Три побоища – от Калки до Куликовской битвы (сборник) - Виктор Поротников

– Хорошо, сестрица! Ладно, как скажешь! – поспешно закивал головой Иван Мелентьевич. – Завтра же получишь полсотни монет серебром арабской чеканки.

– Не завтра, братец, а сегодня, – сказала Василиса, – но это еще не все. В ту ночь, когда слуги Катыря ворвались в мой дом, раздели меня донага и связали ремнями, ты был с ними. Покуда подручники твои запрягали во дворе лошадей в повозку, чтобы отвезти меня в загородное сельцо Катыря, ты бессовестно надругался надо мной. Не забыл, какие слова ты говорил тогда, насилуя меня? Ты молвил, что это есть расплата мне за блуд с бедным плотником, за то, что я не внимала твоим советам и вообще взяла себе слишком много воли!

При этих словах Василисы Иван Мелентьевич побледнел как мел.

– Ты думал, что ушкуйники рано или поздно убьют Бедослава, но этого не случилось, – продолжила Василиса, с ненавистью глядя на брата. – Более того, Бедослав сумел бежать из ливонской неволи и даже вступил в дружину Александра Невского. Представляешь, братец, что сделает с тобой Бедослав, стоит мне рассказать ему, как ты утолял свою похоть, лежа на мне. Думаю, Бедослав просто убьет тебя. И ему ничего за это не будет.

Иван Мелентьевич бухнулся перед Василисой на колени.

– Не губи, сестра! – взмолился он. – Прости меня! Помилосердствуй! У меня же двое деток малых и жена…

– Выплатишь мне отступное за тот свой гнусный проступок, – ледяным голосом постановила Василиса, не глядя на брата. – Возьму с тебя к тем пятидесяти дирхемам еще пятьдесят серебряных монет. Итого, с тебя причитается сто монет серебром. Половину отдашь сегодня же! Ступай!

Иван Мелентьевич вышел из терема Василисы на подкашивающихся ногах и от сильнейшего душевного расстройства двинулся по улице не в ту сторону. Он осознал это, лишь когда столкнулся лицом к лицу со Свирятой Резником, соседом Василисы.

– Эй, Иван, что с тобой? – проговорил словоохотливый Свирята. – Лица на тебе нету! Не иначе, ты лешего только что повидал. А может, муженек Лукерьи тебе промеж глаз кулаком приложил, а?

Свирята захихикал.

Иван Мелентьевич взглянул на щуплого Свиряту ничего не выражающим взглядом и коротко обронил:

– Да иди ты в задницу, приятель! Не до тебя мне.

Резко развернувшись, Иван Мелентьевич зашагал уже в правильном направлении.

– Иван, у тебя у самого такой вид, будто ты сам недавно из энтого места вывалился! – со смехом крикнул Свирята вослед брату Василисы.

Придя домой, Иван Мелентьевич бросился к своему заветному ларцу, где у него хранились деньги. Отперев замок на ларце, он принялся вынимать небольшие мешочки с глухо позвякивающими гривнами и монетами. Разложив мешочки на столе, Иван Мелентьевич трясущимися руками стал доставать и пересчитывать арабские монеты, украшенные замысловатой вязью.

При этом он ворчал себе под нос:

– Ох, и влип я, разрази меня гром! Ну, сестрица-паскудница, без ножа решила меня зарезать! За горло взяла, гадина!

Сзади скрипнула дверь.

Иван Мелентьевич суетливо оглянулся, по привычке прикрыв руками разложенные на столе деньги. Увидев жену, он недовольно бросил:

– Чего тебе? Не видишь, я занят!

– Кого это ты ругаешь, свет мой? – спросила Алевтина, подозрительно глядя на мужа. – Кто это тебя за горло взял? Неужто задолжал кому-то?

Алевтина подошла к столу, на котором стоял пустой ларец с откинутой крышкой и лежали в ряд разноцветные мешочки с деньгами. Тут же были разложены пятью одинаковыми столбиками серебряные арабские дирхемы.

– Ну, признавайся! – Алевтина встряхнула супруга за плечо. – Кому приготовил это серебро?

– Сестре нужно отнести, – нехотя ответил Иван Мелентьевич. – Дом она собирается покупать, вот и требует денег с меня. Я сначала хотел отказать, так Василиса угрожать мне стала. Заявила, что Бедослав у князя в чести, мол, захочет, силой отберет у меня деньги. И ничего ему за это не будет! Вся власть в Новгороде ныне у Александра Невского.

– Вот змеюка! – рассердилась Алевтина. – И много она требует?

– Пока сотню монет, – сказал Иван Мелентьевич, вновь начав отсчитывать серебряные дирхемы.

– Сколько у нас всего денег? – поинтересовалась Алевтина.

Иван Мелентьевич перестал звенеть серебром и, произведя мысленный подсчет, ответил супруге:

– Около шестисот арабских и немецких монет, да триста гривен. Товару я на днях много закупил, поэтому и казна наша оскудела. Но торговля ныне что-то плоховато идет, прибытка нету совсем.

– Сегодня Василиса сотню монет у тебя вытянет, а завтра еще двести монет потребует все на тот же дом, что тогда делать станешь, милок? – проговорила Алевтина, скупость которой была сродни скупости ее супруга. – Это уже кабала получается!

– Вообще-то, Василиса требует, чтобы я отдал ей сегодня полсотни дирхемов, – заметил Иван Мелентьевич. – Еще полсотни я могу отдать ей позднее.

– Вот и отдай полсотни монет, а с остальными повремени, – зашипела Алевтина прямо в ухо супругу. – Не сегодня завтра войско уйдет из Новгорода ко Пскову, а вместе с войском уберется отсель и Бедослав. На войне всякое может случиться. Может, Бедослав сложит голову в сече. Тогда деньги Василисе можно будет и не отдавать, хватит с нее и полусотни дирхемов!

«И впрямь, кто-то на войне богатеет, а кто-то без головы остается, – подумал Иван Мелентьевич, нервно теребя себя за ус. – Надо бы подстроить так, чтобы Бедослав живым из похода не вернулся! Вот токмо как это подстроить?»

Углеша, верный человек посадника Твердилы Иваньковича, прибыл во Псков поздно ночью. С недобрыми вестями примчался из Новгорода на взмыленном коне гридень Углеша. Поведал он Твердиле, что полки новгородские выступили на Псков и ведет их князь Александр Невский.

Едва рассвело, Твердило Иванькович собрал на совет бояр, тех, что изначально были с ним заодно. Послал посадник слугу и за Ярославом Владимировичем.

– Углеша поведал мне, что под стягами новгородскими не меньше десяти тыщ воев, а у нас и пятисот ратников не наберется, – промолвил Твердило, оглядев собравшихся хмурым взглядом. – Что делать станем, други?

Бояре молчали, оглушенные столь тревожным известием. Тысяцкий Дементий Лыко чесал у себя в затылке. Гаврило Окорок сидел с опухшим красным лицом, тупо взирая перед собой. Он был с тяжкого похмелья.

Первым заговорил Ярослав Владимирович, нервно кривя свои бледные тонкие губы:

– Яснее ясного, что с такими силами нам Пскова не удержать, бояре. На ливонцев надежды нету, их в Кроме всего-то полсотни! Слать гонца за помощью в Венден, так покуда помощь эта подоспеет, новгородцы уже захватят Псков. Александр Ярославич медлить не станет, этот воитель привык действовать быстро!