К вящей славе человеческой - Вера Камша

– Почему ты не в мешке?!

– Самозванец! – верещит голубь и лезет за пазуху. – Прикрылся именем Господа, а сам… Богохульник! Еретик… Обманщик!

– Головой ударился? – Не узнать Коломбо – это надо суметь! Фидусьяр везде найдет своего импарсиала, но чего его понесло к Хенилье…

– Самозванец , – рявкает голубь и ныряет с головой за пазуху. Ладно, не до него. Дубина Карлоса попадает мраморному по руке, и Хенилья теряется. Воя от боли, командор на полусогнутых ногах словно бы пляшет нелепый крестьянский танец, тяжело размахивая дубиной, а де Ригаско… Де Ригаско прорывается в ближний бой! Бронзовый сапог вновь бьет по мраморной голени. Треск, полный смертной злобы вопль… Истукан с грохотом и воем рушится на землю, но успевает махнуть стволом. Удар не просто сбивает Карлоса с ног, но отбрасывает к самой кромке воды – с таким звоном падает с лафета и катится под гору пушка.

Коломбо высовывает клюв наружу.

– В Рэму , – требует он, – бежим в Рэму, и я не скажу, что ты гостил в замке демонов и отступников, а твоя сестра грешит с суадитом…

– Мерзавец! – рычит Карлос, приподнимаясь на локте, и Коломбо прячется. Звон, грохот… Двое пытаются встать. У Хенильи обломок ноги уходит глубоко в землю. Карлос опирается на колено, потом на дубину и рывком вскакивает.

– Тебе не подняться, – твердо говорит он врагу, – ты проиграл.

– Тебе так этого хочется, герцог, – белое лицо изъедено злобой, словно проказой, но это просто крошится мрамор, – но я еще отправлю тебя к Сатане!

Белое чудовище буквально ползет на коленях к ближайшей глыбе, герцог поудобнее перехватывает свое оружие, а командор уже стоит, опершись на камень и держа дубину одной рукой. Стволы сталкиваются, как мечи, глухой деревянный стук кажется ошибкой. Карлос перекидывает дубину в левую руку. Как светятся у него глаза – так горит на солнце осенняя листва, так сияют по вечерам витражи в церкви Святой Изабеллы…

Обман, сильнейший удар по запястью, уже знакомый треск… Хенилья, ревя от ярости и незнакомой доселе беспомощности, пытается подобрать дубину уцелевшей рукой, теряет равновесие и снова валится на припорошенную белым крошевом гальку.

– Я же говорил, что ты проиграл, – де Ригаско внимательно смотрит на полускрытого валунами истукана, – по-другому быть не могло, иначе зачем бы мы все жили?

– Пусть он покается, – подсказывает успокоившийся Коломбо. – Я засвидетельствую, что ты вернул на путь истинный богохульника…

— Я не дам Хенилье отпущения.— Кому он это говорит? Фидусьяру? Диего? Ожившим статуям?

– Рад?! – орет Хенилья. Он сидит на валунах, как курица на яйцах, а перед ним разбитой скорлупой валяются осколки его тела. – Рад?! Все равно ты никто, слышишь, родич короля?! Ты – бездарь и бабник… Что ты знаешь о славе, чтоб меня судить? Что ты сделал для Онсии?! Позволил загнать ее в задницу, из которой ее вытащил я, слышишь, ты, гранд поганый?!

– Да, я мало сделал для Онсии, – кивает Карлос, – но дети, которые смогли родиться, потому что мы умерли, сделают больше… Или дети их детей. Можешь мне не верить, но слава и титул в сравнении с этим такая чушь! А теперь, Гонсало де Хенилья, защищайся. Если еще можешь…

Каменная ступня с треском отлетела в сторону… Как просто все вышло на этот раз, до несправедливости просто.

Хенилья как-то боком, помогая себе уцелевшей рукой, отползает – хочет прижаться спиной к холмику. Будь они живы, хватило бы одного удара. Дополз. То ли сидит, то ли стоит на коленях, закрываясь обломком второй руки.

Надо кончать, но ты так и не приучился добивать. Всегда находился кто-то, кто это сделает, – солдат, загонщик, мародер, наконец… Дерево в руках совсем измочалилось, вряд ли выдержит. Выломать новое? Выломать, подойти и… Про всех грандов не скажешь, но ты и впрямь слабак, бывший герцог де Ригаско. Колошматить до смерти полуживого калеку не для тебя. А что для тебя? Уйти и оставить полный ненависти обрубок нельзя, с какой стороны ни взгляни, хотя тебя Хенилья подыхать бы оставил. Его счастье, что ты не так велик и не так умен…

Обломок скалы сам прыгает под ноги, словно напрашивается. Что ж, подобное подобным… Кто это сказал и по какому поводу? Неважно. Теперь неважно. Услужливый булыжник летит в грудь командора, тот закрывается, но не мрамору спорить с гранитом. С хрустом разлетается предплечье, от и так изуродованной руки остается бесполезный обрубок. Хенилья сидит на коленях у не спасшего его холмика. Ему все ясно, но пощады он не попросит. Ты бы тоже не попросил.

Что ж, теперь совсем немного… Мрамор, бронза, вторая жизнь – это всего лишь продолжение того, что было. Того главного, что вспыхнуло в твой последний день. Все началось в Альконье, здесь и закончится, а с теми, кто бросает своих на смерть, разговор один.

Это где-то рядом, у самого берега… Рядом еще шла череда валунов, словно сумасшедшая великанша рассыпала бусы. Так и есть, мраморный клинок лежит в двух шагах от бронзовой шпаги. В двух человеческих шагах, но как же трудно помнить, что ты теперь ходишь иначе и тебе не нужно дышать, есть, пить, спать… Так много изменилось, а чувствуешь себя прежним, хоть и понимаешь, что не вернешься.

Бронзовое тело послушно нагибается за брошенным Хенильей оружием. Белое лезвие кажется лунным лучом. Как же жаль, но нужно идти до конца.

– Бывший командор Сургоса Гонсало де Хенилья оставил без помощи тех, кого клялся защищать. – Сколько их, слышавших подобные слова, было в Онсии со времен Адалида? Сколько будет еще? – Да будет меч предателя сломан у него на глазах!

Мрамор ломается не сразу, меч словно пытается защищаться, но ему придется ответить за своего хозяина. Так повелось если не с первого дня творенья, то с первого предательства. Последнее усилие, и белое лезвие со стоном лопается сразу в трех местах.

Хенилья видит. Не может не видеть, разве только закроет глаза или отведет взгляд, но это вряд ли. Он тоже идет до конца. Семнадцать лет идет…

Собирать погасшие обломки Карлос не стал, зачем? Подобрал шпагу, привычная тяжесть успокаивала, придавая решимость. Нет, он не боится смотреть в глаза побежденных, просто это уже не нужно. Все сказано и выслушано, а последние проповеди и красивые напутствия оставим тем, кто живет ради хроник…

Обратная сторона холмика оказалась пологой. Десяток шагов, и Карлос очутился прямо над головой Хенильи. Даже сидящий, тот все еще казался огромным. Голова командора была повернута туда, где исчез его враг. Окликнуть? Нет!

В последний удар Карлос вложил все свои силы. Каменный шлем с треском раскололся на куски. Под ногами зарокотало, заржала откуда-то взявшаяся лошадь, плеснуло о берег очнувшееся озеро. Уцелевшая рука командора судорожно сгребла кучу гравия и замерла. Теперь уже навсегда.