Тибетский лабиринт (новая версия) - Константин Жемер

– Истребитель «Ньюпор», о почтеннейшие, – объявил господин Каранихи, любовно поглаживая обшарпанный борт летательного аппарата. – Классика авиационной техники, французская штучка.

– А это что? – с сомнением спросил Герман, указав на четыре снаряда, прикреплённые к длинным палкам по левому борту аэроплана.

– Пороховые ракеты! – с гордостью ответствовал Каранихи. – Я же говорю, мой учёнейший друг, перед вами – истребитель.

Крыжановский привстал на цыпочки и заглянул внутрь истребителя. Оказалось, тот рассчитан на двух человек.

– Ева, ты самолётом управлять умеешь?

– Нет, только собиралась учиться пилотажу,- ответила девушка.

– Я – пилот, – с достоинством поклонился Каранихи. – Придётся уж вам, саиб и мем-саиб потесниться сзади.

– Сомневаюсь, что этот скакун вынесет троих, – покачала головой Ева. – Здесь, в горах, воздух сильно разрежен, отчего подъёмная сила слабая – при минимальной нагрузке, может, ещё получится взлететь, но с перегрузом подобное совершенно невозможно.

– Не нужно сомневаться, о, прекраснейшая мем-саиб, – в излюбленной манере ответил Носитель. – Мы взлетим, мы обязательно взлетим, обещаю посвятить этот полёт вам, и только вам.

Выдав эту, пронизанную уверенностью, тираду, Каранихи поклонился чуть ли не до земли, и взялся готовить аэроплан к полету. Переглянувшись, Герман с Евой отправились к себе – собираться.

Герману вспомнилось, как где-то в прошлых жизнях, во время мнимого ареста в Москве, он с тоской елозил взглядом по столь милым сердцу вещам в родной мансарде. Сейчас та же процедура повторялось в отношении временного тибетского пристанища, где прошли счастливейшие мгновения жизни – мгновения, подаренные Евой. Его Евой!

«Ну, всё – пора!» – решительно подхватив рюкзак, он направился к выходу.

На пороге путь заступила старуха Шурпанакха.

– Главное я специально напоследок приберегла. Последние слова – они завсегда памятнее прочих, – жгучие глаза старой Носительницы глядели Герману в самую душу. – Запомни, мурш, вместе с Шеффером и его людьми в Германию отправились Зелёные братья во главе с Королём ужаса – таков истинный титул того, кто пожелал именоваться агпой. Он и его люди будут сторожить Вселенскую Черепаху и Колесо Судьбы. Ни в коем случае не смей вступать с ними в открытую схватку, тебе в ней не выстоять…

– И как же быть? – в растерянности Герман уселся на собранный только что рюкзак. – Ну, бабушка, воистину порадовали перед отправкой.

– А ты не ёрничай, кабы раньше сказала про Зелёных, небось, решимости-то поубавилось бы? – старуха подмигнула профессору самым бесстыжим образом. – А как быть, я тебе посоветую: напролом не лезь, лучше голову свою учёную напряги и Зелёных братьев вокруг пальца обведи. Король – он, конечно, умный, да остальные – полные болваны: для драки годятся, для Игры – нет. И, смотри там, не геройствуй, на Колесо не посягай, иначе правила нарушишь. Твоя цель – Черепаха, и только она. И ещё скажу тебе одну вещь: только это очень большой секрет, о нём мало кто ведает. Гильшер, он в Игре занимается кукловодством, а знаешь, где у кукловода самое слабое место? Не знаешь? То-то! А слабое место состоит в том, что любая кукла согласна служить послушным орудием в чужих руках лишь до поры до времени, пока не обретёт собственную силу и власть. А тогда уж будет мечтать об одном – о самостоятельности и возможности доказать, что и сама чего-то стоит. На противоречиях между куклой и кукловодом можно очень даже неплохо сыграть.

Шурпанакха улыбнулась загадочно, будто вспомнила нечто приятное.

– Бабушка! – мягко пожурил Герман. – Да вы сами – тот ещё кукловод…

– Игрок, дилорро, игрок! – гневно перебила старуха. – Отличие игрока от кукловода существенно, и заключается в том, что кукловод с самого начала состоит в доверенных отношениях с куклой и норовит управлять каждым её шагом. Настоящий игрок – другое дело: мы лишь вовлекаем человека в события, а дальше он действует по своей воле, имея собственный интерес. И ещё одно есть отличие: мы играем на высоких чувствах тех, кого вовлекаем в Игру, а кукловод эксплуатирует лишь грешное человеческое начало.

Гнев старой игруньи остыл, и она сказала много спокойнее:

– Вот, забирай своего закадычного дружка – рядом с тобой в снегу валялся. Но его используй только в крайнем случае, а в остальных случаях обходись головой.

Крыжановский опустил глаза и с удивлением обнаружил в протянутой руке старухи свой «парабеллум». Приняв оружие, выщелкнул обойму – место расстрелянных патронов теперь занимали другие с какими-то необычными пулями – свинцовыми, без латунной оболочки.

«Видимо их отливали примитивным способом, вручную, местные умельцы. Доверия таким пулям нет, в Германии следует при первой возможности раздобыть нормальные», – решил Герман, засовывая пистолет в карман. Добрую старушку он не стал оскорблять насмешкой, небось, отливка пуль немалого труда стоила.

Глава 4

Что творится под боком у фюрера?!

4 – 7 сентября 1939 года, Тибет – Берхтесгаден, Баварские Альпы – Берлин.

В каких случаях мирскому и не особо верующему человеку приходит на ум помолиться? Когда плохо! Или страшно! А ещё, когда чего-то надобно от небес! В иных случаях молитвенное общение с Господом обычно откладывают «на потом».

Герман не боялся предстоящей миссии – с некоторых пор он свыкся с постоянным чувством опасности, как человек свыкается с застарелой грыжей. И плохо себя не чувствовал, ибо был влюблён, и тем счастлив. Что касается сокровенных просьб, то таковые отсутствовали – жизнь и так дала больше чем кому-либо.

Стыд за то, что жил без смысла и гонялся за ложными целями – вот понимание, пришедшее в муках! Понадобилось потерять многое, месяцами бродить по лезвию бритвы, пережить полусмерть-полусон, чтобы разжиться подобным благородным чувством, дарующим молитву. И он молился, пусть бессовестно перевирая забытые слова, но зато от чистого сердца. Просил оставить долги и избавить от лукавого.

Окончив молитву, Герман почувствовал облегчение. Он что есть мочи рванул вниз пропеллер и едва успел отскочить от вращающихся лопастей – мотор допотопного «Ньюпора» чихнул пару раз и заработал, набирая обороты. Каранихи в кабине пилота поднял вверх большой палец, подтверждая, что всё в порядке. Кивнув, Крыжановский поспешил забраться на пассажирское сидение, где уже ждала закутавшаяся в вонючую овчину Ева. Голову девушки защищал шлемофон. Умостившись рядом, Герман и себе надел шлемофон, в наушниках тут же послышался голос пилота: