От Симона Боливара до Эрнесто Че Гевары. Заметки о Латиноамериканской революции - Михаил Колесов

Первая ошибка, по мнению Дебре, относится к определению характера революции. Главная «дефиниция» революции зависит от ответа на вопросы о том, каковы «друзья народа», каковы его враги, наконец, что есть народ, из каких социальных классов он состоит. Определение характера революции предполагает определение характера общественно–экономической формации, установление главного противоречия относительно вторичных противоречий. Это позволит определить этап революционного процесса, а также и объективно востребованные данным этапом социальные союзы. Смена главного противоречия определяет развитие этапов.

Но такой дискуссии никогда не было в Венесуэле.

Между тем, практически существовало три концепции революции.

Первая концепция трактовала революцию как национальную, антиимпериалистическую. Вторая — традиционная, принадлежавшая старому руководству КПВ, — как аграрную и антиимпериалистическую. Третья, — близкая новому поколению КПВ, — утверждала, что не может быть антиимпериалистической революции, которая не была бы в то же время антикапиталистической и социалистической и не была бы направляема с самого начала рабочим классом и его идеологией.

На самом деле эти три концепции представляли три фазы революционной борьбы.

«Но одно дело уметь теоретически определить движущие силы революции, а другое — узнать, каковы они были в прошедшем десятилетии, силы реальнодвижущие, которые эта революция придала действенным образом».

Дебре приводит три доказательства.

Первое: Углубляющийся характер революции приводит к постепенному сужению её «жизненного пространства» в обществе. «Социальная база революции редуцируется по мере того, как она переходит от первого тезиса ко второму и от второго к третьему».

Второе: Потеря в качестве, в результате расширения союзов, по мере того как национальное народное восстание трансформируется в вооруженную социалистическую революцию, не компенсируется завоеванием качества путем «рекрутирования» в городах или среди аграрного полупролетариата и бедного крестьянства в «сельские» партизанские отряды. «Продвижение мелкой и средней буржуазии к революции не сопровождается приближением революции к пролетарским и плебейским (маргиналы «кварталов», безработные, люмпены) движущим силам. Пролетаризация была только на бумаге, но она, вещь даже парадоксальная, соответствовала усиленному возвращению полуорганизованного пролетариата подпольных вооруженных акций».

Третье: Члены ВСНО (Вооруженные силы Национального освобождения) стали жертвами целей «социалистического интернационализма» или «диктатуры пролетариата» на первом этапе (1963 год) и не смогли перестроиться на другие формы борьбы на втором (1964–1966 годы). Поэтому они исчезли, истощившись, и на третьем этапе (к 1968 году) их уже не было. Они рассеялись по коридорам университета Каракаса или по подпольным квартирам для продолжения идеологической и литературной борьбы во имя социалистической и пролетарской революции. Их образ жизни и происхождение входили в противоречие с их пропагандистской деятельностью, но они находили в ней «психологический комфорт», «социальную правду» и свою «сферу общения».

«Для того чтобы революционный процесс завершился реально, а не формально, социально, а не теоретически, на своём последнем этапе определения как социалистической и пролетарской революции, важно, чтобы этот процесс имел физическое время для того, чтобы пройти предыдущие этапы, использовал свои внутренние противоречия, для того, чтобы он смог диалектически породить, сам по себе, и, не считаясь ни с чем, кроме собственных сил, свою собственную избыточность. Более того, для того, чтобы этап кульминации был естественным результатом внутреннего перероста, необходимо, чтобы фаза роста этого процесса могла развиваться нормально».

Венесуэльская революция должна была быть националистической и демократической, но не смогла стать ею, так как была вовлечена во «вращающее и вихревое движение», которое навязало всем политическим силам континента «историческую неизбежность [центрифугу]» быть похожей на кубинскую революцию.

Обострение классовых противоречий стало таковым, что «демобуржуазная» национальная революция не могла реализоваться как национальная, не став интернациональной, и как «демобуржуазная», не став социалистической. «Невозможно порвать с иностранным монополистическим капитализмом для обеспечения национальной независимости без того, чтобы не порвать в короткий срок с национальным капитализмом потому, что это есть обрезание пуповины, которая соединяет второй с первым как источник жизни».

Шестидесятые годы были на всем континенте годами «глубокого разрыва социальной и политической ткани». «Это были годы расколов, фракционных разрывов; но также, по той же причине, годы укрепления и изменения позиций, как если бы все формы общественного сознания и классовой позиции во взаимосвязи друг с другом были вброшены в действие какого–то химического проявителя… Этим неумолимым проявителем была кубинская социалистическая революция, которая перевернула весь тот спящий и упорядоченный мир».

Дебре утверждает, что кубинская революция принесла с собой «послание антиимпериалистического единства», которое явилось «душой» Второй Гаванской Декларации. Но это послание стало поводом разделения, «насильственного отделения доброкачественного революционного зерна от реформистского сора».

Таково следствие любой политической революции на её периферии в любую эпоху, считает он. Таково было следствие русской большевистской революции в Европе, во всем мировом рабочем движении, во II Интернационале и социал–демократии 20‑х годов.

В революционном движении есть противоречивая двойственность. Революция консолидирует, но она же и ослабляет. Перегруппируя одних, она отталкивает других. Диалектика здесь в том, что одно является условием другого. Но, тем не менее, это — одно «двойное» движение, два его «аспекта», а не два различных движения. Таковы последствия национальной революции, выходящей за свои национальные границы.

«Отправляясь от своего эпицентра, некая сейсмическая волна, вызванная в международной сфере некоей радикальной национальной революцией, возбуждает в исторически более предрасположенных и чувствительных недавно сформировавшихся странах серию складываний и разломов, обвалов и трещин».

Поляризация сил, которую провоцирует вокруг себя радикальная революция, есть политическая и идеологическая поляризация, не обязательно сопровождаемая похожей или параллельной поляризацией социальных сил, особенно говоря о крестьянских массах. «Политизированные» и «идеологизированные» слои поляризуются быстрее, чем глубокие, политически более отсталые слои, намного менее чувствительные к идеологическим давлениям и к отзвукам внешних событий.

Этим Дебре объясняет, почему в Венесуэле буржуазия, ставшая на сторону революции, после кубинской революции сразу же перешла на сторону империалистической и олигархической реакции. Революция перешла к студенческой молодежи и к городской мелкой буржуазии, и в определенный критический момент захватила маргинальные слои городских окраин, но не смогла установить связи ни с крестьянством, ни с организованным рабочим классом. Таковы последствия «послекубинской диалектики». Куба заставила резко перейти латиноамериканскую классовую борьбу на высокий уровень, к которому эксплуатируемые классы и их авангарды не были готовы. «Те венесуэльцы, кто испытал на себе это, заплатили за это дорого».

Второй ошибкой Дебре считает то, что, несмотря на то, что эта «двусмысленность» классового характера революции обнаруживается лишь позже, «двусмысленность» того, что нужно понимать под «вооруженной борьбой» или «революционной войной», проявляется значительно раньше.

Обе ошибки были связаны между собой.

IV Пленум ЦК КПВ в декабре 1962 года принял решение о линии «вооруженного пути», но все руководители (и противники этого пути) остались на своих постах. Это было тревожным явлением, которое отразилось и на участниках «революционной войны». В результате «вооруженная борьба» имела три разных значения:

1) Речь шла о «конспиративной» работе внутри армии, о подготовке «прогрессивных» и «националистических» армейских офицеров к «военному перевороту». Эта тенденция называлась «путчистской».

2) Для других это была идея о необходимости социальной базы революции в городах, о создании ТБС («Тактических боевых союзов»). Эта тенденция получила название «городского террора».

3) Для меньшинства руководителей речь шла о превращении партизанских фронтов в горах в ось стратегического наращивания революционных сил. Эта тенденция называлась «партизанской» или «фокистской».