Ярослава и Грач - Алёна Дмитриевна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как же так случилось, что они не справились?
Много лет назад в почти пустой квартире Гриша сказал ей, что никогда не простит себе, если причинит ей боль. Тогда Яре казалось, что это полная чушь. Разве он способен ее обидеть?
А она? Клялась себе, что будет беречь его, заботиться о нем, не предаст его… Почему она считала, что это так просто, если любишь?
Как легко тогда было говорить все эти красивые слова и давать пафосные обещания. Как легко в них верить. Не только словам другого, но и своим собственным.
Она, наверное, тоже была в чем-то виновата. В Тридевятом отец дал ей три совета. Стань самостоятельной. Научи мужа тому, что ты от него хочешь. Заставь почувствовать, что ты ускользаешь. Она услышала только первый и последний. Судя по всему нужно было прислушаться ко второму. Она тащила его туда, где было интересно ей, и ни разу не попыталась оттолкнуться от его интересов. А ведь наверняка можно было что-то придумать.
А теперь поздно.
— Гриш, я тут подумала, — сказала Яра, когда в очередной раз одевала Майю на прогулку с папой. — Как только я выйду на работу, будем решать вопрос с квартирой. Я посмотрела цены. Если ты будешь не против, то две небольшие однушки где-нибудь на окраине можно будет потянуть, если взять небольшую ипотеку…
— Я перепишу на тебя эту квартиру, — ответил Григорий. — Пойдём, Майюш.
Они ушли, а Яра подошла к окну. Гриша ходил за Майей по детской площадке, помогал взбираться на горку, качал на качелях.
Ей хотелось к ним. Она думала, останется одна, и сразу все изменится. Забудет. Почувствует собственную самостоятельность, станет легче. Поймет, что он ей давно не нужен, что его она тоже переросла, как свои украшения. Черта с два. Нет, она ощутила себя и взрослой, и самостоятельной. Выяснила, что все может сама. И коммуналку оплатить, и с ребёнком везде сходить, и сифон прочистить. Только вот так хотелось налить вечером чаю, принести ему, сесть рядом и просто поболтать. Рассказать про свои успехи. Сказать, смотри, я справилась. И услышать от него: кто бы сомневался. И снова оказаться в кольце его рук.
Он все еще был для нее важен.
Боги, кого она пыталась обмануть? Она все еще любила его. Иначе бы не пересматривала по ночам в тысячный раз их совместные фотографии. И сердце бы не рвалось из груди и не замирало от нежности, когда она видела его с Майей.
Но она не была готова простить и пустить назад.
— Можно воды? — попросил Гриша, когда вернул их дочь домой.
Яра кивнула и принесла ему полный стакан. Он осушил его до дна. Взглянул на неё прямо чуть ли не впервые за все это время. И столько было в этом взгляде…
— Яра, — позвал он. — Ты пойдешь со мной на свидание?
Пена дней. Пузырь девятый.
Он прожил много лет, он прожил много зим.
Тянулись серые дни, и никого рядом с ним.
Он просто пил, ел, спал. Тянулись серые дни.
Тянулись серые дни, они и только они.
Небо, улицы, люди — все в серой золе.
Одиночество стынет на пыльном столе.
Он петляет петлей от окна до окна,
Из которых уже не видна, не видна Она —
Любовь!
«Любовь» — ДДТ
Рано утром в субботу на кладбище было людно. Родственники и друзья, желающие почтить память своих мертвых или заставить на время замолчать свою совесть, навещали могилы. Те, кто приехал сюда один, действовали неторопливо и методично. Прибывшие коллективно вели себя шумно и деятельно. От таких слышались громкие команды: что и как убирать, куда класть конфеты, куда ставить цветы. Цветы… Люди несли своим покойникам ненужные им цветы. Григорий думал об этом иногда. А если бы его мать умерла раньше отца, он бы тоже носил ей цветы на могилу? На его памяти он не подарил ей ни одного букета, а мама цветы любила и всегда очень радовалась, когда получала их нынче от своих сыновей.
Могила отца была ухоженной, но пустой. Рядом с надгробием стоял небольшой, давно полинявший на солнце искусственный букетик. Грач понятия не имел, кто приезжал сюда помимо него. Он открыл калитку, зашел в оградку, осмотрелся, выдернул несколько травинок и сорняков, проросших между плит. Достал из кармана конфету, положил ее на постамент. Смахнул с лавки пыль и сел.
— Привет, пап, — сказал он.
Могила ответила тишиной. Лишь прошелестели на ветру листья растущей над ней березы. Сорок лет назад Григорий пробовал посадить здесь дуб, но тот так и не прижился. Сейчас это казалось ему символичным. Но тогда он очень переживал и заменил его на другое дерево. А дуб увез в лес. Иногда ему становилось интересно, что с ним там случилось. Окреп? Или окончательно засох?
Шелест листьев был приятен слуху, но не способен заглушить до сих пор звенящие в ушах слова Яры.
