Инквизиция: Омнибус - Дэн Абнетт

— Как и все наши войска Гвардии, — с гордостью произнесла Уорекс.

— Итак, все эти мужчины… и женщины… — задумчиво заговорил Мидас. — Эти солдаты прошли через ад. Они сражались с порчей, занесённой Хаосом… Ты думаешь, они привезли её с собой? Оказались затронуты сами? Ты думаешь, что на Сюреалисе они были инфицированы прикосновением варпа и с тех пор совершают ритуальные убийства, поклоняясь ему?

— Нет, — сказал я. — Мне кажется, что они все ещё продолжают сражаться.

Печальной реальностью Империума до сих пор остаётся то, что ещё ни один ветеран не смог вернуться с войны невредимым. Одни только сражения уже рвут нервы и калечат тела. Но ужасы варпа и отвратительные расы ксеносов вроде тиранидов навсегда травмируют рассудок, заставляя ветеранов бояться теней и ночи, а иногда и собственных друзей и соседей до конца жизни.

Гвардейцы Девятого Саметерского пехотного полка возвратились тринадцать лет назад, поломанные свирепой войной против извечного врага человечества, и вместе со своими шрамами и страхами привезли с собой эту войну.

Арбитры немедленно устроили рейды по адресам всех тех ветеранов из списка, чьё местожительство удавалось проследить, и тех, которые ещё были живы. Выяснилось, что со времени их возвращения на родину рак кожи унёс две сотни ветеранов. Они присоединились к боевым потерям на Сюреалисе.

Многих оставшихся удалось захватить. Сбившиеся с пути праведного пьяницы, опустившиеся наркоманы и несколько почтенных граждан, старающихся вести честную жизнь. Перед этими последними мне в особенности хотелось извиниться.

Но около семидесяти человек выследить не удалось. Многие из них могли пропасть без вести, переехать или умереть без того, чтобы информация об этом дошла до властей. Но некоторые, совершенно очевидно, сбежали. Для начала хотя бы Люнд, Трэвес, Содакис, Веник. Их квартиры были обнаружены пустыми, с разбросанными вещами, как если бы обитатели покидали своё жильё в спешке. То же самое было найдено ещё по двадцати адресам, соответствующим именам из списка.

В дом одного из ветеранов, бывшего капрала Жеффина Санкто, арбитры прибыли как раз вовремя, чтобы предотвратить побег. В Гвардии Санкто был огнемётчиком и, как многие его коллеги, ухитрился оставить своё оружие на память. Проревев боевой клич Девятого Саметерского полка, он спалил четырёх арбитров на лестничной клетке, прежде чем тактические группы органов правосудия изрешетили его тело градом ружейных выстрелов.

— Почему они убивают? — спросила Биквин. — Все эти годы, проводя тайный ритуал?

— Не знаю.

— Знаешь, Эйзенхорн. Прекрасно знаешь!

— Ладно. Я догадываюсь. Представь… анекдот про состояние Императора, рассказанный парнем с соседнего кузнечного пресса, заставляет твой хрупкий рассудок поверить, что этот человек затронут варпом. Кто-то изготавливает парики, чьи завитки напоминают тебе тайные знаки Хаоса. Акушерка, как тебе кажется, подсовывает отпрысков вечного врага в дома матерей средневысотного округа. Бродячий проповедник кажется слишком пылким, чтобы быть чистым.

Она уставилась в пол лэндспидера.

— Они видят демонов повсюду.

— И во всём. Во всех. И, так уж выходит, они верят, что, убивая, служат Императору. Они не доверяют никому, поэтому не информируют власти. Они забирают глаза, руки и языки… все органы коммуникации, всё, при помощи чего извечный враг мог передавать свою гнусную ложь. Затем они уничтожают сердце и мозг — органы, которые, согласно типичному солдатскому мифу, вмещают демонов.

— Так что мы будем делать теперь?

— Снова доверимся интуиции.

Ратуша Аграрного Братства Саметера представляла собой массивное здание, возведённое из бутового камня на Печной улице. Её фасад разрушался под воздействием смога и кислотных дождей. Строение стояло заброшенным уже два десятилетия.

В последний раз оно использовалось в качестве сборного пункта для завербованных солдат Девятого Саметерского полка. В длинных коридорах ратуши мужчины и женщины, поступавшие на службу, вносили свои имена в списки, получали новёхонькую униформу и приносили боевую присягу Богу-Императору Человечества.

В определённые времена, при определённых обстоятельствах, когда нет возможности использовать настоящий алтарь Императора, офицеры Гвардии вынуждены импровизировать, чтобы проводить свои церемонии. Имперский орёл, штандарт с аквилой, подвешивается на стене, а освящённая точка отмечается под ним на полу жёлтым мелом.

Ратуша не была освящённым зданием. И основание полка должно было стать первым случаем, когда молодые рекруты увидели, как это происходит. Они приносили свои клятвы гербу, нарисованному мелом, и свисающей со стены аквиле.

Уорекс привела с собой три группы огневой поддержки, но я решил, что вначале тихо войду я в сопровождении только Мидаса и Фишига. Биквин и Эмос остались в машине.

Мидас был вооружён своими парными игольными пистолетами, а Фишиг взял автоматическое ружьё. Я же вогнал плоскую обойму, полную зарядов, в прекрасный болтерный пистолет, который подарил мне Бритнот, библиарий Адептус Астартес Караула Смерти.

Мы распахнули дощатые двери разрушающегося здания и пошли по сырому коридору. С потолка капала вода, собираясь в лужицы на изъеденном кислотой мраморе.

До нас донеслось пение. Нестройный хор распевал Боевой гимн Золотого Трона.

Низко пригибаясь, я повёл своих спутников вперёд. Через потрескавшиеся окна внутренней двери мы заглянули в главный зал. Двадцать три ветерана в обносившейся одежде стояли рядами, преклонив колена на грязном полу. Пока они пели, их головы склонялись перед имперским орлом, свисающим со стены. Под аквилой на полу виднелся нарисованный жёлтым мелом герб. У каждого ветерана был заплечный мешок или рюкзак, а в ногах лежало оружие.

У меня заныло сердце. Именно так всё и выглядело два десятилетия назад, когда они ещё только поступали на службу, молодые, полные сил и рвения. До того, как началась война. До того, как начался кошмар.

— Дайте мне попробовать… попытаться предоставить им шанс, — произнёс я.

— Грегор! — прошипел Мидас.

— Дайте мне попытаться, ради их спасения. Прикройте меня.

Я скользнул в зал, опустив оружие вдоль тела, и присоединился к хору.

Один за другим голоса умолкали, а склонённые головы поворачивались ко мне. В дальнем конце возле жёлтого алтарного знака стояли, уставившись на меня, Люнд, Трэвес и ещё один, незнакомый мне бородач.

Не обращая внимания на умолкшие голоса, я допел гимн.

— Всё завершилось, — сказал я. — Война окончена, и вы исполнили свой долг. Вы сделали даже много больше того, что от вас требовала присяга.

Молчание.

— Я инквизитор Грегор Эйзенхорн. И я здесь, чтобы освободить вас. Осторожная война против гнили Хаоса, которую вы втайне вели на Урбитане, завершена. Теперь в дело вступает Инквизиция. Вы можете отдохнуть.

Двое или трое склонившихся ветеранов заплакали.

— Ты лжёшь, — произнесла Люнд, выходя вперёд.

— Не лгу. Сдайте ваше оружие, и я обещаю, что с вами обойдутся по справедливости и со всем уважением.

— Мы… мы получим медали? — дрожащим голосом спросил бородатый человек.

— С вами вечно пребудет благодарность Императора.

Всё больше людей плакало. Из страха, отчаяния или явного облегчения.

— Не верьте ему! — сказал Трэвес. — Это очередной трюк!

— Я видела тебя в своём баре, — сказала Люнд, делая ещё один шаг вперёд. — Ты вынюхивал.

Её голос был пустым, отстранённым.

— А я видел тебя на крыше кожевенного завода, Омин Люнд. Ты всё ещё метко стреляешь, несмотря на искусственную руку.

Она с некоторым стыдом посмотрела на свой протез.

— Мы получим медали? — с надеждой повторил бородач. Трэвес обернулся к нему:

— Спейк, ты кретин, конечно же нет! Он пришёл, чтобы убить нас!

— Нет, я… — начал было я.

— Я хочу медаль! — неожиданно закричал Спейк, плавно и стремительно срывая с пояса лазерный пистолет, как может только опытный солдат.

Выбора у меня не оставалось.

Его выстрел пропорол наплечник моего плаща. А мой болт взорвался в голове Спейка, окропив кровью ржавого металлического орла на стене.

Началось сущее светопреставление.

Ветераны вскочили на ноги, открывая бешеную пальбу и рассредоточиваясь.

Я бросился на пол, и пули изрешетили гипсовую стену у меня за спиной. В какой-то момент Мидас и Фишиг бросились внутрь, стреляя навскидку. Трое или четверо ветеранов рухнули, скошенные бесшумными иглами, и ещё шестеро закувыркались, когда их разорвали на части выстрелы из дробовика.

Трэвес побежал вдоль рядов скамеек, стреляя в меня из своего старого армейского лазгана. Я откатился в сторону и выстрелил в ответ, но мой заряд ушёл в сторону. Лицо Кватера исказилось, когда его прошили иглы, и бывший гвардеец сложился пополам.