мнениями и не менее тщеславными многочисленными кандидатами в вожди, не смогла объединиться и се политический вес и единство сил таяли с каждым годом изгнания.

Николай Евгеньевич резко отрицательно относился к многочисленным религиозно-философским или политико-философским течениям эмиграции — от «софианцев» до «евразийцев», видя в них интеллигентскую мечтательность и адогматичность мысли, ей свойственную. В годы эмиграции Н.Е. Марков постоянно ездил по европейским странам с различными докладами, среди которых были такие темы: «Верховная власть», «Иудо-большевизм», «Церковная смута», «Положение дел в России и в зарубежье», «У рубежа наступающих событий», «События на Востоке», «Восстание русского народа» и многие другие.

С 1935 года Н.Е. Марков жил в Эрфурте, где время от времени переиздавал на немецком языке различные свои доклады и книгу «Войны темных сил», одновременно ведя небольшой монархический журнал. Умер Н.Е. Марков в двадцатых числах апреля 1945 года в городе Висбадене, в Германии. Почил ли он своей смертью, или ему «помогли» сотрудники советских спецслужб, доподлинно неизвестно…

Быть может никто, как Н.Е. Марков, так яростно не вел свою войну с темными антихристианскими силами, будучи бескомпромиссным организатором и деятельным практиком сопротивления надвигавшейся революции, а после се свершения неутомимым борцом с советской властью.

Его политические противники склоняли его имя как при жизни, так и после смерти, как в России, так и в эмиграции. Марков 2-й был неудобен как столп практического монархизма, мощью которого невозможно было пренебрегать ни либералам, ни социалистам, ни всевозможным представителям монархического конституционного обновленчества, сколько ни звучало это на словах.

Его любовь к Отечеству была всегда деятельна, был ли он земским гласным или организатором курской «Партии народного порядка», членом Государственной Думы или действительным председателем Главного совета Союза русского народа, главой подпольной антиреволюционной организации «Великая единая Россия» или председателем высшего Монархического Совета. Будем помнить людей, достойных памяти нации.

IV.2. ТУМАНЫ СЕПАРАТИЗМА И РУССКОЕ СОЛНЦЕ (О НАЦИОНАЛЬНЫХ СЕПАРАТИЗМАХ И ИМПЕРСКОМ ЕДИНСТВЕ)

«Украинский туман должен рассеяться, и русское солнце взойдет». Стремление к единству и неделимости России сегодня требует открыто говорить о сложности и важности национальных проблем, стоящих перед русской нацией. Именно сейчас, во время некоторого политического затишья конца века, явственно необходимо выяснить сущность внутринационального состояния нации, прошедшей испытание интернационалистской и федералистской химерами. Неизбежные в будущем политические действия должны быть осознаны и подготовлены заранее, с тем чтобы, выходя на идеологические ристалища, иметь возможность предложить русскому обществу уже готовые национальные решения проблем, стоящих перед ним. То, что порой у двух русских на сегодня есть три разнонаправленных решения одного и того же вопроса, — это ярчайший признак глубокого разномыслия (к которому привела нацию демократическая идея плюрализма), с которым не может жить имперская нация. Национальная мысль в эти недолгие годы политического затишья должна идти к выработке единства на основе русской правой традиции, стремясь к самобытности в идеологических построениях, резкой непохожести идейных установок имперского самосознания.