Колдун. Из России с любовью. - Вадим Крабов

В спортзал меня привели на следующий день после просьбы. Маты, турник, шведская стенка, гантели, штанга, баскетбольные кольца, на полу разметка — все как обычно. С удовольствием пробежался по кругу, размялся, не обращая внимания на любопытные взгляды моего сопровождающего и пятерых занимающихся на матах коротко стриженных парней в тренировочных штанах и тельняшках. Я был босиком и в джинсах — спортивную форму мне выдать не удосужились. Принялся проводить бой с тенью. Тело слушалось сносно. Не по причине нездоровья, а из-за застоя. В ускорение не входил, но чувствовал, что могу. Не в полное, которое устраивала Синя, расходуя силу Жизни, а в "нормальное, за счет ресурсов моего измененного организма. Свободно двигаться, растягиваться, выполнять привычные движения и связки было очень приятно, душа пела.

Кто бы сомневался, что те ребята — не просто спортсмены, как бы на огонек заглянувшие и случайно с арестантом столкнувшиеся, они, как я и думал, подошли в разгар работы.

— Эй, парень, можно тебя отвлечь? — спросил самый старший по возрасту, лет под тридцать. Два метра ростом, за сотню кило веса без капли жира. Внешне — машина для убийства. Лицо меж тем было очень добродушным, курносым и голубоглазым с рыжим ежиком на голове. По весне на носу наверняка веснушки выступают и тогда мужик становится мишенью для подколок со стороны товарищей. Его совершенно не боялись.

— Разумеется, сударь, для того мы здесь и собрались, — манерно ответил я, остановливаясь. Ребята хмыкнули.

— Сударь так сударь, — с улыбкой согласился здоровяк. В его взоре плескалось спокойствие и абсолютная в себе уверенность.

"Точно дразнят — стопудово! И сами ржут. А он смотрит на все это снисходительно, да еще и поддерживает", — подумалось мне неожиданно весело.

— Как называется твой стиль? — поинтересовался он.

— Э-э-э… ушу-Рона. Из дзен архивов Шаолиня. Двадцать лет изматывающих тренировок и медитаций, — сказал я со всей серьезностью, кивая по типу "честь имею".

Парни откровенно заржали. Рыжий поддержал игру:

— Не соблаговолите ли, сударь, поучаствовать в спарринге? — предложил с он легким поклоном, получившимся неуклюжим. И а слове "соблаговолите" пару раз спотыкался, чем вызвал дополнительный хохот.

— Извольте, — важно ответил я, чем вызвал новый взрыв смеха.

— Ша! — остановил расшалившихся ребят рыжий. — Ну хватит язык ломать. С кем хочешь поработать?

— Мне без разницы.

— Коля, — рыжий выбрал самого маленького, примерно моей комплекции. — У вас одна категория. Начали.

— Стой! — остановил я парня вышедшего из мгновенно образовавшегося круга, и уточнил. — Полный контакт?

— Конечно! — удивленно ответил Коля. — Да ты не боись, калечить не буду! — успокоил меня насмешливо и несколько высокомерно.

— Согласен, — ответил я. — Ты уж поаккуратней со мной, — попросил жалостливо и сам скомандовал. — Бой!

Я получал искренне удовольствие. Поначалу он себя сдерживал, но быстро разозлился. Я же только уходил и блокировал. Никакого ускорения не требовалось, по мне он, без хвастовства, был деревенским уваленем. Через пять минут я пожалел тяжело дышащего Колю и мягко уложил его на лопатки.

Раздались аплодисменты, одобряющий свист и язвительные замечания:

— Молодец… Коля, а ты долго его за нос водил… Не расстраивайся… Маслица пролили, да, Коля?..

Николай шумно дышал, непонимающе озирался, но… не расстраивался. Я подал ему руку, он её принял и легко поднялся. Поклонился мне.

— Молодец! Не ожидал! А чего тянул? Давно бы мог меня завалить.

— Давно не занимался. В камере не развернешься. Удовольствие получал.

— Понимаю! — согласился он. Слова о камере его нисколечко не смутили.

— Дальнейшие спарринги, насколько я вижу, бессмысленны, — взял слово рыжий. — Как к тебе обращаться?

— Егор.

— Стас, — представился в ответ. — Командир этих неучей, спецназа охраны изолятора. Нас мало, но мы в тельняшках, — позволил себе улыбнуться. — Тренируемся не здесь, у нас, сам понимаешь, база в другом месте. А этот зал так, для сотрудников и некоторых других. Мне еще приказали на мечах тебя проверить, — перескочил без паузы. — Ты как?

— Я-то — как, а ты? — спросил я насмешливо.

— Немного занимался кендо.

— А что это?

— Не знаешь? — удивился он. — Японский бой на мечах в защитных латах. Олег, принеси форму.

Мы оделись в шлемы с сеточкой на манер фехтовальных с добавленными к головному убору легкими наплечниками. Пластиковые нагрудники, переходящие в защиту живота, юбочка и "латные" рукавицы. Стас называл каждую деталь, но я не запоминал. Бамбуковый двуручник запомнил — синай.

— Какие правила, — спросил я, приноравливаясь к балансу, длине и хлесткости меча.

— Правил куча, но мы обойдемся без них. По яйцам не бить и, пожалуй, все.

— Колющие удары считаются?

— Если чувствительно, то почему бы и нет? — сказал, пожимая плечами. — Но не советую на них размениваться, темп потеряешь. Бой кончается, когда один окажется на земле или признает поражения.

— Понял.

Мы разошлись метров на пять, и он скомандовал по-русски "Бой!", а дальше пошли чисто японские вопли вместе с хлесткими разнонаправленными ударами. Честно говоря, я не ожидал такой прыти и, запутавшись в непривычных неудобных латах, пропустил пару чувствительных ударов по корпусу. Бил он, признаюсь, увесисто. Позор! В настоящем бою так и погибнуть можно, а по мастерству мой соперник был далеко не Витаром — мастером меча, и даже не Роном — хорошим середнячком. Я собрался, привык к одежде, к необычно легкому оружию, и наконец потеснил Стаса. Он упал через минуту, вырубленный точным ударом по темечку. Для этого мне пришлось подпрыгнуть. Шлем, разумеется, бамбуковую палку выдержал, а голова — нет.

Стас не потерял сознание. Его повело и заставило оступиться, он вынужденно упал на колено. Сорвал шлем. Прижал ладонь к темени:

— Нихренасе! Я понимаю — боккэном, деревянным мячом, но бамбуком?!

— Не стану утомлять разговорами, типа "сила в правде" или "меч — продолжение духа воина". Скажу просто: мой вес, помноженный на скорость удара. На квадрат скорости, — уточнил я, уважительно поглаживая бамбуковый синай. — Ты погляди-ка, хороший бамбук — выдержал. Если бы сломался, погасил бы энергию удара. Я рисковал.

— Риск оправдался, — сказал Стас, поднимаюсь. — Думаю, закончим. Ты действительно знаком с мечом. Не буду спрашивать где учился — запретили. Построились мужики!

Мне уважительно поклонились, повернулись направо и гуськом, никак не колонной — строем и не пахло, вышли через дверь, противоположную "моей" раздевалке.

— Егор, — позвал меня мой "сопровождающий" и показал на выход в тюрьму.

Я со вздохом сложил руки за спину и делано-угрюмо поплелся "домой". На самом деле настроение было великолепным и руки назад мне совсем не обязательно складывать — давно вышло такое послабление, но играть, так играть.

Александр Сергеевич явился в аудиторию и прервал очередное занятие в отделе "П".

Я проводил обучение медитации по-эгнорски. Надеялся, что кто-нибудь сумеет выйти "свободным сознанием". Круг инициации ни для кого не сработал, новых способностей никто не получил. Хорошо хоть не пострадали, обошлось всего лишь головной болью. Мана нужна, много маны. Надо будет в лесу попробовать провести обряд, инициировать одну только стихию Жизни, но сейчас была зима — маны в лесном массиве было сущие крохи. А стихия Разума не была так разлита, как Жизнь, она имелась исключительно в астральном пространстве завязанном на ноосферу, откуда её и брала Фиона.

Я еще бодрился, убеждал себя, но надежда на то, что получиться вернуть себе способности, по крайней мере в скором времени, таяла. После каждой попытки войти в астрал я долго скрипел зубами и чуть ли не выл. Как же так, за что?! Душа все чаще наполнялась меланхолией. Отъезд на зону становился все более и более реальным. Как мне говорили многие сотрудники отдела "П", меня держат на Лубянке в относительно комфортных условиях исключительно благодаря пробивным качествам Шувалова. Я был ему искренне благодарен.

На заднем сиденье машины мы расположились вдвоем. Впереди сидели водитель и мой неизменный "сопровождающий". Ехали на окраину Москвы, в обычное отделение милиции. Предыдущие два выезда закончились пшиком — задержанные не были "серыми".

— Егор, я хочу поговорить с вами серьезно, — тихо произнес Шувалов.

— Я слушаю, — так же тихо ответил я.

— Нашему проекту на следующей неделе собираются понизить статус, если не закрыть совсем, для вас это означает закрытый суд и отправка в… менее комфортные условия.

— И что? — внутри меня неприятно скребануло.

— Я хорошо к вам отношусь и считаю, что там вам не место… — намекнул и многозначительно замолчал.