Красный ветер - Петр Лебеденко

Он налил в бокал красного вина и залпом выпил. Потом прошел в угол комнаты и сел в кресло, закрыв лицо руками.

— Его можно понять, — тихо проговорил капитан Травьесо.

И в это время адъютант, приоткрыв дверь, приглушенным, испуганным шепотом доложил:

— Генерал Франко!

— Черт принес! — бросил Рамон.

Однако спор сразу утих, а Морено даже поспешил убрать бутылку с вином.

Франко пошел не торопясь, поднял руку в знак приветствия и устало опустился в кресло, в котором только что сидел. Морено.

И по характеру, и внешне Рамон и Франсиско Франко даже отдаленно не были похожи друг на друга. «Неистовый» Рамон — высокого роста, крепкого телосложения, широк в плечах, с живыми глазами, в которых без труда можно было прочитать все бушевавшие в нем чувства. Франсиско тучен, низок (его называли «Эль пекеньо» — коротышка), со стороны посмотреть — почти бесстрастен, и только в глазах что-то всегда затаенное, готовое вот-вот прорваться наружу, но почти никогда не прорывающееся: «Эль пекеньо» давно уже научился держать, себя в руках и чувства свои прикрывать улыбкой.

Казалось, улыбка не сходит с его лица ни днем ни ночью… Что скрывалось за этой улыбкой, знал, пожалуй, лишь ее обладатель. У нее были десятки оттенков, и в то же время она почти всегда казалась одинаковой, словно Франсиско Франко, позируя перед объективом фотоаппарата, хотел показать всему миру: смотрите, как я постоянен в своих чувствах, как прямо и открыто я взираю на все проявления жизни.

Однако прямо и открыто на жизнь он не смотрел никогда. То затаенное и загадочное, что скрывалось в его улыбке и в его глазах, можно было назвать двумя словами: властолюбие и коварство. Тщательно завуалированное, спрятанное за внешней открытостью чувств интриганство. В этом «Эль пекеньо» был великим мастером.

В тридцать два года он уже стал генералом — самым молодым генералом Испании. Это звание ему присвоили в то время, когда вождь риффов Абд-эль-Керим стал весьма серьезной угрозой для французских и испанских властей в Марокко. Там же Пако познакомился с испанским диктатором Примо де Ривера и генерал-инспектором французской армии в Марокко маршалом Петэном, который в будущем сыграл в жизни Франко немаловажную роль.

В тысяча девятьсот двадцать седьмом году Абд-эль-Керим был разгромлен, война с риффами прекратилась, и Франко вместе со своей черноволосой красавицей женой Кармен Поло вернулся в Испанию. Молодой галисиец становится частым гостем королевского двора, его принимают с почестями, которым завидуют даже дворяне, с древними фамилиями.

А спустя несколько лет Франсиско Франко — уже начальник штаба республиканской армии. Он окружает себя друзьями-африканцами, у которых на уме только одно: мятеж против Республики. И после того как в феврале тысяча девятьсот тридцать шестого года к власти пришел Народный фронт, заговор готовится усиленными темпами, и главные фигуры в нем — четыре генерала: упрямый и тупой Санхурхо, Годед, Мола и маленький Пако — «Эль пекеньо».

Мятеж должен был возглавить Санхурхо. Однако самолет, в котором он летел из Лиссабона в Испанию, потерпел катастрофу. Даже близкие друзья Франко впоследствии спрашивали друг у друга: «Случайно ли? Не была ли гибель Санхурхо кем-то запланирована?»

А потом вдруг стало известно о неожиданной смерти генерала Годеда в Барселоне, куда он прилетел с Балеарских островов. И опять тот же самый вопрос: «Случайно ли?»

Теперь из четырех генералов, главных заговорщиков, остались двое: Мола и Франсиско Франко. Все ожидали, что своим вождем хунта выберет генерала Молу — именно Мола составлял стратегический план мятежа, именно он был «мозговым центром» всего реакционного движения в Испании. И каково же было удивление и друзей, и недругов Франко, когда они вдруг узнали, что выбор хунты пал на него! Не удивлялся, пожалуй, только сам Мола. И не поразил этот выбор, как впоследствии писал американский журналист и ученый Абель Пленн, ни Пако, ни Серрано Суньера, молодого адвоката, женатого на свояченице Франко, ни Хуана Марча, «пирата Средиземного моря», ни Бенито Муссолини, ни его зятя и министра иностранных дел Италии графа Чиано — все эти люди создали внутри заговора свой особый заговор, преследуя далеко идущую цель: сделать Франко не только вождем мятежа, а впоследствии — и главой государства по типу салазаровской Португалии, но еще более милитаристского и вполне угодного державам фашистской оси.

Таким был генерал Франсиско Франко, на лице которого сейчас словно бы застыла загадочная улыбка, а в глубоко сидящих глазах даже самый тонкий психолог вряд ли мог бы прочесть, о чем в эту минуту думает «Эль пекеньо».

Долгое время никто не произносил ни слова: ждали, что скажет генерал. Может быть, объяснит, каким ветром его занесло на аэродром и что он хочет здесь увидеть?

Наконец Рамон спросил:

— Мы, летчики, плохо разбираемся в стратегии войны — у нас слишком ограниченные цели. А хотелось бы знать, что думает главное командование по поводу, например, того, почему до сих пор по улицам Мадрида ходят не уважаемые люди, а вшивая чернь?

Франко пожал плечами:

— Разве сверху так уж плохо видно?

— Да, плохо, — сдерживая нахлынувшую на него ярость, ответил Рамон. И повторил: — Да, плохо. Мы видим дым, взлетающую к небу землю от сброшенных нами бомб, но никак не можем различить колонны наступающих солдат. Я говорю о наших солдатах. Создается впечатление, будто Мадрид заговорен…

Словно и не слыша своего брата, Франко, взглянув на Морено, спросил:

— Если мне не изменяет память, ваша фамилия Прадос? Я не ошибаюсь?

— Нет, мой генерал, вы не ошибаетесь, — с готовностью ответил Морено. И добавил: — Морено Прадос.

— Да-да, я так и думал: Морено Прадос. Потому что есть еще Эмилио Прадос. Тоже летчик. Великолепный, говорят, летчик…

Морено передернуло, но он промолчал. А Франко, устало откинувшись на спинку кресла, продолжал, почти нежно улыбаясь:

— Мне рассказывали, будто вы, Морено, охотитесь за ним, задавшись целью встретиться в воздухе с глазу на глаз. Это правда?

— Да, мой генерал.

— И вам ни разу не представилась такая возможность?

— Я встречался с ним с глазу на глаз только час назад.

— Вот как? И что же?

— Эмилио Прадос благополучно вернулся на свою базу. — Это сказал Рамон. Сказал как будто даже весело, точно радуясь тому, что Эмилио Прадос остался цел и невредим. — Но наш друг Морено дал клятву…

— Рамон Франко… — перебил его Морено. — Рамон Франко, прославленный летчик Испании, также дал клятву, что уничтожит некоего родовитого дворянина, чей дед в прошлом веке был вице-королем Аргентины. Еще в начале войны Рамон торжественно объявил: «Я найду этого предателя или в воздухе, или на земле, или под землей — он от меня не уйдет…» Однако…

— Однако Игнасио Сиснерос по-прежнему командует красной авиацией, командует вполне успешно, хотя у него самолетов в десять раз меньше, чем у нас. — Франко опять улыбнулся, но Рамон успел увидеть в его глазах гневный огонек.

— Кое-кто торжественно объявлял, что седьмого ноября тысяча девятьсот тридцать шестого от рождества Христова года наши доблестные воины парадом пройдут по улицам священной столицы Испании. — Рамон метнул взгляд на брата и коротко докончил: — Однако…

Можно было ожидать, что «Эль пекеньо» вот-вот взорвется — он не терпел насмешек, даже если они исходили от самых близких людей.

Он порывисто поднялся, прошелся по комнате и остановился у окна, заложив правую руку за борт пиджака. «Бонапарт! — усмехнулся про себя Морено! — Недурно было бы, если бы он сейчас как следует отчитал своего братца… А гроза, кажется, подошла вплотную…»

Наступившая тишина, кажется, физически придавила каждого, кто здесь находился. И даже «неистовый» Рамон изрядно струсил и подумал, что вряд ли стоило задевать больные струны до крайности самолюбивого диктатора. Но вот на лице «Эль пекеньо» мелькнула его загадочная улыбка, и он совершенно спокойно, по-отечески мягко и рассудительно сказал:

— Мои враги на каждом перекрестке трезвонят, будто я не жалею своих солдат. И посылаю их на смерть даже тогда, когда в этом нет никакой необходимости. Какая чушь! Если бы это было так, Мадрид давно принадлежал бы мне. Я бросил бы в эту мясорубку всю свою армию, и дело было бы сделано в два-три дня. Но мне не нужна пиррова победа… Мадрид, Мадрид… Что такое Мадрид в сравнении с жизнью пусть даже лишь одной тысячи солдат?!

И опять Морено про себя усмехнулся: «Вот поистине великий мастер лицемерия! Лжет не только другим, но и самому себе, и, пожалуй, сам начинает верить своей лжи…»

А «Эль пекеньо» теперь уже громче продолжал:

— Я возьму Мадрид малой кровью. Малой! — подчеркнул он. — В этом будет заключаться главная моя стратегия… Дай мне карту, Рамон… Смотрите, господа авиаторы, и потом не сетуйте, будто у вас ограниченные цели. Мы прорвем фронт к югу от Посуэло, вот здесь, в районе от Аларкона до Вальде-морильо, вблизи склонов Сьерра-де-Гвадаррамы. Мы захватим Боадильо дель Монте и выйдем на шоссе Мадрид — Эскориал. Вы понимаете грандиозность этого замысла? Выходя на шоссе Мадрид — Эскориал, мы тем самым перерезаем связь между мадридским и гвадаррамским фронтами. Рассекаем их надвое мечом возмездия! Да, мечом возмездия! Потом мы обогнем мадридские укрепления, ворвемся в столицу с северо-запада и…