Солдаты России - Родион Малиновский

Как и в других портах, к пароходу причалили со всех сторон баржи и стали загружать его всем необходимым. Работали главным образом стройные, высокие и красивые сомалийцы, их чернота немного отдавала цветом кофе: они так же, как и грузчики Сингапура и Гонконга, за бесценок грузили уголь, и угольная пыль стекала с них вместе с потом.

Заправившись всем необходимым, пароход двинулся дальше через Баб-эль Мандебский пролив по Красному морю, которое, видимо, и называется так потому, что его волны действительно отливают красным цветом. Море встретило «Гималаи» бурной волной, и старику пароходу здорово доставалось. Он со скрипом ворочался с борта на борт. Правда, морской болезнью солдаты страдали немного меньше, но все же их основательно мучила качка. Море узкое, и сманеврировать кораблю на выгодный курс было нельзя, он держал направление прямо на Суэц.

Небольшая остановка в Суэце. Приняли на борт лоцмана, он повел пароход по каналу, который пересекает Суэцкий перешеек, связывающий Африку с Азией. Солдаты сразу приметили особенность канала: он не имел шлюзов и к тому же включал в себя ряд естественных озер. Управление каналом, судя по всему, было довольно мудреным. И всюду по берегам — люди в белых пробковых шлемах. Это англичане. «Князь Гагарин» снова блеснул своей осведомленностью в географии. Он сообщил, что главное достоинство канала в том, что он пропускает корабли с осадкой до десяти метров; не будь его, пришлось бы обходить с юга всю Африку.

Вошли в большое соленое озеро. Пароход стал рядом с огромным новым лайнером «Лютеция», перекрашенным в защитный серый цвет и превращенным во вспомогательный крейсер французского флота. Началась перегрузка на «Лютецию».

На «Лютеции», имевшей много кают, был довольно большой военный экипаж. Русские солдаты быстро сдружились с французскими матросами и, пуская в ход жестикуляцию и самые, как им казалось, доходчивые и понятные слова, кое-как объяснялись с ними. Частенько можно было увидеть, как французские матросы угощали русских солдат красным вином.

Стояли на якоре около десяти суток, чего-то выжидая. За это время солдаты подробно обследовали корабль.

— Кают-то сколько, батюшки мои! — удивлялись они.

— Не меньше тыщи будет.

— Тыща не тыща, а все же тьма!

— А ты молчи. «Не ты-ща»! Потом будем говорить: вон, мол, на каком корабле плавали!

Впрочем, корабль действительно был великолепен. Правда, его палубы и обширные залы сейчас были застланы толстым матросским сукном и наглухо затянуты брезентом. Даже колонны и стены были задрапированы брезентом или суровой парусиной. Но солдаты все же доковырялись «до истины» и обнаружили, что пол покрыт ореховым паркетом, колонны мраморные, а стены лакированные.

Так комфортабельный лайнер, построенный незадолго перед войной и предназначавшийся для плавания на линии Брест — Нью-Йорк, превратился в военный транспорт. На нем установили несколько пушек разного калибра и глубинные бомбы против подводных лодок. Корабль обладал к тому же приличной скоростью — около тридцати узлов, — это примерно пятьдесят пять километров в час.

Солдаты разместились вповалку на полу, по всем залам и палубам. Солдат было много, и их нужно было кормить. Командование «Лютеции», прослышав, очевидно, о неприхотливости русского солдата, решило сбыть залежалые продукты. И вот пошли в пищу испорченные рис и горох. Подали суп, в котором плавали черви. Солдаты загудели, да еще французские матросы поддержали их. Поднялся бунт. От пищи отказались. Офицеры бегали и уговаривали солдат. Но это не помогло, и обед был выброшен за борт. Ушло двое суток, чтобы утихомирить солдат. Пришлось срочно подать на «Лютецию» доброкачественные продукты. Выделенные от солдат представители обследовали их, и только после этого они пошли в котел.

Наконец в один из вечеров «Лютеция» подняла пары и снялась с якорей. Это было величественное зрелище, когда лайнер проходил по узкому каналу, катя перед собой большой вал воды и высоко возвышаясь над берегами. По палубам корабля перекатывался раскаленный в египетской пустыне воздух и, словно банным сухим паром, обдавал русских солдат. Все истекали потом, хорошо, что «Лютеция» быстро прошла канал и вошла в Порт-Саид.

Высадив лоцмана, «Лютеция» ночью взяла курс в Средиземное море. Было свежо. Ветер усиливался с каждым часом. Громадный корпус «Лютеции», стремительно разрезая волны, глубоко зарывался своим высоким носом в бушующую воду. Корабль шел полным ходом. Солдаты понимали, что в шторм меньше вероятности попасть под атаку подводной лодки, и поэтому не роптали.

Бушует море... Конвойные миноносцы, идущие параллельным курсом, совсем пропадают в волнах, а потом выскакивают на высокие гребни. Глядя на патрульные корабли, можно оценить силу шторма. Вот один из миноносцев приближается к «Лютеции». Рядом с ней он кажется совсем маленьким. Капитанский мостик весь в брызгах и пене, с него офицер что-то кричит в рупор по-английски, переговариваясь с капитаном «Лютеции», а затем миноносец сворачивает и уходит в сторону, оставляя за кормой белую пенящуюся полосу.

Грозное, грозное Средиземное море...

Русские солдаты, хоть и втянулись в морской поход, сбились в плотные кучки и, прижавшись друг к другу, молча наблюдали за тем, как борется «Лютеция» со штормующим морем. Конечно, не обошлось без «морской болезни». Ванюша, Прохор Лапшин и другие пулеметчики сидели тесным кружком на полу концертного зала на носу корабля, где особенно явственно чувствовалось, как пароход поднимается вверх, а потом зарывается в волну. Никто из пулеметчиков не ходил за пищей, хотя аккуратно раздавались звонки, извещавшие о завтраках и обедах. Изредка проходили французские матросы. Их, конечно, тоже укачивало, но они скалили зубы и покрикивали:

— Коман са ва?

— Ничего себе са ва, — отвечали русские солдаты с невеселым смехом.

У орудий дежурили расчеты. Их обдавало брызгами, а иногда и целыми потоками воды, но они продолжали стоять по своим местам в брезентовых куртках с капюшонами, с которых все время стекали водяные струйки. Отстояв положенное время, французские матросы сменялись и направлялись в кубрики просушиться и отдохнуть. Вот тогда-то они и проходили мимо русских солдат. Обе «стороны» подбадривали друг друга, обмениваясь остротами.

К утру четвертых суток море утихомирилось. Впереди показался какой-то большой город. Было это 20 апреля 1916 года.

— Марсель! — закричали французские матросы.

Ясное солнце озаряло голубую воду и корабль. Последовало приказание: надеть выходное обмундирование и прифрантиться, уложить вещевые мешки и приготовиться к получению оружия. Все зашевелились. Фельдфебель «шашнадцатый неполный» проверял готовность команды. На носовой палубе, поблескивая начищенными трубами, построился оркестр полка.