Знамена над штыками - Иван Петрович Шамякин

В столовой — небольшом зале — было пусто, завтрак давно закончился. Пожилая женщина подала маме тарелку супа и маленький ломоть хлеба — треть рабочей пайки. Суп был редкий, ненаваристый, но от него вкусно пахло приправами — луком, лавровым листом, перцем.

Мама ушла из дома не завтракая, проголодалась, но зачерпнула первую ложку — и из глаз ее брызнули слезы, одна, крупная, капнула в ложку. И она не вытирала их, не стыдилась, что кто-то увидит. Это были слезы радости, какой она никогда не знала. Радости не оттого, что она получила больше, чем надеялась, идя к Ленину. Радость была оттого, что она почувствовала, поняла сердцем и умом что-то значительно большее в своей жизни. Она была счастлива.

Мама сорок лет рассказывала про это событие, самое памятное в ее жизни, и каждый раз переживала, что она не может — не хватает у нее слов, — чтоб передать первое свое ощущение от встречи с Лениным, и каждый раз боялась, что не все понимают, что именно она почувствовала. Малограмотная, она не понимала всего смысла революции, а в Кремле, у Ленина, за каких-нибудь полчаса поняла самое существенное, самое главное.

Открылся перед ней новый мир, и она вступила в него, почувствовала себя совсем другим человеком, вольным, равным — гражданкой. И увидела будущее детей своих — наше счастье.

Мама смутилась, когда кто-то попросил разрешения сесть за ее стол. Человек в пенсне, с седой бородкой сел напротив. Можно было выбрать любой стол, но, возможно, человек увидел, что женщина плачет, и, не поняв сразу отчего, решил утешить ее.

Мама вытерла слезы и улыбнулась, не стыдясь, смело и просто, будто перед ней оказался добрый старый знакомый, хотя сидел ученый человек, интеллигент, а ученых она до того дня стыдилась, боялась и не любила, ибо считала, что все они из буржуйского класса.

Новому посетителю подали суп и такой же ломоть хлеба. Мама хлебала суп без хлеба. Незнакомец спросил:

— Почему вы не едите хлеб?

Мама посмотрела на хлеб и будто невзначай ответила:

— Я возьму его детям. Можно?

— Конечно, можно. Я дам вам бумагу. — Он полез в портфель, который стоял на полу.

Мама обрадовалась — она принесет мне и Васе хлеб от Ленина. Маленький ломоть стал для нее великим символом, как и многое что другое в тот день.

Человек положил на стол белый-белый листок бумаги. Мать завернула в него хлеб. Спросила у человека:

— Вы Ленина видели?

— Я работаю в Совнаркоме. — И, поняв, что она не сразу уяснила, добавил: — Мы встречаемся с ним почти ежедневно.

— Ежедневно?! — Мама ощутила огромное уважение к этому пожилому человеку с худым болезненным лицом, позавидовала ему.

И, конечно, не могла удержаться, чтоб не сказать ему о своей радости:

— Я тоже была у Ленина. Только что.

Старый большевик дружески улыбнулся. Он все понял: и ее слезы, и неожиданную улыбку, и ломоть хлеба, завернутый в бумагу.

Еще будучи школьницей, слушая рассказ мамы, я подумала: чужой человек понял душу простой женщины. А вот дядя Иван — это я сама видела — долго не мог поверить ей, понять родную сестру.

Мама, вернувшись домой, бросилась ко мне, радостная, кусочек хлеба дала:

— Это тебе от Ленина, Анечка.

Дядя кисло улыбнулся, бородатое лицо его скривилось. Мать начала рассказывать, как была она у Ленина, о чем они говорили.

Дядя по-прежнему хмурился:

— Накорми их байками. Научилась ты, Аксинья, байки баять.

Тогда мама показала удостоверение на провоз хлеба, которое выдали по распоряжению самого Ленина.

На моих глазах менялось выражение дядиного лица. Легко поднял он руку, перекрестился и сказал:

— Слава богу. Значит, правду говорил нам комиссар.

Примечания

1

Ко́мин — труба (бел.).

2

Из заявления исполкома Гомельского Совета главнокомандующему Западным фронтом по борьбе с контрреволюцией Р. И. Берзину. Берзин направил заявление в Совет Народных Комиссаров со следующей припиской: «Довожу до сведения всех, что здесь речь идет о тыловых партизанских отрядах, которые мне не подчинены, и за их действия отвечать не могу».