Роковой сон - Джорджетт Хейер

Герцог обернулся и некоторое время, задумавшись, изучал лицо Рауля, а потом сказал:

— О, Страж, ты будешь моим, пока не умру я или ты. Ни Гарольд, ни даже прекрасная Эльфрида не смогут отлучить тебя от меня.

Услышав эти слова, Рауль вздрогнул, но твердо ответил:

— Только вы сами можете сделать это.

— А я этого не сделаю. — Герцог постучал пальцем по руке фаворита. — Да отпусти же наконец. Неужели каждый прохожий должен видеть, что ты со мной так бесцеремонно обращаешься? Я буду заботиться о развлечениях Гарольда, как о своих собственных, но из Нормандии он не уедет. — Вильгельм дружески взял Рауля под руку и медленно повел по галерее. — Прошу, верь мне. Я ни в чем не стесняю эрла, он живет во дворце, как мой самый почетный гость, причем его развлекает моя жена, сам видел.

— Если вы ни в чем его не будете стеснять, он может ускакать на побережье, когда захочет.

— Он слишком умен для этого. Рядом с ним мои доверенные люди, и ему не уйти от их недремлющего ока. Эрл прекрасно понимает, что если сейчас я только прошу его остаться с нами, то впредь могу применить для того и силу. Думаешь, он глуп? Уверен, что нет. Гарольд даже не рискнет проверить свои подозрения, ведь только сумасшедший дразнит волка в его норе. Таким образом, я держу Гарольда на цепи, скрепленной его собственной подозрительностью.

Рауль не смог удержаться от усмешки.

— Вильгельм, неужели вы можете надуть меня этими гладкими речами? Что я, вас не знаю? Если Гарольд бросит все и представится возможность сбежать, разве его не схватят прежде, чем успеют закричать: «Ату его»?

— Я просто обязан буду так поступить, — спокойно ответил герцог, — но в мои намерения не входит открыто лишать саксонца свободы. Думаю, в этом и не будет необходимости.

Они подошли к комнате герцога, войдя в это небольшое душное помещение с узкими оконцами, прорезанными в толще каменных стен. Всюду висели гобелены, изображающие житие святых, посередине стоял стол и пара кресел. Герцог сел, облокотившись рукой о столешницу.

— Вильгельм, не стоило бы так поступать, — вернулся к прежней теме Рауль. — Гарольд пришел, не замышляя дурного, а его предали.

— Он пришел сознательно, зная, что я — его враг, не веря ничему, кроме того, может спастись от более серьезной опасности.

— Если эрл знал, что вы — его враг, то как же он решился отдаться в ваши руки? Он же мог предположить, что вы подсыплете ему яду в вино или подстроите какой-нибудь несчастный случай на охоте.

— Ну, спасибо, Рауль, хорошо же ты думаешь обо мне! А я-то решил, что не заработал репутацию человека, избавляющегося от своих врагов такими методами. Пойми, если Гарольд умрет в Нормандии, то весь христианский мир будет считать меня его убийцей. Разве тогда святая церковь поддержит мои притязания на английский престол? Да ни один человек! Нет, Гарольд прекрасно понимает, что ему не грозят ни яд, ни случайная стрела. Просто он не может от меня уйти.

— До коих же пор? Держать его здесь вечно?

— Нет, я не буду удерживать его вечно. Он только должен дать клятву поддержать мои притязания на английский трон. Как только она будет принесена, я тотчас отпущу его в Англию.

Рауль медленно добрел до окна и прислонился к холодному камню стены плечами. Его мрачный взгляд, казалось, так и сверлил герцога.

— Он не сделает этого.

— Еще как сделает.

— Пытками от такого, как эрл, клятву не вытянешь.

— Никаких пыток, никакого страха смерти. Но король не молод и может умереть, кто знает когда, сегодня, или завтра, или через год. Если Гарольда не будет в Англии к моменту погребения Эдварда, неужели там не найдется никого другого, жаждущего при возможности захватить корону? Например, этот никчемный кабан Тостиг или те, кто хочет усадить на трон ребенка Этелинга, там Эдвин и Моркер, сыновья Эльфрика, в жилах которых течет кровь Леофрика. Пусть только Гарольд получит известие, что здоровье короля ухудшилось, он не решится больше затягивать отъезд и даст клятву без всякого принуждения с моей стороны.

— А потом отречется от нее, сказав, что вы его вынудили. Что тут можно сделать?

— Если он нарушит договор, то перед всем миром станет клятвоотступником. В этом случае церковь будет за меня, а я с места не двинусь без благословения святого отца. Как только Папа объявит, что он на моей стороне, я смогу оставить Нормандию и никто не осмелится нарушить ее границы во время моего отсутствия.

Рауль молчал. Повернувшись к окну, он глядел на небо и проплывающие по нему облака. Перед ним открывалось будущее, которое не могло не пугать. Там манила и слава, а для Нормандца, наверное, — и блестящее будущее, не идущее в сравнение ни с какими, даже самыми смелыми мечтами, но прежде следовало окунуться в грязную коварную политику и пролить море крови.

Две тучи, почти неподвижно повиснув за узким окном, слились вдруг в одну и вместе поплыли вслед заходящему солнцу. Рауль смотрел на них и ничего не видел; его руки, лежащие на подоконнике глубокой амбразуры, медленно сжимались. Ему казалось, он видит, как за лицемерной политикой, за скорбью и горькими ссорами маячит королевская корона в ожидании, пока ее не схватит рука сильнейшего. Герцог, по всему видно, решился на это смелое предприятие, и ведь ни один нормандец не станет отрицать, что он мудр. Уже давно Вильгельм видел опасности, которые всегда не будут давать покоя Нормандии, окруженной ревнивыми соседями и охраняемой неверными приграничными владениями. Впереди он видел цель — королевство вместо герцогства, оставленного ему предками, и был полон решимости приложить все силы, чтобы оставить своему потомству столь прекрасное наследие. Ему нужно было государство, состоящее из двух частей, а кровопролитие, смерть, мучения народа, годы нескончаемой скорби — все это не страшило его и не заботило.

Но он сам, думал про себя Рауль, — человек другой породы. Для него конечная цель менее важна, нежели сиюминутные страдания и разрыв дружеских уз, причем, может быть, бессовестное интриганство и поднимет Вильгельма к вершинам власти, вознося над иными правителями, но в то же время в угоду тщеславию обязательно приведет к потере такого качества, как благородство.

Рыцарь резко обернулся.

— Мне это не нравится! — воскликнул он. — Я понимаю все, в чем вы меня тут убеждали, да, да, и вижу, чего вы хотите ради Нормандии, а чего — ради вашей личной славы. Но у меня друг — англичанин, с которым меня связывают узы любви и товарищества уже много лет. Мне что, прикажете приставить меч к его груди? Я видел войну, видел, как захватчики грабят нашу страну, видел, как мужчин пытают, женщин насилуют, а младенцев насаживают на пики; я видел целые города, отданные во власть пламени, и слышал стоны нескончаемой боли. Вы в состоянии покорить Англию без кровопролития? Наверное, нет. Если вам и достанется трон, то лишь через труп саксонца. Именно так сказал однажды Эдгар, а он всегда говорит только правду.