Тайна России - Назаров Михаил Викторович

Поэтому правовые критерии в оценке их действий должны быть одинаковы, хотя и на двух разных уровнях:

а) по абсолютному критерию никто из них не соответствовал прерванной в феврале 1917 г. легитимности российской власти; она может быть восстановлена только Всероссийским Земским Собором;

б) но поскольку восстановление легитимности возможно лишь в виде постепенного нравственно-политического процесса, то, не теряя из виду абсолютного критерия, в переходный период не обойтись и без критерия относительного, то есть без существующей конституции (какой бы она ни была). Ибо несовершенная законность лучше, чем беззаконие.

Ни у одной из властей не было права нарушать этот временный закон, обеспечивавший худо-бедно равновесие между ними и создававший основу для правового развития. Запретив парламент, именно Ельцин, в нарушение своей клятвы соблюдать конституцию, пошел на путч в рамках существовавшей законности. И он не мог не понимать, что дело не обойдется без сопротивления парламента.

Множество фактов указывает на то, что именно к вооруженному путчу Ельцин готовился, сделав вывод из своих неудачных попыток введения "президентского правления".

Имеются в виду его обращение 10 декабря 1992 г. о "невозможности работать со Съездом депутатов" (когда Съезд не продлил "особые полномочия" президента и потребовал смены главы правительства) и 20 марта 1993 г., когда Ельцин зачитал по телевидению неконституционный ОПУС (указ "Об особом порядке управления" страной). Какими дальнейшими методами дискредитации вице-президента и Верховного Совета готовилась "горячая осень", хорошо показано на многих секретных документах ельцинской команды в книге Руцкого "О нас и о себе" (М., 1995, главы "От «всевластия» советов к диктатуре «демократии» и "Поэтапная конституционная реформа"). 12 августа Ельцин уже прямо заявил на совещании с представителями СМИ, что "сентябрь будет месяцем сверхбоевым: предстоит решить коренной вопрос — вопрос о власти, о конституции, о выборах". А 13 августа Ельцин встретился в Петрозаводске с главами российских республик, пообещав передать им в собственность землю, недра, ресурсы континентального шельфа и воздушное пространство — взамен на поддержку президента в предстоящем перевороте. [Прим. 1998 г. ]

Вспомним летнее заявление президента об "артподготовке к предстоящей горячей осени", его поездки по элитным войскам с обещанием им всевозможных благ,[55] приведение десантной дивизии в Туле в состояние боевой готовности за неделю до указа о роспуске парламента (сообщение радио «Свобода» — далее PC).

Похоже, у Ельцина не было иной возможности удержать власть, ибо у оппозиции имелись очень неприятные факты коррупции в президентской команде.[56] Их невозможно было замолчать — оставалось только перейти в контратаку (в августе) и обвинить в коррупции оппозиционного вице-президента Руцкого, которого Ельцин отстранил от работы. (В конце года выяснилось, что дело против Руцкого было сфабриковано; оно прекращено за отсутствием состава преступления — см. "Независимую газету" от 4.12.93 и 19.1.94.)

Понимая, что законными средствами ни от обвинений не защититься, ни парламент не ликвидировать, Ельцин первым применил вооруженную силу, оцепив "Белый дом" и избивая демонстрантов.

 Уже с 21 сентября по 2 октября, по данным штаба Дома Советов, на счету ельцинских военнослужащих было 22 убитых, в основном демонстрантов (Иванов И. «Анафема», СПб. 1995, с. 189, 193, 451). Однако следует отметить, что вечером 23 сентября в СМИ было объявлено о попытке группы "Союза офицеров" с. Терехова захватить законсервированный Главный штаб вооруженных сил СНГ на Ленинградском проспекте, при которой погиб милиционер и жительница соседнего дома. Если даже эта странная акция была предпринята именно Тереховым (по договоренности с радикал-коммунистом В. Анпиловым, который заранее объявил о захвате и призвал людей двинуться туда на поддержку, но сам куда-то исчез), — то это произошло без ведома руководства Дома Советов. Скорее же всего, имела место подготовленная провокация, т. к. нападавших там уже ждали ельцинские силы, включая "несколько десятков молодых парней в черных куртках", на счет которых, возможно, и следует отнести погибших, ибо оружия калибра, соответствующего ранам пострадавших, у защитников Верховного Совета не имелось. К тому же эта попытка "захвата штаба ВС СНГ" произошла накануне совещания глав СНГ в Москве 24 сентября — возможно, чтобы лишний раз подтолкнуть их на поддержку Ельцина. Об Анпилове же один из руководителей обороны Дома Советов замечает: "Вопрос лишь в том, сознательный он провокатор или человек, которого просто ловко используют" (Иванов И. Указ. соч., с. 58–62). Для ельцинской команды эта акция стала поводом для блокады Дома Советов, "от которого исходит смертельная угроза для москвичей". В качестве такой угрозы сторонникам парламента приписали и гибель 29 сентября подполковника милиции В. Г. Рештука, в чем был виновен другой милиционер, раздавивший его при маневре грузовика. [Прим. 1998 г. ]

Первую кровь, от пролития которой предостерегала Церковь, Ельцин пролил уже тогда. Те же, кто ему сопротивлялся с оружием, загнанные в угол, имели законное право на это (при попытке президента распустить парламент ст. 121 [пп. 6, 10, 11] действовавшей конституции автоматически отрешали президента от должности с передачей власти вице-президенту) — хотя именно вооруженное сопротивление и стало их роковой ошибкой. (Были у них и другие ошибки: назначение собственных силовых министров, напоминание о грозящей смертной казни за участие в государственном перевороте и т. п., то есть, для отстаивания своей не такой уж слабой позиции парламенту не хватило все того же политического профессионализма.)

Ельцин может сколько угодно называть «мятежниками» не свою команду, а депутатов — эта логика за последние 75 лет народу известна хорошо. Тем более, что президент довел ее до совершенства: разорвав «старорежимную» конституцию, расстреляв парламент, разогнав местные советы и остановив работу Конституционного суда, Ельцин сохранил действенность той же «старорежимной» конституции относительно своего срока полномочий до 1996 г., вопреки сентябрьскому обещанию пойти на перевыборы в 1994 г. (Указ от 23.9.93 о назначении досрочных выборов президента на 12.6.94.)

Все вышесказанное перечеркивает и другой «правовой» аргумент западных покровителей Ельцина: "хотя Ельцин нарушил конституцию, он сделал это во имя восстановления права"; "действия Ельцина не были антиправовыми, ибо диктовались крайней необходимостью" (такова логика Д. Каминской и К. Симиса, юридических экспертов радио «Свобода», 23.10.93 и 25.12.93).

Действительно, бывают времена, когда становится необходима и спасительна мудрая диктатура (так поступил генерал-христианин Франко в Испании). Если бы в России пришел к власти диктатор, обладающий национально-государственным умом, его стоило бы защищать от всех «демократических» нападок, помогая строить правовое государство. Но имеет ли такие качества Ельцин?

Нельзя не видеть, что "крайняя необходимость" его расправы с оппозицией диктовалась не национальными, а личными интересами его команды — ради сохранения власти. Еще очевиднее это становится при рассмотрении нравственного аспекта его путча — как все было сделано.

Именно потому, что у Ельцина не было законного повода для разгона парламента, он сразу пошел во все тяжкие, заранее исключая любой компромисс. Так, он отверг предложение трех других властно-авторитетных структур России — Конституционного суда, совещания руководителей субъектов Российской Федерации, Православной Церкви — о возвращении к исходному положению до указа 21 сентября и об одновременных досрочных перевыборах парламента и президента. Собравшийся в "Белом доме" 10-й внеочередной Съезд народных депутатов также принял решение об одновременных перевыборах не позднее марта 1994 г., но для президента согласие на это было бы позорным признанием, что он нарушил закон.