Война двух королев. Третий Рим - Дмитрий Чайка

на границе с землей Аксум. Там, вдали от столицы, его власть будет мало чем отличаться от царской. И тогда он, может быть, перестанет ненавидеть эту страну. Пожалуй, он даже полюбит ее. А арабы? Арабы не станут резать курицу, несущую золотые яйца. Они деловые люди, знающие толк в хорошей торговле. Они оставят на своих должностях верных людей из местных, как сделали это в Сирии и Персии. Новый господин засыплет их деньгами и будет ждать, когда константинопольский император, царь царей Йездигерд и халиф измочалят друг друга в бесконечной борьбе. В этом случае Египет станет островком спокойствия, пожиная плоды от торговли с Индией. Арабы — это вам не фанатичные халкидониты из Константинополя и не менее фанатичные персы. Они веротерпимы, и с ними можно иметь дело. А хозяину все равно, кому служить, лишь бы это был не владыка севера. У него имелись на это очень веские причины. После поражения князек Самослав уйдет отсюда навсегда, поджав хвост. Он не посмеет связываться сразу с двумя могущественными врагами, иначе потеряет доходы от продажи специй. Ведь и император, и халиф будут считать Египет своим по праву. Хитер новый хозяин!

— Ваша светлость! — Никита вошел в шатер, где шло совещание высших чинов армии. Княжич изрядно возмужал и раздался в плечах. Усталый взгляд человека, повзрослевшего слишком рано, впился в начальника особого отдела.

— Что-то срочное? — спросил Святослав.

— Да, — склонил голову Никита. — Очень срочное и очень важное. И только для ваших ушей.

— Мы продолжим через четверть часа. Страже отойти на десять шагов! — сказал Святослав командирам, и те вышли, стукнув кулаком в грудь. Он повернулся к Никите. — Говори! Нас никто не услышит.

— В Александрии начался бунт, государь, — сказал тот. — Кто-то осквернил церкви, и горожане решили, что в этом виновна ее светлость Елена. Ее называли колдуньей. Толпа взяла штурмом дворец…

— Моя семья? — лицо Святослава окаменело.

— Убиты… Ваш дядя, ваша жена и сын… Все они мертвы, — сказал Никита, глядя ему прямо в глаза. Он наслаждался каждым мгновением этого разговора. — Толпа растерзала их. Их тела бросили в канаву, а головы носили по городу на копьях…

— Понятно, — ответил Святослав, враз постарев на десять лет. — Я вернусь туда и покараю бунтовщиков. Они пожалеют о том, что родились на свет.

— Государь! — негромко обратился к нему Никита. — Передать легату, чтобы сворачивал лагерь? Мы выходим на Александрию?

— Нет! — отрезал Святослав. — Сначала мы разобьем арабов. — Они крутятся вокруг, но не нападают. Мы не можем уйти отсюда, иначе потеряем Бильбаис и Вавилон.

— Но ваша семья… А как же столица? — удивился не на шутку Никита. — Люди молят вас о помощи! Кровь вашего сына ждет отмщения!

— Я отомщу, — спокойно ответил Святослав. — Я принесу такие жертвы старым богам, что сам бог Триглав возрадуется в Нави. А пока я должен исполнять свой долг. Зови командиров и не вздумай сказать об этом еще кому-нибудь.

— Да вот они, уже и сами пришли! — показал рукой Никита в сторону входа, а когда Святослав на миг повернул голову влево, ударил его ножом под правое ребро. Он прятал оружие в рукаве, ожидая удачного момента, чтобы пустить его в ход.

— Тихо! Тихо, малыш! — ласково сказал Никита, быстро зажимая княжичу рот и нежно опуская его на землю. — Не надо шуметь!

Святослав только хрипел негромко, глядя на своего убийцу с изумлением и обидой. Силы покидали его с каждой секундой, и он смежил глаза, в которых потухала искра жизни.

— А ведь ты должен был все бросить и побежать мстить за свою сучку и ее щенка! Ты же совсем еще мальчишка! — задумчиво сказал Никита, вытирая руки о плащ княжича, висевший рядом. — Надо же, удивил! Ты знаешь, стоило гнить в соляной шахте, чтобы увидеть сейчас твою рожу. Я ведь мечтал об этом столько лет. Мне даже снилось, как я пускаю кровь кому-то из твоей проклятой семейки.

Никита с удовлетворением посмотрел на дело рук своих, а потом ногой перевернул тело на спину, по достоинству оценив мертвенно-бледный вид Святослава. Жизнь покидала того вмести с темной, почти черной кровью, которой уже натекло немало. Никита плюнул на тело княжича и буркнул себе под нос:

— Готов! Надо предупредить Амра ибн аль-Аса, что дело сделано. Он же совсем в другом месте его ждет. М-да, а ведь пора уходить! Эта сука вот-вот сюда заявится. Ну, да ладно! Как вышло, так вышло. Армия без князя — это и не армия вовсе, а просто сброд. Получилось всё не очень гладко, но нам и этого пока хватит.

Никита вышел из шатра и неспешным шагом пошел к коновязи. Его никто не посмеет задержать. Все знали, кто он. Никита казался совершенно спокойным.

— Префект велел не беспокоить! — небрежно бросил он страже и взял свежего коня.

В это нелегкое время князь, король или император служили священным знаменем, которое объединяло воинов. Любой новобранец знает, что смерть вождя — это немилость высших сил и верный предвестник поражения. Будет чудом, если разномастное войско просто не разбежится.

Она опоздала на несколько часов…

— Госпожа, вы поедете к мужу на корабле, — твердо сказал Берсень, когда Никита ушел. — Так безопасней.

— Но ты же сказал, что мы поедем с ним! — удивилась она тогда.

— Ну, сказал, — подал плечами Берсень. — Я еще и не то сказать могу. Если кто-то знает, каким путем вы поедете, значит, вас там быть не должно. Это азбука, госпожа. Мы пустим ложный след. Вместо вас поедет мой сын, он еще мал и такого же роста, как вы. Если закутать его поплотнее, никто ничего не поймет. И он не подведет. Он хорошо выучен, госпожа.

— Хорошо, — согласилась она, не видя смысла спорить. — Как скажешь. Когда мы пойдем в порт?

— Сразу же, как только логофет Стефан уведет толпу прочь от дворца. Десятник Шум будет сопровождать вас.

Она опоздала на несколько часов…

— Что теперь делать? — спросила Юлдуз у легионного лекаря, сидевшего у постели ее мужа.

Святослав был бледен, как молоко, а на его животе виднелись две раны, укрытые повязками. Одна, небольшая, в правом боку, а вторая, длинная, — от пупка до грудины. Новомодная марля, смоченная спиртом, закрывала швы из крученой шелковой нити. Княжич едва дышал, напоминая скорее труп, чем пышущего здоровьем парня, каким он был еще вчера.

— Что теперь делать? — повторила она.

— Молиться, госпожа, — хмуро ответил тот. — Может, тогда Бог услышит нас. Мы ведь до этого всего два раза проникающие раны оперировали. Раньше такого и вовсе никто не делал, даже сам Гиппократ. Нам руководитель Лекарского