А был ли мальчик (част 1-6) - Convallaria Majalis

поступила, и, по словам папы, была сущим стихийным бедствием. Все время что-нибудь ломала, взрывала, а уж с мадам Помфри познакомилась уже на второй день своего здесь пребывания. Ремус знал Тонкс в сопливом детстве, пока Сириус еще был на свободе, а потом некоторое время жил по соседству с Тонксами, прежде чем устроиться на работу в Румынию. Со смущением Ремус признался, что пятнадцатилетняя Нимфадора отчего-то избрала его объектом своих первых чувств, а он однажды в достаточно резкой форме выразил свой отказ, мотивировав его не только несовершеннолетием девушки, но и довольно невнятно объяснив, что вообще не может позволить себе близких отношений. По-моему, у Нимфадоры создалось впечатление, будто он попросту над ней посмеялся: она ведь не знала о "мохнатой проблеме".

После того случая Тонкс пару раз заглядывала к нам с папой на чашку чаю, и, по-моему, смотрела на него довольно заинтересованно. Кажется, если папа соблаговолит проявить к ней хоть каплю внимания, у меня есть все шансы обзавестись мачехой-метаморфом (девушка могла по собственному желанию менять свое лицо и цвет волос). Однажды, отведя Тонкс в темный уголок, я посоветовала ей сменить цвет волос с раздражающего розового на какой-нибудь более темный оттенок, и перестать упоминать при папе, какой негодяй Люпин. Может, он и согласен с ее мнением, но вовсе необязательно говорить о другом мужчине. Пусть лучше говорит о самом Северусе: повспоминает случаи на зельях, спросит что-нибудь из своей, аврорской программы - ему будет приятно.

На следующее чаепитие Тонкс заявилась с темно-фиолетовой шевелюрой и пухлым томом подмышкой - оказалось, это стандартный задачник для третьего курса академии. Тонкс больше ни разу не заговорила о Люпине, зато много спрашивала о зельях на основе асфоделей, и к концу вечера папа смотрел на нее куда благосклонней, чем за все время нашего знакомства. Лёд тронулся, господа...

Спокойно и без происшествий мы дожили до Рождества. Тонкс, я уже знала, напросилась в гости к двоюродному дядюшке, и я в свою очередь решила, во что бы то ни стало вытянуть Северуса в гости, может, даже удастся уговорить его пожить у Сириуса. Нимфадора мне нравилась - она, даже еще не зная меня, не относилась ко мне как к ребенку и не пыталась опекать/учить/наставлять, что так раздражало меня в большинстве взрослых. Самой Доре (единственное имя, кроме Тонкс, на которое она откликалась) было всего двадцать полных лет, и я скорее воспринимала ее как подругу-ровесницу, нежели как потенциальную "мамочку".

С Роном мы так и не помирились: он не желал признавать свою вину, а мы - идти на уступки. Кажется, в этом году свитера от Молли мне не видать...

С Тонкс оказалось здорово проводить время - она охотно рассказывала об учебе в академии и учила меня специфическим аврорским заклинаниям. Не то, чтобы я представляла себя в будущем доблестным стражем порядка, просто считала, что учиться следует всему и везде, где только можно. Наверное, не зря Шляпа предлагала мне Рейвенкло...

Благодаря Тонкс я даже продвинулась немного в создании патронуса - теперь мне удавалось наколдовать мутное серебристое облачко. Тонкс на личном примере объяснила, что воспоминание для патронуса не обязательно должно быть именно радостным и светлым - сама она вызывала его, вспоминая об истории двухлетней давности, когда ее близкая подруга чудом выжила. На одном из практических занятий по ЗОТИ взбесилась мантикора, которой по небрежности не купировали жало, и та напала на студентку. В последнюю секунду Нимфадора успела бросить заклинание, и заморозить чудовище буквально в сантиметре от сокурсницы. Не самое счастливое воспоминание, но вот Доре оно придавало дополнительную силу, уверенность в себе, и вызывало патронуса - пересмешника, маленькую, похожую на воробья птичку.

Я вспомнила слова папы еще на первом курсе: "Больше никто не посмеет причинить тебе вред. А если посмеет, то это будет последнее, что он сделает в своей жизни", и вызвала к жизни то чувство защищенности и силы, которое испытала тогда. С первого же раза мне удалось наколдовать серебристое плотное облачко, вполне, по дориным словам, способное отогнать дементоров и держать на расстоянии до тех пор, пока мне не придут на помощь более сильные колдуны.

Папа зашел в тупик в своих исследованиях и решил, по его словам, взять тайм-аут: встряхнуться, сменить обстановку. Кажется, именно так он объяснял свои свидания с Нимфадорой. Да-да, мой папа, грозный слизеринский декан, настолько очаровался авроршей, что сам трижды приглашал ее на свидания, ради такого случая даже вытащив из гардероба парадную мантию самого черного оттенка черного, какой мне только доводилось видеть. Не знаю, как Дора, а Сириус был сражен наповал, и долго еще бормотал, что всегда подозревал, что выбор племянницы будет странным, но чтобы настолько...

Между прочим, к концу каникул патронус Доры изменился: вместо пересмешника в один прекрасный день на ее плечо сел ворон. Я никак не прокомментировала это происшествие, хотя искренне порадовалась за папу. Впрочем, тот не откровенничал со мной на эту тему, так что я просто наблюдала за развитием их отношений со стороны. И то сказать - разве я могла что-нибудь советовать двум взрослым людям?

После возвращения в школу стало ясно, что каникулы не только не улучшили, а даже усугубили ситуацию. То ли домашние напугали студентов догадками на тему "Что нужно Грейбеку в Хогвартсе и кто ему помогает", то ли строгий режим после относительной свободы не понравился отдохнувшим студентам, но страсти в школе кипели вовсю. Вновь обострилась старая борьба Гриффиндора и Слизерина, причем благодаря нам расстановка сил была довольно странной: младшие курсы Слизерина, Рейвенкло и Хаффлпаффа против Гриффиндора, а старшие курсы Хаффлпаффа, Рейвенкло и Гриффиндора - против Слизерина. Так что противостояние оказалось не только межфакультетским, а еще и внутрифакультетским. Старосты придирались по поводу и без, снимали баллы за малейшие провинности, студенты без устали делали пакости, запасшись на каникулах разнообразными говнобомбочками, чесоточным порошком и чихательными конфетками.

Филч паниковал, Дамблдор за ужином призывал к толерантности и единению, но ничего не помогало. Ситуацию в особенности накаляли семикурсники: слизеринец Маркус Флинт и гриффиндорец Оливер Вуд, заклятые враги и вечные соперники. Квиддичные команды под их началом были основными претендентами на кубок школы, и капитаны, мало того, что гоняли своих игроков до седьмого пота, так еще и старались вывести из строя игроков противника. Они подсыпали и подливали им за едой различные зелья, проклинали в коридорах и просто доводили до бешенства разнообразными дразнилками, на которые особенно велись вспыльчивые гриффы. А если еще прибавить, что в гриффиндорскую команду входили близнецы Уизли, мастера пакостей...