Заблудившийся всадник - Сергей Плеханов

По Киеву открыто расхаживали люди с обритыми головами, на которых был оставлен только длинный пучок волос — вроде оселедца, излюбленного позднейшими запорожцами. На шее у них побрякивали ожерелья из медвежьих и конских зубов, деревянные и костяные фигурки богов, фаллические изображения. Подолы и рукава длинных белых рубах, расшитые красным орнаментом с громовыми и свастическими знаками, резко выделялись на фоне сермяжных одеяний толпы.

Давно не виданных здесь волхвов сопровождали десятки просителей — одни умоляли отслужить требу на родовом кургане, другие приглашали благословить новоженов, третьи упрашивали отчитать больного, ставшего жертвой дурного глаза.

Клирики христианских церквей — по большей части греки и болгары — с явным страхом наблюдали буйный рост языческих настроений. Но идти против массы опасались, тем более что на этот раз за спиной у них не было поддержки князя и его дружины.

Простой народ со все усиливающейся враждебностью относился к многочисленным торговым гостям из христианских стран, то и дело на рынках возникали стычки между приверженцами дедовских обычаев и купцами, менялами, посредниками, носившими кресты или исповедавшими ислам, иудаизм.

— Ужо погодите, попомним вам, как Перуна рубили, как отцов наших в Почайну под копьями загоняли, — потрясая костлявым кулаком в сторону священнослужителей, кричал юродивый, сидевший неподалеку от Десятинной церкви, первого храма, выстроенного Владимиром.

У оборванца, удивительно похожего на персонаж картины Сурикова «Боярыня Морозова», висел на шее не крест, а камень с дыркой посередине. Ильин сделал вывод, что со временем господствующая церковь поставила себе на службу популярный в народе институт юродства. Во всяком случае, уже во времена Ивана Грозного такие безумцы играли роль блюстителей идеологической чистоты христианства.

Самоуверенности простолюдинам, задиравшим последователей трех родственных вероисповеданий, придавало и то, что в городе появилась масса викингов, пришедших в Киев из Поморья, едва разнеслась весть о том, что на великокняжеский стол сел человек, благоводящий язычникам.

Торир подолгу приглядывался к группам скандинавов, прежде чем подойти к ним. Только удостоверившись, что среди них нет нежелательных знакомых, решался расспросить о новостях с Запада. Уйдя из Норвегии в конце зимы, он не знал, что происходило на родине в течение минувших месяцев. А о событиях в других странах слышал и того меньше, так как после участия в походе на Англию в составе войска датского конунга Свейна Вилобородого он вернулся в родительскую усадьбу и прожил в ней две зимы и лето — до тех пор, пока его не объявили вне закона…

— Вы о смерти Свейна ведаете? — Коренастый датчанин со светлыми бровями и ресницами, с широкой русой бородой, подозрительно смотрел то на Торира, то на Виктора.

— Слышал я об этом, — ответил Бычья Шея. — Он ведь еще прошлой весной умер. А на друга моего ты не поглядывай — он русич, в наших делах не сведущ. Так что там вышло в Англии?

— Еще немного, и последний христианский граф улепетнул бы за море. Вся страна была бы нашей и молилась нашим богам.

— А кто теперь у власти в Дании?

— Харальд, сын Свейна — этот изменил вере отца, на него надеяться нечего. А младший — Кнуд — провозглашен королем Англии.

— Что в Норвегии?

— Ходят слухи: ваш конунг Олаф Толстый — тот, что принял крещение, когда служил у герцога норманнского, — оказался не очень-то покладистым человеком.

— Да, за ним надо смотреть в оба.

— Так вот, Олаф задумал объявить себя государем Норвегии и не признавать власть Дании.

Торир надолго погрузился в размышления, словно забыв о датчанине. А тот продолжал рассматривать его все с тем же подозрением.

— Эй, приятель, а как ты сам оказался в Гардарике?

— Я как раз от людей Олафа и ушел, — ответил Бычья Шея. — Хочу наняться на службу — здесь или в Миклагарде.

— Ну, тогда другое дело. — Викинг широко улыбнулся, показав крепкие зубы. — Мы ведь тоже сюда приехали, как услышали про здешнего князя Святополка… Сейчас у нас ни одного государя не осталось, за кем можно пойти, всех попутали попы.

Ильин решил принять участие в разговоре и спросил:

— Так ты думаешь, если Святополк открыто провозгласит целью восстановление старой славянской веры, то к нему под знамена встанут многие?

— Весь Йомсбург, — коротко сказал викинг.

— Из Норвегии тоже кое-кто поможет, — добавил Бычья Шея…

Пока они бродили по городу, Ильин несколько раз примечал в толпе человека с рыжей бородой, заплетенной в косицу. Лицо его показалось знакомым Виктору, но как он ни пытался припомнить, где видел эти серые глаза навыкате, эту загнутую на манер серпа косу, ничего на ум не приходило.

И только когда они вернулись на свой постоялый двор, память вытолкнула: ощеренный рот, прыгающая косица, блеск широкого лезвия, грохот рушащихся перекрытий, глухие крики, похожие на рычание…

Анна, поджидавшая в светелке, бросилась им навстречу, едва они переступили порог.

— Ну что, удалось увидеть Святополка?

— В Вышгороде он сидит, а туда никого не пропустят. Люди говорят, князь боится наемных душегубцев.

— Тут, между прочим, вовсю толкуют о том, что это он подослал убийц к Борису. Я едва сдержалась, чтобы не выложить им все, как было…

— Смотри! — Ильин помахал в воздухе ладонью. — Никто не должен знать об этом, пока мы не пробьемся к князю. Свидетельства очевидцев в теперешней политической борьбе — это посильнее всякого оружия. А то, что кто-то болтает… На постоялых дворах обстановка располагает к сплетням.

— Да, самое главное забыла сказать! Перед вашим приходом здесь появился человек из Вышгорода. Сегодня утром, по его словам, на гробнице молодого князя обнаружили отрубленную голову Бориса!

— Вот это номер! — присвистнул Ильин.

Торир на минуту задумался, потом медленно заговорил:

— Ярислейфу предъявили доказательство, больше оно ему не нужно. А вот переполох вызвать таким способом — это хорошо придумано…

— Я же тебе говорил: Ярослав — умный человек…

— И это свидетельствует еще об одном, — продолжал Торир. — Значит, слухи о том, что он с войском находится где-то за Смоленском, правильны. Эймунд при всем своем проворстве не мог за эти несколько дней добраться до Хольмгарда и затем отправить кого-то сюда с головой Бориса…

При этих словах перед глазами Виктора снова возникло лицо с бородой-косицей. Но он не стал делиться своими опасениями, решив назавтра окончательно убедиться, не обознался ли. Если то было не случайное совпадение, если за ними установлена слежка, он обязательно обнаружит это…