Двери в полночь - Дина Оттом

У него был низкий бархатистый голос, в который хотелось зарыться лицом, как в любимый шарф, и густые черные ресницы, длинные настолько, что путались на кончиках.

Я улыбнулась и с удовольствием пожала протянутую руку. Она была неожиданно горячей, я невольно дернула бровями. Сатурн рассмеялся:

— Да, у нас температура тела выше, чем ваше тридцать шесть и шесть! Около сорока двух градусов. Вы-то вот еще что, а уж когда вдруг с вампиром столкнешься — они чуть не шипят!

Мы дружно прыснули: вампиров не любил никто, и доставить им неудобство считалось большой удачей.

— Ну, — фавн облокотился о наш столик и принял шутливую позу дамского угодника, — как леди наш мир необычного?

— Если честно, впечатляет, — я с силой потерла лоб.

— Еще бы.

— Да нет, — я пощелкала пальцами, пытаясь подобрать слова, — это как учиться в мединституте и читать учебники. А потом выехать на передовую и наткнуться там на лужи крови и развороченные трупы. Все иначе, хотя вроде бы и то же самое.

Сатурн выгнул густую бровь:

— Однако и аналогии у леди!

— Леди — суровая машина смерти, — встал на мою защиту Дэвид.

Ну да, при моем росте и с моей изменившейся конституцией я больше всего походила на «суровую машину смерти»! Так, дохлый «запорожец».

— А, — понимающе протянул Сатурн, — оборотень, значит…

Я кивнула:

— Да, летучая мышь.

Брови фавна поползли вверх:

— Ничего себе! У нас тут все больше волки да медведи. Ну пара тигров. Ну, — он шутливо козырнул, — Оскар Батькович своей эбонитовой персоной. Но чтобы летучая мышь…

Я смущенно улыбнулась — моей заслуги в этом не было фактически никакой, но все равно было приятно.

— А что это мы тут стоим как неродные? — спохватился фавн. — Что пить будете, гости дорогие?

— Я на дежурстве, — мотнул головой Дэвид, — так что мне кофе покрепче. А животному вообще пить не положено, так что…

— Наслышан, — важно покивал Сатурн. — Тоже кофе?

Я с благодарностью кивнула. Руки и нос у меня уже согрелись, но холод, казалось, засел где-то глубоко внутри, и чашка горячего кофе была бы в самый раз.

— Я мигом!

И фавн исчез в толпе.

Я расстегнула куртку — в баре было неожиданно тепло. Нашла сигареты и жадно затянулась, исподтишка наблюдая за публикой, частично укрытой от меня густым слоем сизого табачного дыма.

«Око…» больше всего напоминало какой-нибудь готический бар. Грохочущая тяжелая музыка, преобладающие черные тона в отделке помещения, более чем странные типы тут и там. Да, разница была лишь в том, что ЗДЕСЬ находились те, кем люд из бара мог только КАЗАТЬСЯ. Вампиры и пара оборотней уже не интересовали меня, я старалась разглядеть что-то новое. Внимание привлекла высокая, затянутая в кожу девушка с копной длинных, мягко вьющихся волос. Они были настолько черные, что казались провалом в окружающем мире. Матово-белая кожа почти светилась, огромные зеленые глаза смотрели печально и немного устало.

Я толкнула Дэвида локтем:

— Кто это?

— А… — он вздохнул. — Это суккуб.

— Еще один?! — Я мгновенно вспомнила Айджес с ее безупречной, но совершенно иной красотой.

— Почему бы нет? — Дэвид неотрывно следил за девушкой. — Ее зовут Сатрекс, и, говорят, она сестра Айджес.

Я чуть сигарету не выронила из пальцев.

— Сестра?!

— А что ты так удивляешься? — Мы невольно вместе проследили, как суккуб встала со своего места — небольшого диванчика, на котором сидела с ногами, — и прошла куда-то в глубь дыма, где, видимо, располагалась барная стойка.

Двигалась она совершенно удивительно — не так быстро, как вампиры, когда просто не успеваешь уследить за ними; не так, как оборотни — легко и будто танцуя. Она почти парила над полом, каждое движение было плавно и легко, наводя на мысль о потоках воды, мягко струящихся по шелку.

— Черна?

— А? — Я оглянулась, думая, что это Сатурн вернулся с моим кофе.

Передо мной стоял незнакомый невысокий парень с коротко остриженными и поставленными ежиком волосами. Его желтоватая кожа обтягивала череп так плотно, что я почти видела, как скулы переходят в зубы. Это был оборотень, и я бы сказала, что его просто трясло, как наркомана без дозы.

— Мы знакомы? — не поняла я.

Он двинулся так быстро, что я не успела даже толком осознать его движение. Просто на мгновение воздух между нами стал смазанным, а потом я увидела, что из меня торчит рукоятка ножа. Она ушла мне ровно под грудь, кажется зацепив ребра и что-то еще. Я моргнула, пытаясь зацепить Дэвида начинающей неметь рукой, но его не было рядом. Уши стремительно закладывало, рубашка намокала на глазах, становясь почти невыносимо теплой и липкой. Кто-то что-то кричал, я уже не могла разобрать — в ушах стоял неимоверный звон, пол и потолок куда-то улетели, перед глазами забегали черные мошки, дышать стало трудно — и перед тем, как чернота придавила меня, унося из бара, резкая боль вдруг взорвала мир вокруг. Я вскрикнула — и все исчезло.

Можно тренироваться очень долго. День и ночь, ночь и день — сутки напролет, месяцы, годы. Но какой бы удивительной реакцией ты ни обладал, какую бы груду кирпичей ни прошибал ребром ладони, ты не сможешь уйти от удара ножом в сердце с расстояния в двадцать сантиметров. Нож всажен в тебя по самую рукоять, и в этот момент ты думаешь только о том, что человек не смог бы этого сделать. У него бы не хватило сил. А вот у нелюдя — легко.

Может быть, только покидая мир, начинаешь понимать, насколько он на самом деле мал, и как просто добраться до всего интересного. И насколько ему наплевать, есть ты или нет.

25

Скрип двери.

Тихие шаги.

Попискивание приборов, жесткие крахмальные простыни и приглушенный свет. Щелкает выключатель — и он пропадает вовсе, только из окна едва пробивается серая хмарь, сквозь жалюзи рисующая рваные полосы на стене.

Веер темных волос, раскинувшийся по подушке. Белая как мел кожа. Заострившиеся черты лица. Плотно закрытые веки. Капельки пота над верхней губой. Сведенные, сжавшиеся в кулаки пальцы.

Белая простыня охватывает контуры тела, как будто обводя, и видно, какой хрупкой стала ее фигура. Она лежит на боку, и даже в этой недвижной позе проступают напряжение и боль. А слева, чуть ниже груди, виднеется сквозь простыню багровое пятно.

— Почему кровь?

— Регенерация. Тело пытается создать новые клетки. Сил не хватает, но кровь вырабатывается. Ты же знаешь.

Тишина. Где-то за окном просыпается город. Скользят по мокрым дорогам машины. Бегут на работу первые прохожие, подняв воротники. Где-то там Город живет своей жизнью. А здесь — жизнь заканчивается.